– Часть силы ушла из заклятий вместе с ней. Что это было?
– Дрот, – сказал Март.
– Куда? – быстро спросила Виктория, оборачиваясь к нему.
– В левое плечо, – объяснил Март.
– Он все еще там? – В голосе Виктории зазвучала тревога.
– Нет, – покачал головой Март. – Я его вытащил.
– Слава богам! – выдохнула Садовница. – Давайте ему шурк и ничего не бойтесь. Я помогу.
Медведь внимательно посмотрел на нее, но, ничего не спросив, подошел к Карлу и протянул ему кружку с каким-то неаппетитным варевом, над которым поднимался пар, пахнувший древесной гнилью.
– Вот, – сказал старик. – Я…
– Я понимаю, – сказал Карл. Он бы усмехнулся, но не смог. Он и кружку-то из рук Медведя едва сумел взять, но, взяв, уже не колебался, а поднес ко рту и стал пить, чувствуя на себе заинтересованные взгляды всех присутствующих.
Вкус у напитка оказался отвратительным, но Карлу в жизни приходилось пить и не такое. И потом, он ведь пил не ради удовольствия, а…
Вместо рвоты, которую вполне можно было ожидать, выпив содержимое поданной ему кружки, волна теплого дурмана неожиданно поднялась из желудка Карла и окатила его всего с ног до головы, но не снаружи, а внутри. Ощущение было странное, и Карл затруднился бы его оценить как приятное, или наоборот, даже если бы он мог это сделать, но сразу вслед за тем тепло стало холодом, как будто вывернувшись наизнанку, а потом ощущения, вызванные зельем, снова изменили свою природу, совершенно незаметно превращаясь в свою противоположность, и так несколько раз подряд. Идущее неизвестно откуда тепло омывало тело Карла, согревая и размягчая напряженные мускулы. А затем другая волна окатывала его морозным бодрящим холодом, заставляя нервы дрожать, как в ознобе. И так раз за разом, и снова, и опять, пока окончательно не очистилась от тумана его голова, пока прежняя – привычная – бодрость не вернулась к Карлу, как если бы никогда его и не покидала, но о том, что это не совсем так, он гонял, лишь окончательно придя в себя, вернувшись к себе, снова став самим собой. Карл был весь мокрым от пота, и хотя смог подняться со своего одра, но пол под ногами он ощущал так, как если бы это была палуба идущего через шторм корабля. Это было лучше, чем ничего, но гораздо меньше того, в чем Карл нуждался в эту ночь.
– Спасибо, – сказал Карл и с удивлением заметил, что голос его окреп. – Спасибо.
– Помолчи, Карл, – усмехнулась Виктория. – Это не то, что тебе нужно.
Его внимание привлекло выражение ее глаз, но Карл не успел оценить его и понять.
– Подойди ко мне, Карл, – сказала она напряженным голосом. – Обними меня и поцелуй. Ну!
И Карл понял, что он должен это сделать, хотя поцелуй был сейчас последним, о чем он мог думать, тем более поцелуй Виктории. Но и Садовница не выглядела женщиной, сгорающей от желания его поцеловать. Что здесь было не так и почему Виктория, которая самым очевидным образом не испытывала к Карлу никаких особых чувств, предложила – потребовала! – чтобы он ее поцеловал, Карл не знал. Он просто принял ее приказ и, шагнув к женщине, обнял и поцеловал ее в губы.
Карл сделал это мягко, почти нежно, мимолетно почувствовав под своими ладонями шероховатую вязь серебра на гладком шелке плаща, уловил тонкий и сложный аромат каких-то редких благовоний и ощутил упругое прикосновение высокой груди. И губы Виктории оказались на вкус именно такими, какими их нарисовало его художественное чувство. Однако в следующее мгновение он принял послание, содержащее смесь отчаяния, отвращения и покорности судьбе, но и об этом он уже, по существу, знал, по крайней мере догадывался. Впрочем, одно дело догадываться, предполагать, что означает почти знать, и совсем другое – узнать наверняка. И он был готов уже разорвать объятие, для чего бы оно ни предназначалось, однако неожиданно Виктория тоже обняла его, и притом так крепко, что буквально распласталась на Карле, подарив ему незабываемое ощущение близости, для которой и одежда не преграда. На мгновение ему даже показалось, что на них и вовсе нет никакой одежды и поцелуй Виктории стал чем-то большим, чем просто поцелуй. А потом свет померк в глазах Карла, сменившись зеленым заревом, и тело его сжала такая сильная судорога, что потом, когда все закончилось, он никак не мог понять, как выдержали это испытание его кишечник и мочевой пузырь. Но в тот момент, когда это случилось, мысли исчезли из его головы. Их просто вышвырнуло оттуда силой могучего удара, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем он снова пришел в себя.
