Никто – даже его лейтенанты – не заметил, как Карл вошел в потайную дверь и тихо притворил ее за собой. Здесь, за стеной, было почти темно, но он хорошо видел винтовую лестницу, уходившую вверх в еще более плотную мглу. Было тихо, но слух Карла уловил далекие шаги женских ног над головой. Кто-то шел по верхнему коридору, но, увы, время было на исходе и ждать, пока непрошеный свидетель пройдет мимо, Карл не мог.
Бесшумно, как он умел это делать даже будучи обут в подкованные сапоги, и стремительно Карл поднялся по лестнице и оказался в крохотной комнатке, за закрытой дверью которой и проходил, судя по всему, тот коридор, куда ему следовало проникнуть. Дождавшись, пока женщина пройдет мимо, Карл рывком распахнул дверь и, оказавшись в коридоре, едва освещенном несколькими далеко отстоящими одна от другой лампами, шагнул ей вслед и, не дав обернуться, ударил кулаком по голове. Поймав разом обмякшее тело служанки, он втащил ее в только что покинутую каморку и аккуратно уложил у стены. Она была жива, разумеется. Карл лишь оглушил женщину, и это должно было вывести ее из игры на час-полтора, а тогда уже будет неважно, что она скажет или сделает.
Стражнику, стоявшему у дверей в княжеские покои, повезло меньше. Карл, как призрак, неожиданно появившийся прямо перед ним, ударил солдата в открытое горло, и крик, который оно могло издать, умер вместе с его хозяином. Упасть мертвецу Карл не позволил, лишь тихо звякнули какие-то железки в амуниции покойного дружинника, но они позвякивали и при его жизни, так что никого это не должно было насторожить. Прислушавшись, Карл не обнаружил вокруг никого чужого, лишь одна живая душа находилась сейчас за плотно закрытой дверью, и именно на встречу с ней спешил Карл.
6
Судя по всему, это был приватный будуар княгини. Клавдия сидела в изящном полукресле спиной к двери и вошедшего Карла не заметила. И дело было, по-видимому, не только в том, что дверь не скрипнула и Карл бесшумно, как охотящийся кот, ступил на толстый мерванский ковер, – просто княгиня была предельно сосредоточена на чем-то, что она держала в своей поднятой в воздух руке. Возможно, это было даже нечто большее, чем простая сосредоточенность. Где именно гуляла теперь отпущенная на свободу душа Клавдии, Карл не знал, но, войдя в комнату и охватив ее целиком одним взглядом, он увидел женщину, сидящую в кресле, круглый низкий стол резного черного дерева перед ней, семь черных свечей, горящих в серебряном шандале, и поднятую вверх руку, сжимающую… Что скрывалось в кулаке этой женщины, он знал и моментально понял, что успел – если успел – в самое последнее мгновение.
Рука Клавдии уже поднялась, занесенная для двенадцатого броска, и ее желание неслось теперь навстречу безоружной Судьбе, как брошенное сильной и умелой рукой копье, а время, неспособное противостоять своей природе, неслось вперед, и последнее мгновение стремительно исчезало в необъятности вечности.
Случилось ли это на самом деле или нет, но уже в прыжке а сколько может длиться такой полет? – Карл услышал, как торжественно и гордо «запел» в его ножнах Убивец и как откликнулся и повел вторым голосом странную и прекрасную, но, очевидно, не человеческую мелодию кто-то другой, кого Карл слышал, но видеть не мог, потому что его скрывала спина Клавдии. Гудел ветер времени, содрогалась от неизбежного Хозяйка-Судьба, вели свой сложный – с перекличками – речитатив меч и его брат, и бесконечно долго летел к цели и никак не мог ее достичь Карл. Казалось, он завис в своем отчаянном прыжке, застрял в сгустившемся воздухе последнего броска и полет этот уже никогда не завершится. Но Карл все-таки успел. Его рука легла на руку Клавдии даже раньше, чем ноги коснулись пола, легла, и сильные пальцы Карла обняли, охватили ее нежные пальцы, сжатые в кулак.
Успел?!
Но неожиданно пальцы женщины обрели силу, которую дарит одно отчаяние, и разжали не успевшую отвердеть хватку его пальцев, и Карл – с ужасом и восхищением – увидел, как вылетают выпущенные навстречу Судьбе и летят, медленно вращаясь, шесть бесценных первых камней. Кости Судьбы взлетели в воздух, наполнив его дивным многоцветным сиянием, грозно зазвенела сталь Убивца и откликнувшегося на его «стон» парного ему Левого, Синистры, лежавшего с края стола, протяжно застонала женщина, и мир дрогнул. Это Судьба меняла свои пути.
