Для начала Сталин предложил предоставить на советской территории аэродромы для приема от 150 до 200 тяжелых бомбардировщиков. Он также дал разрешение ежедневно приземляться на советской территории американским фоторазведывательным самолетам, причем один из них прилетал бы из Италии, а другой – из Англии.
– При фотографировании целей на территории Германии, – сказал Гарриман, – наши разведчики охотно будут уделять специальное внимание тем районам, которые представляют особый интерес для Красной Армии.
Сталин поблагодарил, а затем стал спрашивать относительно октанового числа топлива, которым пользуются американские самолеты, о том, как будет поддерживаться связь с землей, и о возможном языковом барьере в этой связи. Гарриман сказал, что он даст поручение главе американской военной миссии генералу Дину согласовать все эти практические вопросы с советскими специалистами.
Так советской стороной был благожелательно и быстро решен вопрос, считавшийся американским правительством чрезвычайно важным.
Второй вопрос, интересовавший Гарримана во время этой беседы, касался получения авиационных баз в Приморье. Такими базами американцы хотели воспользоваться для усиления воздушного наступления на Японию. Однако на данном этапе Советское правительство не проявило готовности вести переговоры по данной теме.
– Мы по-прежнему опасаемся, как бы предоставление вам баз не спровоцировало японское нападение до того, как наши вооруженные силы на Дальнем Востоке будут переоснащены и усилены, – пояснил Сталин.
Гарриман отнесся к этому с пониманием.
– Мы хотим, – продолжал Сталин, – перебросить на Дальний Восток четыре пехотных корпуса. Но это не может быть сделано, пока германская мощь на Западе не сокрушена. Как только это произойдет и войска будут переброшены, японские провокации нам станут неопасны.
На вопрос о том, готова ли советская сторона обмениваться с США разведывательными данными относительно Японии, Сталин ответил положительно, хотя и добавил, что информация, которой располагает Москва, небогата.
Затем Сталин рассказал Гарриману о том, как на одном из официальных приемов в Токио начальник японского генерального штаба Сугияма в беседе с советским представителем выразил желание встретиться с главой Советского правительства.
– Сугияма, – продолжал Сталин, – сказал, что немцы ничего не значат для японцев и что их договор с Германией – не больше, чем клочок бумаги. Я, конечно, не собираюсь встречаться с Сугиямой, – добавил Сталин, – и мы не дали японцам никакого ответа.
Вместе с тем Сталин высказал мнение, что это обращение японских политиков свидетельствует об их страхе перед будущим. Страх так велик, что высокопоставленный японский деятель обратился по столь деликатному делу к рядовому советскому представителю.
– Другое свидетельство изменения японской позиции, – сказал далее Сталин, – нашло выражение в сделанном нам японцами предложении передать Советскому Союзу нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине. Об этой сделке речь шла еще в апреле 1941 года и имелось в виду все оформить в октябре того же года. Но японцы тянули дело на протяжении всех этих лет. Теперь они внезапно выразили готовность реализовать имевшуюся договоренность. Это еще один признак нервозности Токио.
Затем Сталин проинформировал Гарримана о полученных Советским правительством сведениях, согласно которым японцы могут вскоре начать отступление из захваченных ими обширных районов.
– А где будет проходить новая линия обороны? – поинтересовался Гарриман.
– Я не уверен в деталях, – ответил Сталин, – но, судя по всему, она пройдет через Шанхай, полуостров Шаньдун, Маньчжурию и вокруг Японских островов. Японцы, согласно данной информации, не будут использовать свои главные силы для защиты внешнего периметра, а передвинут войска к более удобной, внутренней линии. Ее им легче будет защищать.
Как видим, Гарриман получил весьма ценную информацию о Японии. Согласившись на обмен разведывательными сведениями, советская сторона тем самым подтвердила свою готовность к конкретному сотрудничеству. Не удивительно, что Гарриман остался весьма доволен этой встречей. Вернувшись в посольство, он составил Рузвельту подробный отчет о беседе, добавив, что «Сталин не мог быть более дружественным, чем в этот вечер».
Добрая воля советской стороны была также продемонстрирована награждением генералов Маршалла и Эйзенхауэра орденами Суворова.
10 февраля Гарриман встретился с наркомом внешней торговли А. И. Микояном. Беседа касалась хода американских поставок в Советский Союз. А. И. Микоян выразил удовлетворение успешным поступлением грузов, идущих по южному маршруту, через Персидский залив. Он сказал далее, что Советское правительство хотело бы наградить американских представителей особенно много сделавших для организации этого дела. Посол обещал проконсультироваться с государственным секретарем К. Хэллом, с тем чтобы были соблюдены американские законы относительно получения гражданами США иностранных орденов.
Этот вопрос быстро уладили, и 15 апреля Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа американских офицеров была награждена за организацию поставок продовольствия Советскому Союзу и большую помощь Красной Армии в борьбе с фашистскими захватчиками. Генерал Коннели, ведавший всей этой работой, был удостоен ордена Суворова II степени.
Скептицизм в Лондоне
В тот период во взаимоотношениях Москвы и Лондона все более ощущались негативные тенденции. Черчилль и многие его коллеги, видя, что военная ситуация быстро меняется в пользу СССР, проявляли возрастающую нервозность. Они считали, что, оказав нажим на Москву, все еще могут сохранить свои позиции в Восточной Европе и на Балканах.
Англичане стремились заручиться в этом поддержкой США, что особенно отчетливо видно из воспоминаний Гарримана о его беседах с английскими деятелями в начале мая 1944 года в Лондоне. Он сделал там кратковременную остановку по пути в Вашингтон, куда был вызван президентом Рузвельтом для консультаций.
Во время позднего обеда, на который Гарриман был приглашен британским премьером, Черчилль жаловался на то, что русские, дескать, его не понимают. Он, мол, выбивается из сил, стремясь уладить разногласия между польским эмигрантским правительством и Москвой, а ему не идут навстречу. Черчилль сказал, что добился согласия поляков на новые границы, но ничего не получил взамен. Гарриман не согласился с этой точкой зрения. Он высказал мнение, что Советское правительство имеет все основания не доверять польскому лондонскому правительству в его нынешнем составе, поскольку оно, сказал Гарриман, «находится под влиянием Сосновского и военщины, не видящей иного будущего, кроме войны против Советского Союза».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221