Четыре детектива из управления, брошенные на его поиск, строчили у Лоу свои рапорты; пока только гипотезы, но все надеялись, что рано или поздно всплывут доказательства: досье психиатра кончались записями от лета 49-го, хотя люди из мозгового треста УАЕС по-прежнему посещали Лезника. Что-то здесь было не так.
Базз запарковался на лужайке, уже забитой машинами. Услышав голоса, доносящиеся со двора, он обошел дом и увидел на веранде Эллиса с гостями. В ведерках со льдом охлаждалось шампанское. Лоу, Герман Герштейн, Эд Саттерли и Микки Коэн беседовали, держа в руках бокалы. Двое телохранителей Коэна стояли спиной к Баззу; его никто не заметил. Он нырнул за обвитую плющом решетку и затаился.
Герштейн в восторге: вина за вчерашнее столкновение возложена на УАЕС. Тимстеры передали свою киноверсию побоища в «Мувитон ныос», которая размножает ее под названием «Красные дикари сотрясают Голливуд» и передает в прокат по всей стране. У Эллиса Лоу тоже хорошие новости: городской совет назначил отличных членов большого жюри. Его дом заполнен вескими уликами, так что обвинительный акт обеспечен. Саттерли толкует о прекрасном политическом климате, что большое жюри — это отрада сердца, предопределенная Господом именно в это время и в этом месте, удача, какая бывает раз в жизни. Казалось, вот-вот этот дегенерат предложит всем упасть на колени и молиться. Но тут Микки его бесцеремонно перебивает вопросом, где этот следователь по особым поручениям Тернер Базз Микс?
Базз повернул обратно и вошел в дом. Машинистки стучат на машинках, клерки оформляют папки с делами; бумаг в гостиной столько, что хватило бы на серпантины и конфетти для тысячи праздничных церемоний. Он направился к щиту с рапортами и увидел, что вся стена на его месте завешана фотографиями.
На полях фотокарточек стоят штампы следственных федеральных служб, и подавляющее большинство помечены сокращением КЗСЛ — Комитет защиты Сонной Лагуны. Это, видимо, были те фотографии, которые Эд Саттерли перекупил у соперничающей шпионской группы. Базз присмотрелся и увидел, что сокращением КЗСЛ были помечены все без исключения карточки, причем внизу стояли даты — 1943 и 1944 год. Снимки были расположены в хронологическом порядке; в дальнейшем на них будут выискивать лица известных комми и обводить их кружками. «Наверное, среди них есть и Коул-мен», — подумал Базз и стал искать человека с повязкой на лице.
В большинстве это были групповые снимки, некоторые — увеличенные фрагменты групповых, на которых лица видны отчетливее. Качество фотографий было отличное: федералы знают свое дело туго. На ранних снимках лица были расплывчатые, белые, групповые снимки весны 43-го; Базз продвигался вдоль стены, надеясь найти Коулмена — но только без бинтов и повязок. Бинты стали мелькать с лета 43-го; вот — мелко — Клэр де Хейвен и Рейнольде Лофтис. И вдруг — ба-бах! — вылитый Рейнольде Лоф-тис: тот же миловидный пед, только моложавее и с густой шевелюрой.
Базз вернулся к дате 17.08.43. Сличил внешность, облик и одежду Лофтиса и человека в бинтах. Волосы старшего Лофтиса заметно реже, у более моложавого Лофтиса — куда более густые. На трех групповых снимках человек в бинтах одет в полосатую рубашку с короткими рукавами; на портрете моложавый Лофтис в той же рубашке. Хуан Дуарте говорил Малу, что «маленький брат» Рейнольдса Лофтиса был очень на него похож, но этот человек был истинным Рейнольдсом во всех отношениях, кроме волос. Он был вылитый отец, его зеркальное отражение, только на двадцать лет моложе.
Базз задумался над различием выражений «очень похож» и «похожи как близнецы». Делорес Масски говорила об их схожести. Базз схватил со стола машинистки увеличительное стекло и стал разглядывать поочередно все карточки с Коулменом. Посмотрел три и подошел к четвертой, где мальчик стоял между мужчиной и женщиной, наставил на него лупу и стал внимательно разглядывать: никаких шрамов, никаких рубцов на гладкой коже, никаких неровностей, какая бывает при пересадке кожи. Прошелся по двум снимкам в нижнем ряду. 10 ноября 1943-го. Мальчик стоит боком, повернувшись к Клэр де Хейвен, без рубашки. На правой руке видны глубокие шрамы, они идут друг за другом ровными прямоугольниками. Такие он видел на руке одного актера РКО, перенесшего пластическую операцию на лице после автомобильной катастрофы. Он с гордостью показывал шрамы на руках и говорил, что такую пересадку кожи умеет делать только доктор Терри Лаке: кожа отсюда лучше всего подходит для пересадки на лицо. Актер ассказывал ему, что Терри сделал его внешность в точности такой же, какой она была до аварии. Когда он посмотрел на себя в зеркале, не мог найти никаких отличий.
