– в одном из раскрытых журналов я углядел что-то подобное тому, что было надето на Ладе, и сунул ей этот журнал. Журнал был не на русском и даже не на английском языке, но слово «пеньюар», написанное латинскими буквами, я, слава богу, прочитать смог. Лада посмотрела на страничку и рассеянно спросила:
– Ну и что?
– Как это «ну и что»? – возмутился я. – Ты читать умеешь? Здесь все написано!
– Написано, – согласилась Лада. – Написано, что это – пеньюар, то есть платье для вечерних приемов. Вечерние платья всегда так выглядят, как будто ночные рубашки.
– Лада, но пеньюар – это совсем не то, что платье для коктейля, – вступил в разговор Ворон. – Пеньюар – это все-таки домашняя одежда. Элегантное неглиже. Нечто вроде домашнего халатика. Одевается поверх ночной сорочки или пижамы. В пеньюаре можно принимать гостей с утра, приблизительно до десяти часов пополуночи. После указанного времени эта одежда считается неприличной…
– Правда? – спросила Лада дрогнувшим голосом. – А я думала… – Она покраснела, как спелый помидор.
Я перелистнул несколько страничек в журнале.
– Вот миленькое платьице – смотри! – обратился я к Ладе. Платье, на которое я указал, ничем особенным не отличалось. Главное – оно не было коротким, не имело разрезов, и декольте было маленькое-маленькое, почти под горлышко. – Очень славное платьице.
– Ничего особенного, – фыркнула Лада, но тут же поинтересовалась жалобно:
– Тебе что, правда нравится?
– Ну не так чтоб очень, – сжалился я. – Просто, по-моему, оно лучше подойдет к случаю. Ты не забывай, что вечеринка у нас – это совсем не то, что вечерний прием у них. В вечернем платье тебе будет неудобно. Нужно что-то более нейтральное.
– Самая нейтральная одежда – это джинсы и свитер, – сказала Лада.
– Да! – обрадованно кивнул я. – И главное – тебе так хорошо в джинсах и в свитере!
– Я каждый день хожу в джинсах и свитере, мне надоело, – отрезала Лада. – Хочу платье!..
Кое-как мы нашли такой фасон платья, который удовлетворял требованиям Лады и при этом был достаточно скромен. Когда Лада появилась в нем в кухне, одобрение было единодушным. Платье темно-синего цвета прекрасно гармонировало с голубыми глазами Лады, оно не облегало фигуру тесно, но в то же время слегка подчеркивало то, что нужно, юбка была прямая и чуть выше колен, а воротник-стоечка приятно оттенял белую шейку. Лада прошлась туда-сюда, подражая походке манекенщиц, и мы все зааплодировали. По-моему, мы были довольны не столько платьем, сколько тем, что теперь Ладу можно было выпустить на улицу, не опасаясь неприятных последствий. Лада раскраснелась от удовольствия, несколько раз поклонилась нам и убежала переодеваться в халатик.
И мы наконец пообедали.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
предновогодняя
В лесу родилась елочка…
Песня
Назавтра Лада свое новое платье не надела. Я удивился: почему?
– Ой, Кот, как ты не понимаешь, я же хочу Новый год встретить в новом платье. А если я его сегодня надену, оно будет уже не новое!
Вот поди пойми этих женщин: зачем вчера надо было так торопиться, заставлять всех сидеть голодными, оставить целый квартал без электричества – и все равно пойти на работу в старом вытянутом свитере и потрепанных джинсах?
– А сегодня ты не хочешь принарядиться? У вас же наверняка никто работать не будет, предпраздничный день все-таки…
Она махнула рукой.
– А, им все равно, как я одета. Да и мне тоже все равно.
Ну этого я уж совсем не понял. Обычно женщина или совсем не следит за собой, одевается как попало, причесывается наспех, стрижется в мужской парикмахерской и не употребляет косметики, или же, наоборот, тщательно продумывает как праздничный, так и повседневный туалет, выбрасывает сумасшедшие деньги на парикмахерскую (прическа, маникюр, педикюр, косметолог), не выйдет даже и мусор вынести без помады на губах. Наверное, она все-таки еще слишком молода, наша Лада, ее стиль жизни еще до конца не сформировался. Итак, Лада натянула свой старый свитер и линялые джинсы, быстренько заплела косу, подмазала глаза и губы, повертелась перед зеркалом и убежала на работу, пообещав вернуться пораньше – ведь вчера елку убрать не успели. Только после этого хмурый, как ненастная ночь, Домовушка покинул свое убежище.
– Совсем девка от рук отбилась, – буркнул он в ответ на мой невысказанный вопрос. – Куда это годится – в такой великий праздник дома не ночевать!.. А случись что – кого виноватить? Домового – не уследил-де!.. Что я Бабушке скажу, как вернется и ответ спросит? Как я ей в глаза гляну?
