Но мы трудились, как трудятся только те, кто занят упоительным делом - выступать перед публикой. Мы ненадолго прервались около полудня, чтобы перекусить; моя доля состояла из кучи сдобных булочек и бутылки молока. Гас запретила держать меня впроголодь и перегружать работой, и я, хотя все еще и был слаб, с голоду, конечно, не умирал.
День выдался жаркий, а в Абдулле было еще жарче. Вдобавок там стоял тяжелый запах из-за папье-маше и клея, и было очень душно. За тридцать шесть - или около того - часов моего заточения я, хотя и не выпил ни глотка, вынужден был мочиться, а это ничуть не освежило атмосферу тесной каморки. Мало того (правда, узнал я об этом немного позднее), прежде Абдуллой управлял карлик, который, вероятно, не очень заботился о своей гигиене, и потому чем жарче мне было, тем сильнее бил в ноздри острый запах разгоряченного карлика. Наверное, меня лихорадило от возбуждения, и, хотя я бы не сказал, что был в тот момент счастлив, меня обуяли жгучий интерес и тщеславие, и ничего лучше этого в моей жизни еще не было. Когда ты, Рамзи, учил меня магии, я испытывал похожие чувства, но совсем не в такой степени, потому что - не обижайся, пожалуйста, - ты делал свои простенькие фокусы из рук вон плохо. А здесь было - по-настоящему. Я не очень хорошо понимал, что это такое, но оно было великолепно, а я составлял его немаловажную часть.
Чарли, отличавшийся жизнерадостностью в той же мере, что и глупостью, старался превратить все это в развлечение. Он брал на себя роль Простофили и в меру своих талантов изображал самых разных Простофиль, каких только мог придумать. Играл он ужасно бездарно, но это было смешно. Скажем, он приближался к Абдулле в качестве дядюшки Зика - чемпиона по юкеру из Центра дураков. Или Банкомета, деревенского рекордсмена по мелкому жульничеству. Или тетушки Саманты, которая ни за что не могла поверить, что ее обдурит какой-то там китаец. У него была целая галерея таких карикатурных образов. Мне пришлось просить его, чтобы он не смешил меня, потому что от смеха я не мог сосредоточиться на работе. А Виллар никогда не смеялся - он был старшим и требовал от меня максимальной сноровки в работе с механизмом. Чарли был щедр на похвалы - он с удовольствием говорил мне, что я замечательный малец, что у меня актерский талант и меня ждет блестящее будущее. Но от Виллара я ни одной похвалы не дождался; он был строг, если я ошибался, и требовал от меня полной отдачи. Меня это не обескураживало. Я чувствовал, что внутри Абдуллы я - в своей стихии.
Часов в пять Виллар и Чарли решили, что мы готовы и работу можно показывать Гас. До этого я не сталкивался с людьми, которые имели бы хоть какое-то отношение к актерскому миру, и мне очень понравилось, что Гас, забравшись в вагон, вела себя так, будто всех нас видит впервые. Виллар и Чарли тоже делали вид, будто дают настоящее представление, а Гас - настоящий зритель. Виллар произнес речь, которой я не слышал раньше: о чудесных способностях Абдуллы, о долгих трудах и гениальных прозрениях, которые потребовались для его создания. Все это время я сидел тихо, как мышь, и полностью убедил себя в том, что Гас и не подозревает о моем присутствии. Может быть, она думала, что я сбежал. Наконец Гас, будто против воли и одолеваемая подозрениями, вышла вперед - самый настоящий Простофиля, не то что один из комических персонажей Чарли, - сняла колоду и выбрала карту. Либо Гас сама знала толк в фокусах, либо Виллар подстроил мне эту трудную проверку, но выбранная ею карта оказалась тузом пик - старшей картой в колоде. И тут меня озарило; такие озарения (думаю, что могу сказать об этом без ложной скромности) и отличают меня от других иллюзионистов, даже самых искусных. В пиковой ячейке, под всеми «картинками», лежал джокер; именно джокером Абдулла под моим руководством побил туза, выбранного Гас. Конечно, гарантий это никаких не давало, но свидетельствовало о том, что неожиданности меня не смутят, и Чарли ахнул от восторга так громко, что непременно привлек бы любопытных, окажись кто-нибудь в тот поздний воскресный вечер у запасной ветки этой железнодорожной станции.
