– Как служба? – с любопытством спросил его Карл.
– Нормально, – пожал Вайль толстыми плечами. – Какая наша служба?! Краду помаленьку, тем и жив.
– И много украли?
– Достаточно, – подумав, ответил интендант, но выражение его лица говорило об обратном.
– Рад за вас, – усмехнулся Карл.
– А уж я-то как рад! – усмехнулся в ответ Вайль. – Не поверите, господин маршал, завел себе молодую любовницу, ну вы понимаете…
– Понимаю, – кивнул Карл. – Хотите вина, Василий?
– Ни в коем случае! – протестующе поднял свои пухлые ручки Вайль. – От вина, Карл, как вы, может быть, помните, я засыпаю. А мне еще работать… до утра.
– Тогда могу предложить воду.
– Я бы выпил пива, – нейтральным тоном сообщил субинтендант. – Но у вас его нет.
– Нет, – согласился Карл. – Итак?
– Шпиён на шпиёне, – грустно сообщил Вайль. – А кто не шпион, тот предатель или мятежник. Гнусные люди, Карл, совершенно отвратительные, но других у Единого для нас теперь нет.
– А у вас много людей?
– Не много, недостаточно. Я читаю ситуацию, как дневник простушки. Ничего особенно интересного, но захватывает.
– Ну так расскажите мне, Василий, что-нибудь из ее впечатлений. Может быть, меня это даже развлечет.
– Может быть, – кивнул интендант. – Может быть. Нас здесь сильно не любят, Карл, очень сильно. Однако пока боятся.
– Но долго это не продлится, не так ли? – спросил Карл.
– Есть мнение, что вы можете разбить гароссцев.
– Вот как! – Карл был искренне удивлен. Сам он придерживался прямо противоположного мнения. Пока.
– У вас хорошая репутация, Карл, – помолчав несколько секунд, объяснил Вайль. – И, как это ни странно, слухи о ваших подвигах достигли здешних мест едва ли не раньше вас. Правда, некоторые уже успели заметить, что вы хам и самодур, Карл, и злоупотребляете вином…
11
Шаг, приставить ногу, поворот…
Эти двое смотрели друг на друга так, что ошибиться в природе их чувств было невозможно.
Любовь, подумал Карл, наблюдая этот разговор глаз. Это любовь.
Он протянул руку своей партнерше, увидел на мгновение блеск в ее зеленых глазах и вздохнул. Разумеется, про себя.
Похоть это не любовь, милая, подумал он равнодушно. Это скотство. Мы с тобой скоты, дорогая, а они любовники.
Карл не завидовал. Зависть как сильное чувство или побудительный мотив ему была практически неведома. Однако и похоти, как он определил сейчас то, что раньше предпочитал называть страстью, он не испытывал тоже. Голова Карла была занята другим, сердце молчало, а желание ушло, как вода в сухой песок, в мягкую, податливую женщину, которую подложили ему в постель прошлой ночью.
Шаг, еще один, третий шаг, поворот… Счастливая женщина, снова подумал он. А будет еще счастливее, когда узнает, как ее любит ее герой!
12
Три удара.
Один из уважения к противнику.
Вы правы, мой друг, наглецов следует учить сталью.
Второй из уважения к себе.
Легкие победы дешево стоят.
Третий – на потребу публики.
Вам будет о чем рассказывать, друзья. Смотрите.
Четвертый удар должен был стать смертельным. Карл знал, как это сделать. Более того, он делал это неоднократно, вот только нынче у него были совсем другие планы. Он чуть изменил угол атаки своего меча, и чужой меч ударил его в бок. В последний момент Карл, впрочем, сместил свое тело вправо, чуть-чуть, едва заметно (и кто бы это смог заметить?), но достаточно, чтобы уберечь ребра. Однако кожей и кровью он пожертвовал сполна. Его противник сам не ожидал такого быстрого и эффектного финала, он растерялся и отступил на шаг назад, открывая грудь, но убивать его Карл не собирался.
Маршал Ругер пропустил удар, вздрогнул, отшатнулся, едва устояв на подкосившихся ногах, и с удивлением посмотрел на свой бок. Кровь, хлынувшая из широкой раны, быстро пропитала ткань белой рубашки. Кто-то вскрикнул, кто-то что-то быстро сказал, но Карл, по-видимому, не должен был обращать внимание на что-нибудь, кроме быстро расползающегося по рубахе кровавого пятна.
«Я убит? – подумал он равнодушно. – Тяжело ранен? Где-то так. Теперь самое время красиво упасть».
– Что?.. – хрипло спросил Карл Ругер и начал медленно оседать на землю.
13
Состояние раненого было окутано туманом неопределенности, но легко угадывалось привыкшими читать между строк людьми. Личный доктор командующего говорил о «легком недомогании», вызванном поверхностными повреждениями кожных покровов. Это было правдой, но лекарю не верили, потому что больной на людях не появлялся, а те немногие, кого он принимал у себя, выходя из покоев маршала, предпочитали хранить многозначительное молчание. Особенно многозначительны были тоскующие глаза Якова Герца – грандмэтра арбалетчиков – и горделивая осанка генерал-капитана Верина, назначенного временно исполнять обязанности главнокомандующего.
Неделя прошла в неизвестности и тревоге. Маршал Ругер по-прежнему был недостижим, но жизнь армии и провинции на месте не стояла, и озабоченные неотложными делами люди мало-помалу начали торить тропу к дому Августа Верина. У них просто не было другого выхода, а барон Верин решать их проблемы не отказывался. Он их решал. Как мог. Иногда.
Между тем дожди прекратились, дороги просохли, а слухи о приближающейся армии коннетабля Хиша гуляли уже по всей провинции. Солдаты нервничали, губернатор умолял главнокомандующего «сделать хоть что-нибудь», но к маршалу Ругеру его не допускали, а генерал-капитан Верин отговаривался отсутствием точной информации. Он говорил правду. Ничего, кроме слухов, в его распоряжении не имелось. А время шло, и, хотя ничего существенного не происходило, ощущение приближающейся катастрофы поселилось уже, кажется, в каждой так или иначе связанной с империей душе.
Наконец еще через неделю части второго корпуса, стоявшие в столице края, получили приказ выступать. Приказ исходил лично от маршала Ругера, но это было первое за две недели и, как оказалось, последнее распоряжение страдающего от глупой раны полководца. Армию вел генерал-капитан Верин.
14
Западную армию император Яр создавал для себя. Двадцать тысяч ветеранов, прошедших через многие славные кампании, могли стать и на самом деле были великолепным инструментом победы. Во главе армии стояли опытные командиры, среди которых не было, правда, ни одного выдающегося. Однако все они крепкие профессионалы, которые под рукой Евгения или Гавриеля могли совершить любое чудо. Таким, по сути, был и генерал-капитан Верин, командовавший вторым корпусом, но вот армией, тем более армией, идущей навстречу грозному противнику, он командовать не мог. Он этого просто не умел. К тому же он происходил из старого аристократического рода, о чем никогда не забывал, и был непомерно честолюбив. Став неожиданно для самого себя главнокомандующим, барон Верин в силу природной ограниченности оценивал обстановку и свои действия в ней не вполне адекватно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136