– Ой, какой шкаф потрясный! Старинный, да? А кресло – обалдеть! В нем можно сидеть? А то оно на музейное похоже. И вообще в этой комнате, как в музее. А кто здесь живет, бабушка твоя, да? А ее сегодня нету?
Лада что-то буркнула в ответ.
Девица опять затараторила. Я понял, почему она увязалась за Ладой, – по причине своей непомерной болтливости. Она, наверное, двух минут не могла провести молча. Но этот ее голос – я чувствовал, что вот-вот лопну от любопытства. И от того, что никак не могу вспомнить обладательницу оного. Меня просто распирало, как будто внутри у меня кто-то надувал воздушный шарик.
И тут очень кстати я почувствовал настоятельный позыв к исполнению некоторой физиологической надобности.
А надо отметить, что коты несколько отличаются от собак и от людей. Терпеть нужду они могут очень недолго. Наверное, это проистекает от кошачьего эгоцентризма. Поскольку желания кота – я имею в виду котов от рождения, – являются для него законом, то и терпеть не имеет смысла. Терпеливый кот – это уже не кот, а ошибка природы.
У нас с Ладой была договоренность – если я захочу в туалет, то мяукну. Лада позволила мне это со скрипом: ей не очень хотелось почему-то, чтобы гость видел меня до того, как она займется трансформированием. Наверное, Лада подозревала, что я не утерплю, что-нибудь брякну и напугаю пациента прежде, чем начнется операция.
Но я настоял на своем.
Я пообещал, правда, не злоупотреблять своим правом. Но право выйти из комнаты я должен был иметь.
Поэтому теперь я издал достаточно неприятный звук.
Наша гостья сразу же отреагировала:
– Ой, Лада, у тебя и кошка тоже есть?
– Да, – хмуро сказала Лада, подошла к кабинету и открыла дверь.
– Ну чего тебе? – спросила она недовольно. Я, чтобы не выходить из роли, снова противно мяукнул.
– Иди, только быстро, – разрешила Лада, оставив дверь приоткрытой. Я юркнул в туалет. К сожалению, гостья сидела в кресле, и я из коридора не смог ее как следует рассмотреть. Кресло у нас – то, что в Бабушкиной комнате, – мягкое, глубокое, вольтеровское. В нем и утонуть можно человеку невысокого роста. А наша гостья таковой и была.
В результате я увидел только колени и тонкие ножки, обутые в короткие сапожки без каблуков. Эти сапожки тоже показались мне знакомыми.
Поэтому я не смог вернуться в кабинет сразу же после посещения туалета. Любопытство по-прежнему раздирало мне внутренности. И я задержался в коридоре.
Осторожно, вдоль стеночки я прокрался к двери Бабушкиной комнаты и заглянул внутрь. Лада меня не увидела, потому что она помогала молодому человеку подвесить дверцу шкафа – молодой человек уже успел прикрутить новые петли взамен поломанных.
А вот гостья меня заметила, и очень даже заметила, потому что восторженно взвизгнула, вскочила с кресла и схватила меня на руки.
– Ой, котяра! – вопила она. – Пушистейший! И красавец! Ты знаешь, он ужасно похож на того кота, что к нам в мастерскую забегал – ну, я тебе рассказывала… Его еще Процюк грозился утопить в канализации, а он все, понимаешь ли, совершенно все понял!.. И сбежал!.. Вылитый Котофей! Только Котофей был толще. И морда у Котофея была умнее.
Ну вы уже поняли, кем оказалась наша гостья. Той самой девчонкой-приемщицей из сапожной мастерской, которую звали именем Лёня.
– Брысь, – сказала мне Лада грозно.
Я мягко, как тестообразная субстанция, перетек из рук девушки Лёни на пол и метнулся в кабинет, захлопнув за собой дверь.
– Ну зачем ты так? – спросила растерянно Лёня. – Он провинился в чем-то, да? Может, простишь его? Ну пожалуйста!
Лада что-то ей ответила, но тихо, слов было не разобрать.
Лёня настаивала:
– Я тебя прошу! Я так котов люблю, еще больше, чем собак. А из-за Пончика не могу завести кошку. Он ненормальный и кошек ненавидит. Нет, вообще он хороший, умный пес, только вот с кошками…
Лада позвала меня вульгарным «кис-кис».
Я не знал, что делать.
Меня обуревали крайне противоречивые чувства.
С одной стороны, я не желал этой девочке ничего дурного. Я был благодарен ей – она приютила, обогрела и накормила меня, замерзшего, голодного и вымокшего под дождем. Она не позволила Процюку плохо обращаться со мной и вообще была само милосердие и котолюбие. Это с одной стороны. А с другой…
С другой же стороны, я, как и все обитатели нашей квартиры, не мог относиться хорошо к той особе, из-за которой наша Лада страдала так долго и глубоко. Да, конечно, Лёня была, так сказать, пассивно виновата. Активным виновником выступал бросивший Ладу молодой человек. И все же именно Лёня послужила непосредственной причиной Ладиного горя. Поэтому заслуживала наказания.
Существовала также и третья сторона. Я чувствовал себя обиженным. Как так – я тогда, в тот день моей производственной практики, голодный и мокрый, был, оказывается, толще! И морда у меня была, оказывается, умнее! Бред!
Лада повторила свое «кис-кис».
– Вас зовут, Кот, – сказал Паук. И тут же приструнил Петуха: – Смирно!
– Слышу, – отозвался я. И решился.
– Мяу! – сказал я сердито. Дверь в кабинет была закрыта плотно, и открывать ее с нашей стороны я побоялся – чтобы не демаскироваться раньше времени.
Лада выпустила меня.
Я распушил хвост и прошествовал в комнату, куда уже перебрались Лада и ее гости.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ,
в которой я веду себя героически
Если не я, то кто же?
Жанна д'Арк

Они ужинали.
На столе кроме кулинарных творений Домовушки стояли принесенные гостями три красные гвоздики в металлической индийской вазочке (нашей), а также шампанское и торт. Бисквитно-кремовый. С розами. Я забеспокоился. Насколько мне известно, при изготовлении тортов используются яйца, а Ладе ведь нельзя употреблять животную пищу!
Лада вела себя чинно и важно. Она потчевала гостей пирогами, сама же почти ничего не ела, только прихлебывала из граненого стакана пузырящуюся желтую жидкость. (Из стакана – потому что, как вы помните, весь наш хрусталь погиб во время нашествия змей от акустического удара, то есть взвизга Лады. А стаканы уцелели.)
Я опять же забеспокоился: стоит ей немножко опьянеть, и процесс трансформирования может быть нарушен, а это опасно.
Но пока что я помалкивал.
Я сидел на коленях у девушки Лёни. Одной рукой она гладила меня, другой держала кусок пирога с грибами. Я был голоден, а еда пахла вкусно и вызывала у меня, повышенное слюноотделение. Я бы с удовольствием присоединился к их трапезе, но в таком случае мне пришлось бы раскрыть себя, поэтому я терпел. Не мог же я есть с одной тарелки с Лёней и тем более не мог вести себя так, как нормальный голодный кот – то есть спереть со стола кусок повкуснее и сожрать его на полу. Я брезглив.
Лёня трещала без перерыва. Она разговаривала, даже когда жевала. По-видимому, у нее был богатый опыт по этой части – во всяком случае, слова ее были понятны, куски изо рта не вываливались, и неприятного впечатления ее разговор не производил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109