Потом вздохнула и посмотрела мне в глаза.
– Поговорим об этом в машине.
Через полчаса мы покидали кладбищенские холмы. У ворот нам помахал рукой человек в черном.
– У него кто-то был. На похоронах до меня дошло, что это та симпатичная мексиканка из конторы Хаима. У него это уже далеко не первый роман. Да ты и без меня знаешь, не так ли?
За последние пять лет, когда я был его шофером, охранником, доверенным лицом, слугой и оруженосцем, мне было известно о четырех таких романах. Два из них длились не больше месяца, а два других были продолжительнее. Но я подозревал, что были и неизвестные мне «случаи».
– Да.
– Ты, наверное, смотрел на меня и думал, что твоя мама одна из тех простоватых блондинок, которые слишком тупы, чтобы догадаться об измене мужа?
– Я всегда считал тебя самой красивой женщиной в мире. И не понимал, почему отец проводит время с кем-то еще. Вначале мне казалось, что ты не догадываешься. Но потом понял, что тебе все известно.
– Каким образом?
– Той ночью, когда ты плакала в своей комнате. В свое время я смотрел кино или читал роман, где обманутая женщина плачет в одиночку в своей комнате. И мне все стало ясно. Мне было тогда лет четырнадцать.
– Ну, это лишь один из множества таких эпизодов.
Я обернулся к ней. Мать улыбалась, но я заметил, как из-под оправы ее очков выкатываются слезинки. Голос ее звучал слабо и надтреснуто, словно морской ветер разрывал его.
– Я так любила этого сукина сына. Но иногда просто ненавидела. О чем я сожалею больше всего, так это о том, что Уилл умер, будучи мною ненавидим.
* * *
Я сразу направился к зданию тюрьмы, но не зашел в диспетчерскую. Несколько минут я трепался с Майком Стейчем, Великаном, надеясь привлечь внимание Сэмми Нгуена, и это сработало. Он окликнул меня и попросил подойти к решетке. Я придвинулся немного ближе.
– С Сэндз все получилось, – сказал я.
– Симпатичная бабенка.
– Но Алекс там практически не объявляется.
– Выходит, она одна. Ты можешь ей заняться.
– Мне не до этого.
Казалось, Сэмми что-то обдумывал.
– Два раза они его чуть не зацепили.
– Везунчик.
– И параноик. Это и спасает.
Великан не выдержал и проревел:
– Потому что эти федералы просто идиоты.
– Если уж говорить про одиноких девушек, то как поживает Бернадетт?
При этих словах Сэмми сразу взглянул на меня с подозрением:
– С ней все в порядке. А чего бы ей не быть в порядке?
– Это ты затеял разговор про одиночество, а не я.
Сосед Майк опять проснулся:
– Она одинока, Сэмми. Они все становятся одинокими – рано или поздно. Чем симпатичнее, тем раньше.
– Заткнись, Майк. Ты снова выводишь меня из себя.
Сэмми обхватил прутья двумя руками. Оранжевая тюремная роба висела на нем, как на подростке.
– Джо, ты хочешь назначить свидание Бернадетт?
– Нет. Но я подумал, что мог бы взглянуть на нее, если, конечно, ты не против. Просто убедиться, что с ней все в порядке.
Сэмми уставился на меня, гримаса замешательства перекосила его лицо.
– Зачем тебе это вдруг понадобилось?
– Ты выручил меня, а я помогу тебе.
– Я просил тебя достать хорошую крысоловку.
– Я не имею права передать тебе такую крысоловку. Но служители планируют разбросать в трубопроводах приманку с отравой.
Великан опять не вытерпел:
– Крысы передохнут и начнут вонять.
– Эта крыса у меня в камере, а не в каких-то трубах, – огрызнулся Сэмми.
– Но чтобы бегать туда-сюда, они ведь пользуются трубами.
– Если бы у меня была обычная пружинная крысоловка, я бы ее давно поймал.
– У меня нет возможности передать тебе такую крысоловку. Это запрещено. Ты можешь разломать ее и сделать заточку.
Сэмми обиженно надул губы.
– А вот я однажды сам сделал ловушку, – вступил в разговор Стейч. – Когда был во втором классе.
Раздраженный Сэмми сверкнул глазами.
– Это когда тебе было шестнадцать, что ли?
– Я отверну твою косоглазую башку, как только будет шанс.
– Благодарю Бога, что поместил меня в блок "Ж". Что за сволота вокруг – одни крысы и кретины.
– А ты повесься, – посоветовал Майк.
– У меня нет ни шнурков, ни ремня, да и за камерой ведется непрерывное видеонаблюдение.
– А ты проглоти язык.
– Когда человек задыхается, то срабатывает рефлекс. Заткнись, Майк. Прошу тебя. Я даже думать не могу, когда ты начинаешь трепаться. Как только ты разеваешь пасть, средний коэффициент интеллекта всего нашего блока резко падает вниз.
– Не надо быть гением, чтобы догадаться, что она сейчас одинока. Она и вправду одинока.