– Ну пока еще ничего не случилось, да и вряд ли случится, – сказал я уверенно. – В конце концов Лада – вполне разумная взрослая девушка, к тому же не обделенная талантами. Как она вчера лихо платья себе мастерила!
– Вот то-то и оно, что лихо! – буркнул Домовушка, засыпая ненавистное пшено в кастрюльку с молоком. – Нет бы – чинно, благородно, по-людски иголочку в пальчики взять, ножнички, да и скроить-сметать себе одежку приличную, нет: тыр! фыр! бах! Нетканое, нешитое, в один секунд сладила, потом раз оденет – и бросит. Небось потрудилась бы как след – до дыр доносила бы, да и после бы латала-штопал а… Ленивица у нас выросла, капризница балованная.
– Ну я не думаю, что наследной княжне так уж необходимо уметь шить или штопать. Все ж таки…
– Это умение любой девке необходимо, хоть царевне, хоть королевне! Случись чего с ее уменьями волшебными – и никуда она не пригодная, ни корову подоить, ни носки мужу связать! Ничегошеньки не умеет, аки дитятко малое, – а уж в возрасте. Девка не косою, не румянцем тщеславиться должна, а рукомеслом девичьим, тогда и женишок ей добрый сыщется, а не вертопрах какой…
– Так она же премудрая – ты ж сам говорил!
– Ну говорил… А нынче иное скажу: ежели дойдет до беды, ежели не соблюдет себя – враз премудрость ее и улетучится. А что останется? Умишка горсточка да волосья да пояса, а больше и ничего.
Домовушка упер кулачок в щечку, как будто у него болели зубы, вздохнул и застонал, с причитаниями:
– Горюшко ты мое, Ладушка, что ж ты, безразумная, творишь, где ж твоя честь девичья, где ж твое разумение, отеческому слову послушание…
Тем временем каша вылезла из кастрюльки и зашипела на раскаленной плите. Запахло противно паленым пшеном и горелым молоком.
– Каша, каша!.. – заорал я. – Домовушка!
Домовушка схватился за кастрюльку голыми лапками.
обжег их, разумеется, и побежал лечиться живомертвой водой. Завтрак был испорчен. И даже вчерашних пирогов не осталось.
Я по собственной инициативе отрезал каждому из обитателей по куску сыра и ломтю хлеба. Я не понимал, почему Домовушка так расстроился. Ну хочет Лада встретить Новый год в компании – на здоровье, хорошая, добрая традиция – Лада ж наша не старая бабка какая-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Ну и что?
– Как это «ну и что»? – возмутился я. – Ты читать умеешь? Здесь все написано!
– Написано, – согласилась Лада. – Написано, что это – пеньюар, то есть платье для вечерних приемов. Вечерние платья всегда так выглядят, как будто ночные рубашки.
– Лада, но пеньюар – это совсем не то, что платье для коктейля, – вступил в разговор Ворон. – Пеньюар – это все-таки домашняя одежда. Элегантное неглиже. Нечто вроде домашнего халатика. Одевается поверх ночной сорочки или пижамы. В пеньюаре можно принимать гостей с утра, приблизительно до десяти часов пополуночи. После указанного времени эта одежда считается неприличной…
– Правда? – спросила Лада дрогнувшим голосом. – А я думала… – Она покраснела, как спелый помидор.
Я перелистнул несколько страничек в журнале.
– Вот миленькое платьице – смотри! – обратился я к Ладе. Платье, на которое я указал, ничем особенным не отличалось. Главное – оно не было коротким, не имело разрезов, и декольте было маленькое-маленькое, почти под горлышко. – Очень славное платьице.
– Ничего особенного, – фыркнула Лада, но тут же поинтересовалась жалобно:
– Тебе что, правда нравится?
– Ну не так чтоб очень, – сжалился я. – Просто, по-моему, оно лучше подойдет к случаю. Ты не забывай, что вечеринка у нас – это совсем не то, что вечерний прием у них. В вечернем платье тебе будет неудобно. Нужно что-то более нейтральное.
– Самая нейтральная одежда – это джинсы и свитер, – сказала Лада.
– Да! – обрадованно кивнул я. – И главное – тебе так хорошо в джинсах и в свитере!
– Я каждый день хожу в джинсах и свитере, мне надоело, – отрезала Лада. – Хочу платье!..
Кое-как мы нашли такой фасон платья, который удовлетворял требованиям Лады и при этом был достаточно скромен. Когда Лада появилась в нем в кухне, одобрение было единодушным. Платье темно-синего цвета прекрасно гармонировало с голубыми глазами Лады, оно не облегало фигуру тесно, но в то же время слегка подчеркивало то, что нужно, юбка была прямая и чуть выше колен, а воротник-стоечка приятно оттенял белую шейку. Лада прошлась туда-сюда, подражая походке манекенщиц, и мы все зааплодировали. По-моему, мы были довольны не столько платьем, сколько тем, что теперь Ладу можно было выпустить на улицу, не опасаясь неприятных последствий. Лада раскраснелась от удовольствия, несколько раз поклонилась нам и убежала переодеваться в халатик.