Увиденное произвело впечатление на Гас, но выражение ее жокейского лица не изменилось. «Ладно, думаю, это пойдет», - сказал она, и все трое тут же снова принялись спорить о каких-то делах, о которых недоговорили утром. Тогда я не понимал, о чем идет речь, но говорили они об очередности выступлений, и Виллар настаивал, чтобы Абдулла выступал предпоследним. Это место обычно отводилось для гвоздя программы, и сейчас таковым был Андро, на которого Виллар давно точил преизрядный зуб. Гас не хотела принимать скоропалительных решений и настаивала на том, чтобы Абдуллу попридержать, пока мы не отъедем подальше от Дептфорда.
Чарли горячо настаивал на том, чтобы включить Абдуллу в программу немедленно. Дела в «Мире чудес» шли плохо, и им требовался привлекательный номер, в особенности теперь, когда Ганна совсем отбилась от рук и ее нужно приструнить. Никто и не подумает, что малец в Абдулле, так как все будут уверены, что Абдулла - чудо техники. Ну да, не соглашалась Гас, но как она объяснит Талантам внезапное появление этого мальца, а уж Таланты-то точно будут знать, в чем секрет картежных талантов Абдуллы. Что, нечего возразить? Малец ниоткуда! В особенности если всякие любопытные или полиция начнут совать нос. А Ганна - кто может быть уверен, что она будет держать язык за зубами? Эта старая сучка религиозна и ради святого дела пойдет на любую подлость. Ну, сказал Чарли, уж Гас-то знает, как окоротить Ганну. Да эта слониха без Гас и шага шагнуть не может. А тут и Виллар вставил словечко - ему о Ганне кое-что известно, так что она будет помалкивать. И все в таком роде, без остановки, вечное повторение одних и тех же доводов; они скорее наслаждались самим процессом спора, нежели стремились достичь согласия. День у меня выдался трудный, и внутри Абдуллы было как в турецкой бане. Спорящие совершенно забыли, что предмет их разговора - живой человек. Поэтому я в изнеможении уснул. Тогда я этого не понимал, но зато позднее понял очень хорошо: находясь в Абдулле, я был Никем. Для Виллара я был своего рода продолжением и способом возвыситься. Для Простофили - соперником и непостижимой тайной. Я был диковинкой, о которой зрители быстро забывали. Но как Пол Демпстер я не существовал. Я нашел свое место в жизни, став Никем.
Киношники молча посасывали бренди, потом заговорил Линд.
- Интересно было бы сделать фильм о господине Никто, - произнес он. - Я знаю, мы вас не должны торопить, потому и не спрашиваю, долго ли вы были Никем. Но ведь вы собираетесь продолжать, правда?
- Вы обязательно должны продолжать, - сказал Инджестри. - Вот это - настоящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
День выдался жаркий, а в Абдулле было еще жарче. Вдобавок там стоял тяжелый запах из-за папье-маше и клея, и было очень душно. За тридцать шесть - или около того - часов моего заточения я, хотя и не выпил ни глотка, вынужден был мочиться, а это ничуть не освежило атмосферу тесной каморки. Мало того (правда, узнал я об этом немного позднее), прежде Абдуллой управлял карлик, который, вероятно, не очень заботился о своей гигиене, и потому чем жарче мне было, тем сильнее бил в ноздри острый запах разгоряченного карлика. Наверное, меня лихорадило от возбуждения, и, хотя я бы не сказал, что был в тот момент счастлив, меня обуяли жгучий интерес и тщеславие, и ничего лучше этого в моей жизни еще не было. Когда ты, Рамзи, учил меня магии, я испытывал похожие чувства, но совсем не в такой степени, потому что - не обижайся, пожалуйста, - ты делал свои простенькие фокусы из рук вон плохо. А здесь было - по-настоящему. Я не очень хорошо понимал, что это такое, но оно было великолепно, а я составлял его немаловажную часть.
Чарли, отличавшийся жизнерадостностью в той же мере, что и глупостью, старался превратить все это в развлечение. Он брал на себя роль Простофили и в меру своих талантов изображал самых разных Простофиль, каких только мог придумать. Играл он ужасно бездарно, но это было смешно. Скажем, он приближался к Абдулле в качестве дядюшки Зика - чемпиона по юкеру из Центра дураков. Или Банкомета, деревенского рекордсмена по мелкому жульничеству. Или тетушки Саманты, которая ни за что не могла поверить, что ее обдурит какой-то там китаец. У него была целая галерея таких карикатурных образов. Мне пришлось просить его, чтобы он не смешил меня, потому что от смеха я не мог сосредоточиться на работе. А Виллар никогда не смеялся - он был старшим и требовал от меня максимальной сноровки в работе с механизмом. Чарли был щедр на похвалы - он с удовольствием говорил мне, что я замечательный малец, что у меня актерский талант и меня ждет блестящее будущее. Но от Виллара я ни одной похвалы не дождался; он был строг, если я ошибался, и требовал от меня полной отдачи. Меня это не обескураживало. Я чувствовал, что внутри Абдуллы я - в своей стихии.