И снова, как случалось уже с Карлом прежде, остановилось время, но на этот раз оно еще и раскрылось перед ним сразу во всех направлениях. Перед глазами Карла одновременно предстали картины прошлого, настоящего и будущего. Но если прошлое все еще тонуло в туманах забвения, а будущее было покрыто дымкой неопределенности, то в настоящем он все видел с той степенью отчетливости, с какой видит художник застывшую перед ним модель.
Карл видел. Он видел, как раздраженно осведомляется у мажордома князь Семион, куда изволила удалиться княгиня; и гостей бала, возбужденных задержкой пира; и Марта, одиноко стоящего в тени Холодного бастиона… Все они были сейчас перед его внутренним взором: Август, ищущий Карла во внутренних покоях дворца, и Марк, простукивающий стенные панели в темном переходе между двумя галереями; две женщины, выводящие оседланных лошадей из конюшни на маленькой ферме на Долгом мысу, и другая женщина, спящая, свернувшись калачиком, у костра на лесной поляне; и идущий к роще близ развилки старик Фальх, и меряющий шагами настил кормового возвышения капитан Нестор Григ – его когг, оказывается, назывался «Коршун»; и коротающий ночь за книгой Людо Табачник, и десятки, сотни других людей, хорошо знакомых Карлу и знакомых смутно, и не знакомых вовсе, спящих или бодрствующих, здесь в Сдоме или в иных городах и землях, в том числе и таких, где теперь было уже утро, и таких, где солнце нового дня уже перевалило через полдень.
Кости упали на стол и покатились, подпрыгивая и переворачиваясь, по инкрустированной ониксом столешнице. Секунда, краткий миг, вместивший в себя Великое Изменение, касающееся так или иначе всех без исключения мыслящих существ, но в особенности тех двоих, кто дерзнул метнуть шесть игральных костей в лицо Хозяйке-Судьбе, – и все кончилось. Кости остановились, и Карл мог, не глядя, хотя он конечно же посмотрел, сказать, какой выпал результат. Шесть шестерок.
Шесть одинаковых символов, шесть букв древнего алфавита на шести разноцветных гранях. Бросок засчитан, и Судьба приняла то, что навязала ей воля людей, но какова будет участь этих дерзких существ, каков последний приговор, чему суждено случиться, не ведал пока никто. Волею обстоятельств двенадцатый бросок был совершен не одним человеком, а двумя. Две воли, два желания обрели плоть и суть в этом броске, засвидетельствованном Серебряным Полнолунием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Бесшумно, как он умел это делать даже будучи обут в подкованные сапоги, и стремительно Карл поднялся по лестнице и оказался в крохотной комнатке, за закрытой дверью которой и проходил, судя по всему, тот коридор, куда ему следовало проникнуть. Дождавшись, пока женщина пройдет мимо, Карл рывком распахнул дверь и, оказавшись в коридоре, едва освещенном несколькими далеко отстоящими одна от другой лампами, шагнул ей вслед и, не дав обернуться, ударил кулаком по голове. Поймав разом обмякшее тело служанки, он втащил ее в только что покинутую каморку и аккуратно уложил у стены. Она была жива, разумеется. Карл лишь оглушил женщину, и это должно было вывести ее из игры на час-полтора, а тогда уже будет неважно, что она скажет или сделает.
Стражнику, стоявшему у дверей в княжеские покои, повезло меньше. Карл, как призрак, неожиданно появившийся прямо перед ним, ударил солдата в открытое горло, и крик, который оно могло издать, умер вместе с его хозяином. Упасть мертвецу Карл не позволил, лишь тихо звякнули какие-то железки в амуниции покойного дружинника, но они позвякивали и при его жизни, так что никого это не должно было насторожить. Прислушавшись, Карл не обнаружил вокруг никого чужого, лишь одна живая душа находилась сейчас за плотно закрытой дверью, и именно на встречу с ней спешил Карл.
6
Судя по всему, это был приватный будуар княгини. Клавдия сидела в изящном полукресле спиной к двери и вошедшего Карла не заметила. И дело было, по-видимому, не только в том, что дверь не скрипнула и Карл бесшумно, как охотящийся кот, ступил на толстый мерванский ковер, – просто княгиня была предельно сосредоточена на чем-то, что она держала в своей поднятой в воздух руке. Возможно, это было даже нечто большее, чем простая сосредоточенность. Где именно гуляла теперь отпущенная на свободу душа Клавдии, Карл не знал, но, войдя в комнату и охватив ее целиком одним взглядом, он увидел женщину, сидящую в кресле, круглый низкий стол резного черного дерева перед ней, семь черных свечей, горящих в серебряном шандале, и поднятую вверх руку, сжимающую… Что скрывалось в кулаке этой женщины, он знал и моментально понял, что успел – если успел – в самое последнее мгновение.