Бросив на меня короткий взгляд, Сэмми отошел от решетки, уселся на койку и снова принялся изучать ее фотографию.
– Что ж, Сэмми, ты здесь еще недолго пробудешь. Скоро состоится суд, и тебя либо отпустят, либо направят в другую тюрьму.
Он замотал головой.
– Меня освободят. Я невиновен. И верю в американское правосудие.
– Тогда удачи тебе, Сэмми.
Он снова взглянул на снимок подруги, потом подпрыгнул на кровати и снова приблизился к решетке, подзывая меня жестом. Я шагнул ближе, не спуская с него глаз.
– Попробуй разыскать ее в ночном клубе «Бамбук-33». Просто взгляни, нет ли ее там.
Я кивнул.
Майк Стейч не унимался:
– Она одна, Сэмми. Все они становятся одинокими.
* * *
Слово «одинокая» не шло у меня из головы, и я вспомнил о Рее Флэтли из отдела организованной преступности. По дороге я заглянул в контору управления шерифа и навестил его, чтобы просто поздороваться. У него на стене висела фотография. На снимке Рей стоял, зайдя далеко в реку, и, отклонившись назад, забрасывал, словно кнут, длинное удилище. Я спросил его о снимке, и Рей рассказал, что это на реке Грин, в штате Юта, а он уже давно предпочитает ловить нахлыстом.
Рей посмотрел на фото.
– Стоять в речной струе – непередаваемое ощущение. Поток идет прямо через тебя, вода подкатывает и уносится дальше. Трудно выразить словами и невозможно объяснить. Не каждому дано это почувствовать. Здесь важна не столько рыба, сколько сама река.
– Думаю, мне бы понравилось, – заметил я.
Мы пару минуту посидели, поговорив о тюрьме, о погоде, об «Ангелах». И когда затронули все темы – а это заняло немного времени, – я ушел.
Рей мне нравился. Он был мне близок по духу. Я не думаю, чтобы беседа с помощником шерифа с четырехлетним стажем уж очень подняла Рею настроение или облегчила ему жизнь. Возможно, и нет. Но в том и состоит, я полагаю, человеческая природа, что он может без особой причины зайти и поприветствовать хорошего человека.
Глава 13
Дженнифер Авила согласилась встретиться со мной вечером в офисе ИАКФ. Я проехал через шумные кварталы, которые в эти длинные и теплые летние дни выглядели еще живописнее. Когда я пересекал парковочную стоянку ИАКФ, мои ноздри щекотал аромат гриля, смешанный с дурманящим запахом домашнего вина, долетавший из-за ближайшей стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
– Поговорим об этом в машине.
Через полчаса мы покидали кладбищенские холмы. У ворот нам помахал рукой человек в черном.
– У него кто-то был. На похоронах до меня дошло, что это та симпатичная мексиканка из конторы Хаима. У него это уже далеко не первый роман. Да ты и без меня знаешь, не так ли?
За последние пять лет, когда я был его шофером, охранником, доверенным лицом, слугой и оруженосцем, мне было известно о четырех таких романах. Два из них длились не больше месяца, а два других были продолжительнее. Но я подозревал, что были и неизвестные мне «случаи».
– Да.
– Ты, наверное, смотрел на меня и думал, что твоя мама одна из тех простоватых блондинок, которые слишком тупы, чтобы догадаться об измене мужа?
– Я всегда считал тебя самой красивой женщиной в мире. И не понимал, почему отец проводит время с кем-то еще. Вначале мне казалось, что ты не догадываешься. Но потом понял, что тебе все известно.
– Каким образом?
– Той ночью, когда ты плакала в своей комнате. В свое время я смотрел кино или читал роман, где обманутая женщина плачет в одиночку в своей комнате. И мне все стало ясно. Мне было тогда лет четырнадцать.
– Ну, это лишь один из множества таких эпизодов.
Я обернулся к ней. Мать улыбалась, но я заметил, как из-под оправы ее очков выкатываются слезинки. Голос ее звучал слабо и надтреснуто, словно морской ветер разрывал его.
– Я так любила этого сукина сына. Но иногда просто ненавидела. О чем я сожалею больше всего, так это о том, что Уилл умер, будучи мною ненавидим.
* * *
Я сразу направился к зданию тюрьмы, но не зашел в диспетчерскую. Несколько минут я трепался с Майком Стейчем, Великаном, надеясь привлечь внимание Сэмми Нгуена, и это сработало. Он окликнул меня и попросил подойти к решетке. Я придвинулся немного ближе.
– С Сэндз все получилось, – сказал я.
– Симпатичная бабенка.
– Но Алекс там практически не объявляется.
– Выходит, она одна. Ты можешь ей заняться.
– Мне не до этого.
Казалось, Сэмми что-то обдумывал.
– Два раза они его чуть не зацепили.
– Везунчик.
– И параноик. Это и спасает.
Великан не выдержал и проревел:
– Потому что эти федералы просто идиоты.
– Если уж говорить про одиноких девушек, то как поживает Бернадетт?