К своему немалому удивлению, Карл, отчетливо помнивший, как обнял и поцеловал даму Садовницу, теперь нашел себя сидящим на полу и мотающим головой из стороны в сторону из-за тяжелого звона, которым были наполнены его уши. Однако сейчас же, как только он это осознал, звон исчез, как будто его и не было, и окончательно вернувшийся в себя Карл огляделся по сторонам. Он по-прежнему находился в доме старого аптекаря, который вместе с остальными стоял совсем рядом с ним и смотрел на Карла с выражением неподдельного интереса, смешанного с… восхищением? Да, пожалуй, это было похоже на восхищение, что бы это ни означало на самом деле. Дама Виктория тоже находилась здесь. Стояла в шаге от Карла с выражением безразличия на осунувшемся и поблекшем лице. Вот на этом лице Карл и остановил свой взгляд. Оно о многом ему сказало и о многом напомнило.
Он встал, повел плечами и грустно усмехнулся в душе, понимая уже, какой подарок сделала ему дама Садовница.
– Я твой должник, Виктория, – сказал Карл серьезно и низко поклонился. – Я не знал, что ты умеешь это делать, но, даже если бы знал, никогда бы тебя об этом не попросил. Спасибо.
– Ты сказал, – равнодушно ответила она. – Поторопись, один из охотников идет прямо к тебе.
– Спасибо, – повторил Карл и повернулся к Марту: – Март, а где моя рубашка и…
– Все здесь! – вместо Марта ответил Казимир и, взяв со стола, передал Карлу его одежду.
– Спасибо, – кивнул Карл и стал быстро одеваться. При этом он обнаружил, что кто-то заботливо привел в порядок его рубашку и камзол. Рубашка была аккуратно зашита, а на камзол нашита большая серебряная сова с топазовыми глазами, закрывшая своим телом и крыльями дырку на плече. – Кого я должен поблагодарить за труд и заботу? – спросил он, окидывая взглядом присутствующих. Они по-прежнему хранили молчание, стоя на прежних местах, и Карл теперь понимал выражение их глаз.
Несколько минут назад он был едва ли не при смерти, потом – благодаря зелью Медведя – ожил, но выглядел и вел себя, как человек, выздоравливающий после долгой и тяжелой болезни, что отчасти соответствовало действительности, но, в любом случае, было оправданно. А теперь… Теперь он чувствовал себя почти так же, как семь часов назад, когда прощался с Деборой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
– Дрот, – сказал Март.
– Куда? – быстро спросила Виктория, оборачиваясь к нему.
– В левое плечо, – объяснил Март.
– Он все еще там? – В голосе Виктории зазвучала тревога.
– Нет, – покачал головой Март. – Я его вытащил.
– Слава богам! – выдохнула Садовница. – Давайте ему шурк и ничего не бойтесь. Я помогу.
Медведь внимательно посмотрел на нее, но, ничего не спросив, подошел к Карлу и протянул ему кружку с каким-то неаппетитным варевом, над которым поднимался пар, пахнувший древесной гнилью.
– Вот, – сказал старик. – Я…
– Я понимаю, – сказал Карл. Он бы усмехнулся, но не смог. Он и кружку-то из рук Медведя едва сумел взять, но, взяв, уже не колебался, а поднес ко рту и стал пить, чувствуя на себе заинтересованные взгляды всех присутствующих.
Вкус у напитка оказался отвратительным, но Карлу в жизни приходилось пить и не такое. И потом, он ведь пил не ради удовольствия, а…
Вместо рвоты, которую вполне можно было ожидать, выпив содержимое поданной ему кружки, волна теплого дурмана неожиданно поднялась из желудка Карла и окатила его всего с ног до головы, но не снаружи, а внутри. Ощущение было странное, и Карл затруднился бы его оценить как приятное, или наоборот, даже если бы он мог это сделать, но сразу вслед за тем тепло стало холодом, как будто вывернувшись наизнанку, а потом ощущения, вызванные зельем, снова изменили свою природу, совершенно незаметно превращаясь в свою противоположность, и так несколько раз подряд. Идущее неизвестно откуда тепло омывало тело Карла, согревая и размягчая напряженные мускулы. А затем другая волна окатывала его морозным бодрящим холодом, заставляя нервы дрожать, как в ознобе. И так раз за разом, и снова, и опять, пока окончательно не очистилась от тумана его голова, пока прежняя – привычная – бодрость не вернулась к Карлу, как если бы никогда его и не покидала, но о том, что это не совсем так, он гонял, лишь окончательно придя в себя, вернувшись к себе, снова став самим собой. Карл был весь мокрым от пота, и хотя смог подняться со своего одра, но пол под ногами он ощущал так, как если бы это была палуба идущего через шторм корабля. Это было лучше, чем ничего, но гораздо меньше того, в чем Карл нуждался в эту ночь.