Рука Клавдии уже поднялась, занесенная для двенадцатого броска, и ее желание неслось теперь навстречу безоружной Судьбе, как брошенное сильной и умелой рукой копье, а время, неспособное противостоять своей природе, неслось вперед, и последнее мгновение стремительно исчезало в необъятности вечности.
Случилось ли это на самом деле или нет, но уже в прыжке а сколько может длиться такой полет? – Карл услышал, как торжественно и гордо «запел» в его ножнах Убивец и как откликнулся и повел вторым голосом странную и прекрасную, но, очевидно, не человеческую мелодию кто-то другой, кого Карл слышал, но видеть не мог, потому что его скрывала спина Клавдии. Гудел ветер времени, содрогалась от неизбежного Хозяйка-Судьба, вели свой сложный – с перекличками – речитатив меч и его брат, и бесконечно долго летел к цели и никак не мог ее достичь Карл. Казалось, он завис в своем отчаянном прыжке, застрял в сгустившемся воздухе последнего броска и полет этот уже никогда не завершится. Но Карл все-таки успел. Его рука легла на руку Клавдии даже раньше, чем ноги коснулись пола, легла, и сильные пальцы Карла обняли, охватили ее нежные пальцы, сжатые в кулак.
Успел?!
Но неожиданно пальцы женщины обрели силу, которую дарит одно отчаяние, и разжали не успевшую отвердеть хватку его пальцев, и Карл – с ужасом и восхищением – увидел, как вылетают выпущенные навстречу Судьбе и летят, медленно вращаясь, шесть бесценных первых камней. Кости Судьбы взлетели в воздух, наполнив его дивным многоцветным сиянием, грозно зазвенела сталь Убивца и откликнувшегося на его «стон» парного ему Левого, Синистры, лежавшего с края стола, протяжно застонала женщина, и мир дрогнул. Это Судьба меняла свои пути.
И снова, как случалось уже с Карлом прежде, остановилось время, но на этот раз оно еще и раскрылось перед ним сразу во всех направлениях. Перед глазами Карла одновременно предстали картины прошлого, настоящего и будущего. Но если прошлое все еще тонуло в туманах забвения, а будущее было покрыто дымкой неопределенности, то в настоящем он все видел с той степенью отчетливости, с какой видит художник застывшую перед ним модель.
Карл видел. Он видел, как раздраженно осведомляется у мажордома князь Семион, куда изволила удалиться княгиня; и гостей бала, возбужденных задержкой пира; и Марта, одиноко стоящего в тени Холодного бастиона… Все они были сейчас перед его внутренним взором: Август, ищущий Карла во внутренних покоях дворца, и Марк, простукивающий стенные панели в темном переходе между двумя галереями; две женщины, выводящие оседланных лошадей из конюшни на маленькой ферме на Долгом мысу, и другая женщина, спящая, свернувшись калачиком, у костра на лесной поляне; и идущий к роще близ развилки старик Фальх, и меряющий шагами настил кормового возвышения капитан Нестор Григ – его когг, оказывается, назывался «Коршун»; и коротающий ночь за книгой Людо Табачник, и десятки, сотни других людей, хорошо знакомых Карлу и знакомых смутно, и не знакомых вовсе, спящих или бодрствующих, здесь в Сдоме или в иных городах и землях, в том числе и таких, где теперь было уже утро, и таких, где солнце нового дня уже перевалило через полдень.
Кости упали на стол и покатились, подпрыгивая и переворачиваясь, по инкрустированной ониксом столешнице. Секунда, краткий миг, вместивший в себя Великое Изменение, касающееся так или иначе всех без исключения мыслящих существ, но в особенности тех двоих, кто дерзнул метнуть шесть игральных костей в лицо Хозяйке-Судьбе, – и все кончилось. Кости остановились, и Карл мог, не глядя, хотя он конечно же посмотрел, сказать, какой выпал результат. Шесть шестерок.
Шесть одинаковых символов, шесть букв древнего алфавита на шести разноцветных гранях. Бросок засчитан, и Судьба приняла то, что навязала ей воля людей, но какова будет участь этих дерзких существ, каков последний приговор, чему суждено случиться, не ведал пока никто. Волею обстоятельств двенадцатый бросок был совершен не одним человеком, а двумя. Две воли, два желания обрели плоть и суть в этом броске, засвидетельствованном Серебряным Полнолунием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136