При этих словах Сэмми сразу взглянул на меня с подозрением:
– С ней все в порядке. А чего бы ей не быть в порядке?
– Это ты затеял разговор про одиночество, а не я.
Сосед Майк опять проснулся:
– Она одинока, Сэмми. Они все становятся одинокими – рано или поздно. Чем симпатичнее, тем раньше.
– Заткнись, Майк. Ты снова выводишь меня из себя.
Сэмми обхватил прутья двумя руками. Оранжевая тюремная роба висела на нем, как на подростке.
– Джо, ты хочешь назначить свидание Бернадетт?
– Нет. Но я подумал, что мог бы взглянуть на нее, если, конечно, ты не против. Просто убедиться, что с ней все в порядке.
Сэмми уставился на меня, гримаса замешательства перекосила его лицо.
– Зачем тебе это вдруг понадобилось?
– Ты выручил меня, а я помогу тебе.
– Я просил тебя достать хорошую крысоловку.
– Я не имею права передать тебе такую крысоловку. Но служители планируют разбросать в трубопроводах приманку с отравой.
Великан опять не вытерпел:
– Крысы передохнут и начнут вонять.
– Эта крыса у меня в камере, а не в каких-то трубах, – огрызнулся Сэмми.
– Но чтобы бегать туда-сюда, они ведь пользуются трубами.
– Если бы у меня была обычная пружинная крысоловка, я бы ее давно поймал.
– У меня нет возможности передать тебе такую крысоловку. Это запрещено. Ты можешь разломать ее и сделать заточку.
Сэмми обиженно надул губы.
– А вот я однажды сам сделал ловушку, – вступил в разговор Стейч. – Когда был во втором классе.
Раздраженный Сэмми сверкнул глазами.
– Это когда тебе было шестнадцать, что ли?
– Я отверну твою косоглазую башку, как только будет шанс.
– Благодарю Бога, что поместил меня в блок "Ж". Что за сволота вокруг – одни крысы и кретины.
– А ты повесься, – посоветовал Майк.
– У меня нет ни шнурков, ни ремня, да и за камерой ведется непрерывное видеонаблюдение.
– А ты проглоти язык.
– Когда человек задыхается, то срабатывает рефлекс. Заткнись, Майк. Прошу тебя. Я даже думать не могу, когда ты начинаешь трепаться. Как только ты разеваешь пасть, средний коэффициент интеллекта всего нашего блока резко падает вниз.
– Не надо быть гением, чтобы догадаться, что она сейчас одинока. Она и вправду одинока.
Бросив на меня короткий взгляд, Сэмми отошел от решетки, уселся на койку и снова принялся изучать ее фотографию.
– Что ж, Сэмми, ты здесь еще недолго пробудешь. Скоро состоится суд, и тебя либо отпустят, либо направят в другую тюрьму.
Он замотал головой.
– Меня освободят. Я невиновен. И верю в американское правосудие.
– Тогда удачи тебе, Сэмми.
Он снова взглянул на снимок подруги, потом подпрыгнул на кровати и снова приблизился к решетке, подзывая меня жестом. Я шагнул ближе, не спуская с него глаз.
– Попробуй разыскать ее в ночном клубе «Бамбук-33». Просто взгляни, нет ли ее там.
Я кивнул.
Майк Стейч не унимался:
– Она одна, Сэмми. Все они становятся одинокими.
* * *
Слово «одинокая» не шло у меня из головы, и я вспомнил о Рее Флэтли из отдела организованной преступности. По дороге я заглянул в контору управления шерифа и навестил его, чтобы просто поздороваться. У него на стене висела фотография. На снимке Рей стоял, зайдя далеко в реку, и, отклонившись назад, забрасывал, словно кнут, длинное удилище. Я спросил его о снимке, и Рей рассказал, что это на реке Грин, в штате Юта, а он уже давно предпочитает ловить нахлыстом.
Рей посмотрел на фото.
– Стоять в речной струе – непередаваемое ощущение. Поток идет прямо через тебя, вода подкатывает и уносится дальше. Трудно выразить словами и невозможно объяснить. Не каждому дано это почувствовать. Здесь важна не столько рыба, сколько сама река.
– Думаю, мне бы понравилось, – заметил я.
Мы пару минуту посидели, поговорив о тюрьме, о погоде, об «Ангелах». И когда затронули все темы – а это заняло немного времени, – я ушел.
Рей мне нравился. Он был мне близок по духу. Я не думаю, чтобы беседа с помощником шерифа с четырехлетним стажем уж очень подняла Рею настроение или облегчила ему жизнь. Возможно, и нет. Но в том и состоит, я полагаю, человеческая природа, что он может без особой причины зайти и поприветствовать хорошего человека.
Глава 13
Дженнифер Авила согласилась встретиться со мной вечером в офисе ИАКФ. Я проехал через шумные кварталы, которые в эти длинные и теплые летние дни выглядели еще живописнее. Когда я пересекал парковочную стоянку ИАКФ, мои ноздри щекотал аромат гриля, смешанный с дурманящим запахом домашнего вина, долетавший из-за ближайшей стены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97