– Яра? – удивилась Клавдия. – Но ведь это было так давно!
У нее был дивный грудной голос, чистый и богато окрашенный обертонами, способный безупречно передавать окружающим то настроение, которое Клавдия полагала правильным для себя в данный момент.
– Титулы империи, ваша светлость, были повсеместно признаны сохраняющими силу, – объяснил Карл, полагавший, что упоминание о решениях всех трех Вселенских Ассамблей в приватном разговоре будет излишним.
– Граф Карл – Долгоидущий, моя дорогая, – пояснил князь, который понял вопрос княгини именно так, как он был ею задан. Но право Карла было ответить на ее вопрос так, как он мог его интерпретировать.
– Вот как! – Клавдия еще шире открыла свои лучившиеся внутренним светом васильковые глаза. – Так вы Долгоидущий?
– Вероятно, да, – сдержанно поклонился Карл, следя краем глаза за тем, как реагирует на их разговор оставивший этот мир император. – Титул мне даровал лично его величество император Яр после победы при Гайде.
Да, кивнул Евгений, это так.
– Значит, теперь вы не напишете мой портрет? – Губы изысканного рисунка чуть надулись, выражая высшую степень разочарования.
– Отчего же? – удивился Карл. – Я все еще художник, если, конечно, его светлость не лишил меня дарованного статуса.
Он церемонно поклонился князю и чуть улыбнулся, намекая на то, что это всего лишь вежливая шутка.
– Не лишил, – почти весело сообщил Семион, явно оценивший шутку по достоинству, и посмотрел куда-то за спину Карла. Даже не оборачиваясь, Карл знал, на кого теперь смотрит его благодетель. Похоже, у Эфраима Гордеца выдался не слишком удачный день, вернее, ночь.
И ведь ночь еще не закончилась, напомнил себе Карл и быстро взглянул на покойного императора. Кто может поручиться, что с сенешалем не случится чего-нибудь похуже? Я, например, нет.
Я тоже, кивнул Яр.
– Что ж, – улыбнулась княгиня, к которой сразу же вернулось хорошее настроение. – Это меняет дело. Когда вы предполагаете начать, граф Ругер?
– Думаю, на следующей неделе я начну делать кроки. – Карл не любил лгать, но, увы, другого выхода у него просто не было (такова жизнь, усмехнулся император и отступил в сияние). – Как вы смотрите, ваша светлость, на то, чтобы начать утром в понедельник?
«Понедельник? – спросил он себя, следя за тем, как свет поглощает Евгения. – Почему я вспомнил именно про понедельник? А, впрочем, какая разница? Я мог назвать любой день».
– Лука! – бросила Клавдия через плечо своему секретарю. – Запиши! Утром в понедельник. Рада была вас снова увидеть, граф. С вами не скучно.
Да, княгиня, мысленно усмехнулся Карл. Вы правы, хотя мне самому порой становится не до смеха.
Он отступил на два церемониальных шага назад, мягко повернулся, имея осью вращения свой собственный меч, висевший на левом бедре, и пошел прочь, наблюдая из-под опущенных век, как неторопливо проходит между гостями бала маршал Гавриель.
4
Праздничный пир должен был начаться за час до рассвета, то есть на третьей отметке после полуночи, и Карл коротал время, бесцельно прогуливаясь по ярко освещенным, наполненным оживленными гостями залам и коридорам дворца.
Судя по всему, резиденция князя Семиона еще совсем недавно – возможно, не более трех десятков лет назад – была суровой и аскетичной цитаделью. Во всяком случае, на это намекали и внешний вид замка, и некоторые детали внутренней планировки. Затем, однако, он был основательно перестроен в духе нового времени, а также, вероятно, потому, что потерял свое фортификационное значение. Окна в замке стали шире и выше, появились широкие лестницы и двери, стены парадных залов покрылись новыми фресками, сочные краски которых не успели еще потускнеть, а содержание – способно было привести в смущение чопорных и добродетельных предков, во всяком случае тех из них, кто и в самом деле был добродетельным. Каменные плиты полов скрылись под полированным мрамором и многоцветными паркетами, потолки – под росписями, имитирующими небо Семи Островов во всякое время года и при разной погоде. Роскошь отделки, включавшей среди прочего набивные ткани и золото, дополняли многочисленные картины и гобелены. И еще во дворце князей Семи Островов было сейчас очень светло. С Новым Серебром на равных спорили тысячи белых и цветных свечей и сотни «волшебных» ламп. И в этом сиянии сидели, стояли или прогуливались великолепно одетые и разгоряченные вином и Серебряным Полнолунием дамы и кавалеры, знатность которых определялась деньгами или потомственными титулами, Даром или местом в городской иерархии Сдома.
Карл не знал здесь почти никого, но зато многие знали его, запомнив по дню фестивальных испытаний, так что, проходя по залам дворца, ему то и дело приходилось отвечать поклонами на поклоны, а время от времени даже вступать в короткие ничего не значащие беседы. Впрочем, во время этой неторопливой прогулки он успел также получить два выгодных заказа, одно предложение вступить своими деньгами в компанию по торговле льном и несколько вполне определенных намеков на то, что стоит ему, Карлу, только проявить некую малую толику настойчивости, и благосклонность делающей намеки дамы может принять весьма вещественный характер. Одна из этих симпатизирующих Карлу дам была и впрямь недурна собой, и в другое время, при иных обстоятельствах он не преминул бы верно истолковать лукавую улыбку и особый блеск в глазах собеседницы, но сейчас это было уже неважно. Все, что произошло, завершалось теперь, здесь и сейчас, а то, что сейчас начиналось, вернее, должно было начаться, еще не существовало.
Карл шел, улыбался и сдержанно кланялся знакомым, неторопливо, но невнимательно рассматривал покои дворца и гостей княжеской четы, а за ним, как тень, не отставая далеко, однако и не приближаясь, следовали рука об руку лейтенанты княжеской дружины Август и Марк. Трудно сказать, были ли оправданны их опасения и могло ли хоть что-нибудь угрожать Карлу здесь, на балу у князя Семиона, но таково было их решение, и Карл не считал правильным оспаривать его без серьезной на то причины. Так они и гуляли по замку, отдельно друг от друга и все-таки вместе. А вокруг творилось что-то невообразимое. В зале для танцев Карл мельком увидел кондотьера Нериса: Гектор вышагивал в медленной торжественной паване, предложив руку высокой изящной девушке, напомнившей Карлу Стефанию, но Стефанией все-таки не бывшей. В лоджиях, выходивших высокими узкими окнами на залив, залитый мертвым серебром луны, с интересом рассматривал картины Лев Скоморох, а около него стояла бешеной красоты женщина, при виде которой у Карла непроизвольно сбоило сердце.
«София?» – подумал он отрешенно. Пожалуй, да, но настоящая София была, кажется, выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136