Терри Лаке трижды лечил в своей клинике Клэр де Хейвен от наркотической зависимости.
Его рабочие забивали цыплят палками зутеров.
Терри Лаке говорил, что Лофтис добывал у него героин для Клэр, а Мартин Гойнз был убит передозировкой героина. Терри Лаке использовал морфий для лечения своих своих пациентов.
Базз стал дальше водить лупой по стене. Нашел фото Коулмена без рубашки, спиной к объективу; на спине — все те же прямоугольные шрамы, заставившие Базза вспомнить про раны от палки зутера. Нашел снимки, где парень ластится к де Хейвен. Бесспорное свидетельство: Коулмен подвергался пластической операции, чтобы еще больше походить на отца. Его вполне можно было принять за Лофтиса на фотографии в альбоме Делорес. Его «особой защитой» от Дадли стало то, что он маскировался под Лофтиса.
Базз снял со стены карточку, на которой Коулмен был виден лучше всего, и положил ее в карман. Нашел стол с рапортами агентов управления прокурора. Пролистал последние сообщения: все, чего добилась четверка, — это допрос досрочно-условно освобожденной из заключения дочери доктора, которая сообщила, что ее больной раком легких старик едва не отдал богу душу и собирается лечь в санаторий для послеоперационной реабилитации. Базз собирался положить в карман листок с адресом этого лечебного заведения, как услышал «предатель!» и увидел в двух шагах от себя Микки и Германа Герштейна.
Коэн мог пристрелить его на месте, но мешали полдюжины свидетелей.
— Полагаю, что моей работенке за тысячу в месяц капут? Так, Мик? — спросил База.
У Коэна на лице были написаны ярость и обида:
— Гойский предатель! Говно! Хуесос! Коммунист! Сколько я тебе платил? Сколько же денег я тебе на-передавал, чтобы ты вот так со мной поступил??!!
— Порядочно, Мик.
— Это не ответ, придурок! Ты должен молить меня о прощении. Должен умолять не предавать тебя мучительной смерти!
— Разве это что-то изменит?
— Нет.
— Ну тогда, какая мне разница, босс.
— Герман, — обратился Микки к Герштейну, — оставь нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Базз запарковался на лужайке, уже забитой машинами. Услышав голоса, доносящиеся со двора, он обошел дом и увидел на веранде Эллиса с гостями. В ведерках со льдом охлаждалось шампанское. Лоу, Герман Герштейн, Эд Саттерли и Микки Коэн беседовали, держа в руках бокалы. Двое телохранителей Коэна стояли спиной к Баззу; его никто не заметил. Он нырнул за обвитую плющом решетку и затаился.
Герштейн в восторге: вина за вчерашнее столкновение возложена на УАЕС. Тимстеры передали свою киноверсию побоища в «Мувитон ныос», которая размножает ее под названием «Красные дикари сотрясают Голливуд» и передает в прокат по всей стране. У Эллиса Лоу тоже хорошие новости: городской совет назначил отличных членов большого жюри. Его дом заполнен вескими уликами, так что обвинительный акт обеспечен. Саттерли толкует о прекрасном политическом климате, что большое жюри — это отрада сердца, предопределенная Господом именно в это время и в этом месте, удача, какая бывает раз в жизни. Казалось, вот-вот этот дегенерат предложит всем упасть на колени и молиться. Но тут Микки его бесцеремонно перебивает вопросом, где этот следователь по особым поручениям Тернер Базз Микс?
Базз повернул обратно и вошел в дом. Машинистки стучат на машинках, клерки оформляют папки с делами; бумаг в гостиной столько, что хватило бы на серпантины и конфетти для тысячи праздничных церемоний. Он направился к щиту с рапортами и увидел, что вся стена на его месте завешана фотографиями.
На полях фотокарточек стоят штампы следственных федеральных служб, и подавляющее большинство помечены сокращением КЗСЛ — Комитет защиты Сонной Лагуны. Это, видимо, были те фотографии, которые Эд Саттерли перекупил у соперничающей шпионской группы. Базз присмотрелся и увидел, что сокращением КЗСЛ были помечены все без исключения карточки, причем внизу стояли даты — 1943 и 1944 год. Снимки были расположены в хронологическом порядке; в дальнейшем на них будут выискивать лица известных комми и обводить их кружками. «Наверное, среди них есть и Коул-мен», — подумал Базз и стал искать человека с повязкой на лице.