– Спасибо, – сказал Карл и с удивлением заметил, что голос его окреп. – Спасибо.
– Помолчи, Карл, – усмехнулась Виктория. – Это не то, что тебе нужно.
Его внимание привлекло выражение ее глаз, но Карл не успел оценить его и понять.
– Подойди ко мне, Карл, – сказала она напряженным голосом. – Обними меня и поцелуй. Ну!
И Карл понял, что он должен это сделать, хотя поцелуй был сейчас последним, о чем он мог думать, тем более поцелуй Виктории. Но и Садовница не выглядела женщиной, сгорающей от желания его поцеловать. Что здесь было не так и почему Виктория, которая самым очевидным образом не испытывала к Карлу никаких особых чувств, предложила – потребовала! – чтобы он ее поцеловал, Карл не знал. Он просто принял ее приказ и, шагнув к женщине, обнял и поцеловал ее в губы.
Карл сделал это мягко, почти нежно, мимолетно почувствовав под своими ладонями шероховатую вязь серебра на гладком шелке плаща, уловил тонкий и сложный аромат каких-то редких благовоний и ощутил упругое прикосновение высокой груди. И губы Виктории оказались на вкус именно такими, какими их нарисовало его художественное чувство. Однако в следующее мгновение он принял послание, содержащее смесь отчаяния, отвращения и покорности судьбе, но и об этом он уже, по существу, знал, по крайней мере догадывался. Впрочем, одно дело догадываться, предполагать, что означает почти знать, и совсем другое – узнать наверняка. И он был готов уже разорвать объятие, для чего бы оно ни предназначалось, однако неожиданно Виктория тоже обняла его, и притом так крепко, что буквально распласталась на Карле, подарив ему незабываемое ощущение близости, для которой и одежда не преграда. На мгновение ему даже показалось, что на них и вовсе нет никакой одежды и поцелуй Виктории стал чем-то большим, чем просто поцелуй. А потом свет померк в глазах Карла, сменившись зеленым заревом, и тело его сжала такая сильная судорога, что потом, когда все закончилось, он никак не мог понять, как выдержали это испытание его кишечник и мочевой пузырь. Но в тот момент, когда это случилось, мысли исчезли из его головы. Их просто вышвырнуло оттуда силой могучего удара, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем он снова пришел в себя.
К своему немалому удивлению, Карл, отчетливо помнивший, как обнял и поцеловал даму Садовницу, теперь нашел себя сидящим на полу и мотающим головой из стороны в сторону из-за тяжелого звона, которым были наполнены его уши. Однако сейчас же, как только он это осознал, звон исчез, как будто его и не было, и окончательно вернувшийся в себя Карл огляделся по сторонам. Он по-прежнему находился в доме старого аптекаря, который вместе с остальными стоял совсем рядом с ним и смотрел на Карла с выражением неподдельного интереса, смешанного с… восхищением? Да, пожалуй, это было похоже на восхищение, что бы это ни означало на самом деле. Дама Виктория тоже находилась здесь. Стояла в шаге от Карла с выражением безразличия на осунувшемся и поблекшем лице. Вот на этом лице Карл и остановил свой взгляд. Оно о многом ему сказало и о многом напомнило.
Он встал, повел плечами и грустно усмехнулся в душе, понимая уже, какой подарок сделала ему дама Садовница.
– Я твой должник, Виктория, – сказал Карл серьезно и низко поклонился. – Я не знал, что ты умеешь это делать, но, даже если бы знал, никогда бы тебя об этом не попросил. Спасибо.
– Ты сказал, – равнодушно ответила она. – Поторопись, один из охотников идет прямо к тебе.
– Спасибо, – повторил Карл и повернулся к Марту: – Март, а где моя рубашка и…
– Все здесь! – вместо Марта ответил Казимир и, взяв со стола, передал Карлу его одежду.
– Спасибо, – кивнул Карл и стал быстро одеваться. При этом он обнаружил, что кто-то заботливо привел в порядок его рубашку и камзол. Рубашка была аккуратно зашита, а на камзол нашита большая серебряная сова с топазовыми глазами, закрывшая своим телом и крыльями дырку на плече. – Кого я должен поблагодарить за труд и заботу? – спросил он, окидывая взглядом присутствующих. Они по-прежнему хранили молчание, стоя на прежних местах, и Карл теперь понимал выражение их глаз.
Несколько минут назад он был едва ли не при смерти, потом – благодаря зелью Медведя – ожил, но выглядел и вел себя, как человек, выздоравливающий после долгой и тяжелой болезни, что отчасти соответствовало действительности, но, в любом случае, было оправданно. А теперь… Теперь он чувствовал себя почти так же, как семь часов назад, когда прощался с Деборой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136