2
В этой части дома никто не сметал пыль с тех самых пор, как много лет назад люди герцога Корсаги сложили здесь содержимое обоза, брошенного однажды Карлом в спешке выступления из Номоны и забытого им в тот же день, казалось, раз и навсегда. Однако и обоз нашелся, и Карл вернулся туда, куда возвращаться не предполагал. Судьба? Возможно, но он, кажется, уже решил, что не будет лишать себя такой преференции, как свобода выбора. Судьба открывает дороги, но только человек решает, идти ли ему по ним и как далеко идти. Время, когда он жил интуитивно – к счастью или к злу, – миновало. Вопросы были заданы, и вне зависимости от того, были или не были получены на них ответы, жить теперь предстояло, согласуясь с жесткой определенностью этих вопросов и неопределенностью мира, в котором они прозвучали. И в своих отношениях с Судьбой Карл тоже должен был прийти к какой-то определенности. Впрочем, ничего неожиданного в его выборе не было. Карл выбрал свободу воли, предположив, что она имеет место быть. Таково было его мнение, а правильно оно или ложно – о том человеку знать не дано, ведь граница между знанием и верой в такого рода вопросах весьма условна.
«Или я опять заговариваю себе зубы мнимыми истинами?»
Карл остановился на пороге уходящей вдаль анфилады погруженных в полумрак залов, как раз там, где проходила граница между тщательно убранной частью дворца и его южным крылом. Пыль лежала здесь толстым ковром. Лишь следы двух пар ног еще были видны кое-где на каменных плитах полов. Судя по всему, Людо приходил сюда не раз и не два, но приходил только за книгами. Во всяком случае, в тех сундуках, к которым он приближался, лежали, как быстро выяснил Карл, именно книги. А вот банессе Трир, которой, вероятно, принадлежали следы, оставленные другой парой ног, книжное собрание графа Ругера было неинтересно. Она тоже приходила сюда часто, но привлекали ее совсем иные вещи.
Карл открыл один из сундуков, к которому Валерия протоптала отчетливо видимую тропу, и посмотрел на свою парадную кирасу. Она лежала сверху на аккуратно сложенных придворных костюмах, вышедших из моды почти полстолетия назад. Кираса была замечательная, матово-черная, украшенная золотой насечкой. Она, вероятно, и ныне могла произвести впечатление, и даже здесь, в славной своей склонностью к расточительной роскоши Флоре. Но для Карла, несмотря на его способность видеть и ценить красоту, старая кираса была все-таки не столько произведением искусства, а она им, несомненно, была, сколько эхом далеких славных времен, эхом, почти случайно достигшим теперь его слуха и заставившим сжаться от сладкой боли сердце. Ну что ж, ему и в самом деле было что вспомнить, глядя на этот реликт канувшей в вечность империи, и сожалеть Карлу было о чем. Ведь с эпохой Евгения Яра ушли в небытие и большинство его друзей, даже если физически они умерли много позже кончины императора. Однако сейчас Карла интересовало нечто иное.
Чем была эта кираса для Валерии? Почему она раз за разом возвращалась именно к этому сундуку? Что хотела она увидеть в его кирасе? Что видела в ней или в этом, например, выцветшем плаще из синего шелка, который банесса, судя по всему, неоднократно доставала из соседнего ящика? Что это было? Напоминание о военной славе ее великого и таинственного отца? Возможность прикоснуться к чему-либо более материальному, чем звуки слов? Или изображение фамильного герба Ругеров служило ей опорой в династическом одиночестве несчастной сироты?
Карл достал из сундука кирасу и всмотрелся в изображение своего собственного герба.
3
– Скажите, Карл, – спросил его император, – какой герб вы желали бы видеть на своем знамени?
Вот так, просто – «какой герб?» – а это означало, что император, во-первых, дарует ему титул (а какой, кстати?) и, во-вторых, оказывает великую честь самому выбрать свой герб.
– Вы ведь не примете чужое владение? – усмехнулся Яр, который умел видеть многое, что скрыто от глаз других людей.
– Не приму, – согласился Карл.
– Я так и подумал, – кивнул император. – Но, к счастью, у меня есть королевская доля, доставшаяся мне от Рамонов. Это государственная земля, Карл, а не проскрипционная.
– Волк, – сказал Карл, не задумываясь. – Волк, стоящий на задних лапах и держащий в передних меч и кисть.
– Красиво, – согласился император. – И поэтично. Но кисть, если не возражаете, будет похожа на протазан, а на голову зверя мы наденем графскую корону.
– По вашему слову, государь, – поклонился Карл, не имевший желания спорить с Судьбой.
– Да будет так, – улыбнулся Евгений. – Преклоните колено, граф Ругер…
4
Евгений оказался прав. Никто, кроме маршала Гавриеля, не понял, что на самом деле держит в лапах жестокий зверь Ругера. Карл положил кирасу на место и подумал о том, что за прошедший день он трижды вспомнил об истории своего титула. Один раз сам, и еще дважды ему напомнили об этом две самые близкие ему женщины. Дочь и…
«И жена, – решил он. – Если Судьбе будет так угодно, я женюсь на Деборе.
Но не раньше, чем она сама этого захочет, – добавил он, чтобы не оставлять незаделанных щелей. – Да будет так».
Он закрыл сундук и пошел дальше, разыскивая в ящиках и сундуках своего старого обоза то, ради чего он, собственно, сюда и пришел. Нить, намек, образ.
5
– Карл.
Император Яр смотрел на него усталыми глазами, в которых, как туман в горах, клубилась тоска. С ним явно происходило что-то нехорошее – хотя что хорошего могло быть, например, во внезапно поразившей Евгения болезни? Однако художественное чувство Карла болезнь как объяснение состояния императора принимать отказывалось. Здесь было что-то другое, и Карл подозревал, что знает, что это может быть. Вот только верить своему предчувствию он не хотел. Однако от правды не убежать, не скрыться. И слушая императора, Карл уже знал, что видит в его глазах. Это была горечь поражения, которое еще не состоялось, предчувствие тяжелой кровавой работы, которую предстояло выполнить, когда поражение все-таки состоится, сожаление, печаль, тоска.
– Карл, – сказал Яр, – я уезжаю в Орш.
Слово было сказано, и Карл понял, какое будущее ожидает его лично.
«Ну что ж, – подумал он с философским спокойствием, – я сам выбрал этот путь».
Вслух он, естественно, этого не сказал, он вообще ничего не сказал, молча ожидая, когда император выскажет все, что намерен теперь сказать.
– Владетель Нагум и Лев Скоморох уже ведут туда свои армии, – продолжил между тем Яр. – Маршал Гавриель должен оставаться на востоке, а Гектор Нерис, по тем же соображениям, на севере. Так что в Гайду поедете вы.
– По вашему слову, ваше величество, – коротко ответил Карл и поклонился.
Он вдруг подумал, что все не так уж плохо, потому что задачи такой сложности он еще никогда не решал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136