В большинстве это были групповые снимки, некоторые — увеличенные фрагменты групповых, на которых лица видны отчетливее. Качество фотографий было отличное: федералы знают свое дело туго. На ранних снимках лица были расплывчатые, белые, групповые снимки весны 43-го; Базз продвигался вдоль стены, надеясь найти Коулмена — но только без бинтов и повязок. Бинты стали мелькать с лета 43-го; вот — мелко — Клэр де Хейвен и Рейнольде Лофтис. И вдруг — ба-бах! — вылитый Рейнольде Лоф-тис: тот же миловидный пед, только моложавее и с густой шевелюрой.
Базз вернулся к дате 17.08.43. Сличил внешность, облик и одежду Лофтиса и человека в бинтах. Волосы старшего Лофтиса заметно реже, у более моложавого Лофтиса — куда более густые. На трех групповых снимках человек в бинтах одет в полосатую рубашку с короткими рукавами; на портрете моложавый Лофтис в той же рубашке. Хуан Дуарте говорил Малу, что «маленький брат» Рейнольдса Лофтиса был очень на него похож, но этот человек был истинным Рейнольдсом во всех отношениях, кроме волос. Он был вылитый отец, его зеркальное отражение, только на двадцать лет моложе.
Базз задумался над различием выражений «очень похож» и «похожи как близнецы». Делорес Масски говорила об их схожести. Базз схватил со стола машинистки увеличительное стекло и стал разглядывать поочередно все карточки с Коулменом. Посмотрел три и подошел к четвертой, где мальчик стоял между мужчиной и женщиной, наставил на него лупу и стал внимательно разглядывать: никаких шрамов, никаких рубцов на гладкой коже, никаких неровностей, какая бывает при пересадке кожи. Прошелся по двум снимкам в нижнем ряду. 10 ноября 1943-го. Мальчик стоит боком, повернувшись к Клэр де Хейвен, без рубашки. На правой руке видны глубокие шрамы, они идут друг за другом ровными прямоугольниками. Такие он видел на руке одного актера РКО, перенесшего пластическую операцию на лице после автомобильной катастрофы. Он с гордостью показывал шрамы на руках и говорил, что такую пересадку кожи умеет делать только доктор Терри Лаке: кожа отсюда лучше всего подходит для пересадки на лицо. Актер ассказывал ему, что Терри сделал его внешность в точности такой же, какой она была до аварии. Когда он посмотрел на себя в зеркале, не мог найти никаких отличий.
Терри Лаке трижды лечил в своей клинике Клэр де Хейвен от наркотической зависимости.
Его рабочие забивали цыплят палками зутеров.
Терри Лаке говорил, что Лофтис добывал у него героин для Клэр, а Мартин Гойнз был убит передозировкой героина. Терри Лаке использовал морфий для лечения своих своих пациентов.
Базз стал дальше водить лупой по стене. Нашел фото Коулмена без рубашки, спиной к объективу; на спине — все те же прямоугольные шрамы, заставившие Базза вспомнить про раны от палки зутера. Нашел снимки, где парень ластится к де Хейвен. Бесспорное свидетельство: Коулмен подвергался пластической операции, чтобы еще больше походить на отца. Его вполне можно было принять за Лофтиса на фотографии в альбоме Делорес. Его «особой защитой» от Дадли стало то, что он маскировался под Лофтиса.
Базз снял со стены карточку, на которой Коулмен был виден лучше всего, и положил ее в карман. Нашел стол с рапортами агентов управления прокурора. Пролистал последние сообщения: все, чего добилась четверка, — это допрос досрочно-условно освобожденной из заключения дочери доктора, которая сообщила, что ее больной раком легких старик едва не отдал богу душу и собирается лечь в санаторий для послеоперационной реабилитации. Базз собирался положить в карман листок с адресом этого лечебного заведения, как услышал «предатель!» и увидел в двух шагах от себя Микки и Германа Герштейна.
Коэн мог пристрелить его на месте, но мешали полдюжины свидетелей.
— Полагаю, что моей работенке за тысячу в месяц капут? Так, Мик? — спросил База.
У Коэна на лице были написаны ярость и обида:
— Гойский предатель! Говно! Хуесос! Коммунист! Сколько я тебе платил? Сколько же денег я тебе на-передавал, чтобы ты вот так со мной поступил??!!
— Порядочно, Мик.
— Это не ответ, придурок! Ты должен молить меня о прощении. Должен умолять не предавать тебя мучительной смерти!
— Разве это что-то изменит?
— Нет.
— Ну тогда, какая мне разница, босс.
— Герман, — обратился Микки к Герштейну, — оставь нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135