И мы наконец пообедали.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
предновогодняя
В лесу родилась елочка…
Песня
Назавтра Лада свое новое платье не надела. Я удивился: почему?
– Ой, Кот, как ты не понимаешь, я же хочу Новый год встретить в новом платье. А если я его сегодня надену, оно будет уже не новое!
Вот поди пойми этих женщин: зачем вчера надо было так торопиться, заставлять всех сидеть голодными, оставить целый квартал без электричества – и все равно пойти на работу в старом вытянутом свитере и потрепанных джинсах?
– А сегодня ты не хочешь принарядиться? У вас же наверняка никто работать не будет, предпраздничный день все-таки…
Она махнула рукой.
– А, им все равно, как я одета. Да и мне тоже все равно.
Ну этого я уж совсем не понял. Обычно женщина или совсем не следит за собой, одевается как попало, причесывается наспех, стрижется в мужской парикмахерской и не употребляет косметики, или же, наоборот, тщательно продумывает как праздничный, так и повседневный туалет, выбрасывает сумасшедшие деньги на парикмахерскую (прическа, маникюр, педикюр, косметолог), не выйдет даже и мусор вынести без помады на губах. Наверное, она все-таки еще слишком молода, наша Лада, ее стиль жизни еще до конца не сформировался. Итак, Лада натянула свой старый свитер и линялые джинсы, быстренько заплела косу, подмазала глаза и губы, повертелась перед зеркалом и убежала на работу, пообещав вернуться пораньше – ведь вчера елку убрать не успели. Только после этого хмурый, как ненастная ночь, Домовушка покинул свое убежище.
– Совсем девка от рук отбилась, – буркнул он в ответ на мой невысказанный вопрос. – Куда это годится – в такой великий праздник дома не ночевать!.. А случись что – кого виноватить? Домового – не уследил-де!.. Что я Бабушке скажу, как вернется и ответ спросит? Как я ей в глаза гляну?
– Ну пока еще ничего не случилось, да и вряд ли случится, – сказал я уверенно. – В конце концов Лада – вполне разумная взрослая девушка, к тому же не обделенная талантами. Как она вчера лихо платья себе мастерила!
– Вот то-то и оно, что лихо! – буркнул Домовушка, засыпая ненавистное пшено в кастрюльку с молоком. – Нет бы – чинно, благородно, по-людски иголочку в пальчики взять, ножнички, да и скроить-сметать себе одежку приличную, нет: тыр! фыр! бах! Нетканое, нешитое, в один секунд сладила, потом раз оденет – и бросит. Небось потрудилась бы как след – до дыр доносила бы, да и после бы латала-штопал а… Ленивица у нас выросла, капризница балованная.
– Ну я не думаю, что наследной княжне так уж необходимо уметь шить или штопать. Все ж таки…
– Это умение любой девке необходимо, хоть царевне, хоть королевне! Случись чего с ее уменьями волшебными – и никуда она не пригодная, ни корову подоить, ни носки мужу связать! Ничегошеньки не умеет, аки дитятко малое, – а уж в возрасте. Девка не косою, не румянцем тщеславиться должна, а рукомеслом девичьим, тогда и женишок ей добрый сыщется, а не вертопрах какой…
– Так она же премудрая – ты ж сам говорил!
– Ну говорил… А нынче иное скажу: ежели дойдет до беды, ежели не соблюдет себя – враз премудрость ее и улетучится. А что останется? Умишка горсточка да волосья да пояса, а больше и ничего.
Домовушка упер кулачок в щечку, как будто у него болели зубы, вздохнул и застонал, с причитаниями:
– Горюшко ты мое, Ладушка, что ж ты, безразумная, творишь, где ж твоя честь девичья, где ж твое разумение, отеческому слову послушание…
Тем временем каша вылезла из кастрюльки и зашипела на раскаленной плите. Запахло противно паленым пшеном и горелым молоком.
– Каша, каша!.. – заорал я. – Домовушка!
Домовушка схватился за кастрюльку голыми лапками.
обжег их, разумеется, и побежал лечиться живомертвой водой. Завтрак был испорчен. И даже вчерашних пирогов не осталось.
Я по собственной инициативе отрезал каждому из обитателей по куску сыра и ломтю хлеба. Я не понимал, почему Домовушка так расстроился. Ну хочет Лада встретить Новый год в компании – на здоровье, хорошая, добрая традиция – Лада ж наша не старая бабка какая-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109