Часов в пять Виллар и Чарли решили, что мы готовы и работу можно показывать Гас. До этого я не сталкивался с людьми, которые имели бы хоть какое-то отношение к актерскому миру, и мне очень понравилось, что Гас, забравшись в вагон, вела себя так, будто всех нас видит впервые. Виллар и Чарли тоже делали вид, будто дают настоящее представление, а Гас - настоящий зритель. Виллар произнес речь, которой я не слышал раньше: о чудесных способностях Абдуллы, о долгих трудах и гениальных прозрениях, которые потребовались для его создания. Все это время я сидел тихо, как мышь, и полностью убедил себя в том, что Гас и не подозревает о моем присутствии. Может быть, она думала, что я сбежал. Наконец Гас, будто против воли и одолеваемая подозрениями, вышла вперед - самый настоящий Простофиля, не то что один из комических персонажей Чарли, - сняла колоду и выбрала карту. Либо Гас сама знала толк в фокусах, либо Виллар подстроил мне эту трудную проверку, но выбранная ею карта оказалась тузом пик - старшей картой в колоде. И тут меня озарило; такие озарения (думаю, что могу сказать об этом без ложной скромности) и отличают меня от других иллюзионистов, даже самых искусных. В пиковой ячейке, под всеми «картинками», лежал джокер; именно джокером Абдулла под моим руководством побил туза, выбранного Гас. Конечно, гарантий это никаких не давало, но свидетельствовало о том, что неожиданности меня не смутят, и Чарли ахнул от восторга так громко, что непременно привлек бы любопытных, окажись кто-нибудь в тот поздний воскресный вечер у запасной ветки этой железнодорожной станции.
Увиденное произвело впечатление на Гас, но выражение ее жокейского лица не изменилось. «Ладно, думаю, это пойдет», - сказал она, и все трое тут же снова принялись спорить о каких-то делах, о которых недоговорили утром. Тогда я не понимал, о чем идет речь, но говорили они об очередности выступлений, и Виллар настаивал, чтобы Абдулла выступал предпоследним. Это место обычно отводилось для гвоздя программы, и сейчас таковым был Андро, на которого Виллар давно точил преизрядный зуб. Гас не хотела принимать скоропалительных решений и настаивала на том, чтобы Абдуллу попридержать, пока мы не отъедем подальше от Дептфорда.
Чарли горячо настаивал на том, чтобы включить Абдуллу в программу немедленно. Дела в «Мире чудес» шли плохо, и им требовался привлекательный номер, в особенности теперь, когда Ганна совсем отбилась от рук и ее нужно приструнить. Никто и не подумает, что малец в Абдулле, так как все будут уверены, что Абдулла - чудо техники. Ну да, не соглашалась Гас, но как она объяснит Талантам внезапное появление этого мальца, а уж Таланты-то точно будут знать, в чем секрет картежных талантов Абдуллы. Что, нечего возразить? Малец ниоткуда! В особенности если всякие любопытные или полиция начнут совать нос. А Ганна - кто может быть уверен, что она будет держать язык за зубами? Эта старая сучка религиозна и ради святого дела пойдет на любую подлость. Ну, сказал Чарли, уж Гас-то знает, как окоротить Ганну. Да эта слониха без Гас и шага шагнуть не может. А тут и Виллар вставил словечко - ему о Ганне кое-что известно, так что она будет помалкивать. И все в таком роде, без остановки, вечное повторение одних и тех же доводов; они скорее наслаждались самим процессом спора, нежели стремились достичь согласия. День у меня выдался трудный, и внутри Абдуллы было как в турецкой бане. Спорящие совершенно забыли, что предмет их разговора - живой человек. Поэтому я в изнеможении уснул. Тогда я этого не понимал, но зато позднее понял очень хорошо: находясь в Абдулле, я был Никем. Для Виллара я был своего рода продолжением и способом возвыситься. Для Простофили - соперником и непостижимой тайной. Я был диковинкой, о которой зрители быстро забывали. Но как Пол Демпстер я не существовал. Я нашел свое место в жизни, став Никем.
Киношники молча посасывали бренди, потом заговорил Линд.
- Интересно было бы сделать фильм о господине Никто, - произнес он. - Я знаю, мы вас не должны торопить, потому и не спрашиваю, долго ли вы были Никем. Но ведь вы собираетесь продолжать, правда?
- Вы обязательно должны продолжать, - сказал Инджестри. - Вот это - настоящее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109