В Варшаве, куда 1-я армия Войска Польского ворвалась утром 17 января при одновременном вступлении частей 61-й и 47-й армий советских войск, завязались тяжелые бои. В тот же день, 17 января, польские и советские воины полностью освободили столицу Польши. Перед ними открылось ужасающее зрелище. Целые районы города гитлеровцы превратили в груды развалин. Трудно было даже представить, что Варшава когда-нибудь, снова встанет из руин!
Повороты судьбы
К ноябрьским праздникам 1944 года большая группа работников Наркоминдела была представлена к правительственным наградам. Меня удостоили ордена Красной Звезды. Вручал нам награды Михаил Иванович Калинин.
Область моей работы оставалась прежней – советско-американские отношения плюс функции переводчика главы Советского правительства и наркома иностранных дел при их встречах с высокопоставленными представителями Соединенных Штатов.
Вручение высокой награды невольно побудило меня оглянуться в прошлое, задуматься над тем, какие порой неожиданные повороты бывают в человеческой судьбе. Ведь если бы еще недавно мне сказали, что я окажусь на дипломатической работе, да к тому же стану переводчиком высших руководителей нашей страны, я ни за что бы не поверил!
В 1938 году, окончив Киевский индустриальный институт, я поступил на знаменитый революционными традициями завод «Арсенал» инженером-технологом. Не прошло и четырех месяцев, как меня призвали на действительную военную службу и направили на Тихоокеанский флот (ТОФ) во Владивосток. Там мне предстояло пробыть многие годы – введенные ранее льготы для лиц с высшим образованием были вскоре отменены и окончившие вузы должны были служить полный срок. Для военно-морского флота это означало в то время пять лет.
Не буду описывать будни нашей службы и военной учебы. Отмечу лишь, что, имея техническую специальность, мы работали в инженерном отделе ТОФа, в остальное же время находились на положении рядовых краснофлотцев под бдительным оком старшины Мищенко. В общем он был человек неплохой, но очень уж взыскателен к новобранцам с высшим образованием, считая, что их надо держать в особой строгости. Так шли неделя за неделей. Постепенно мы втянулись в привычный распорядок дня с дежурствами, нарядами вне очереди, ночными тревогами, которые очень любил устраивать нам старшина, и редкими увольнительными, когда можно было прогуляться по улице Ленина, полюбоваться прекрасными видами бухты Золотой Рог, причудливыми силуэтами сопок, окаймляющих город и резко выделяющихся на поразительно чистом в зимние вечера дальневосточном небе.
Однажды, это было в самом начале 1939 года, меня подозвал старшина и сказал, что на следующий день мне следует явиться в штаб Тихоокеанского флота. От неожиданности я не мог удержаться от недоуменного вопроса: кому и зачем я там понадобился? Старшина предложил мне не рассуждать, а приготовить парадную форму. Этим я и занялся, ни на минуту не переставая думать о том, что же означает этот вызов. За несколько месяцев службы я как будто не совершил ничего такого, что могло бы обратить на меня внимание высокого начальства.
Я терялся в догадках, но, как выяснилось, все они были далеки от подлинной причины вызова. А она состояла в следующем: незадолго до того, как мы попали на ТОФ, там сменился весь командный состав. Новый главнокомандующий Тихоокеанским флотом адмирал Кузнецов, его начальник штаба капитан 3-го ранга Богденко и начальник инженерного отдела капитан 2-го ранга Воронцов, приступив к своим обязанностям, обнаружили, что, среди прочего, им предписано изучать английский язык. Между тем преподавателей, которых можно было бы допустить в помещение штаба ТОФа, в то время в городе не оказалось. Начальнику кадров поручили посмотреть, нет ли военнослужащих со знанием английского языка, и он обратил внимание на мое личное дело.
Еще в детстве родители заставляли меня изучать немецкий и английский языки, справедливо полагая, что, как бы ни сложилась моя судьба, владение иностранными языками окажется полезным. У меня, конечно, было тогда другое мнение на сей счет. Но как я ни увиливал, пришлось заниматься. Я неплохо освоил оба языка, а потом, после семилетки, окончил еще и специальные вечерние трехгодичные курсы – немецкого, английского и испанского отделения. Испанский я выбрал уже по собственному почину: шла война в Испании, и все мои сверстники мечтали об Интернациональной бригаде. В Испанию я так и не попал, однако знание английского и немецкого языков сыграло в моей жизни решающую роль.
В назначенное время, начищенный и наглаженный, явился я в штаб ТОФа. Меня поразили облицованные темным дубом и устланные мягкими, толстыми коврами коридоры, выправка и полная достоинства вежливость дежурных, проверявших мой пропуск, просторный, увешанный картами кабинет начальника штаба. Переступая его порог, я был охвачен каким-то особым волнением. Во мне шевельнулось предчувствие, будто я вступаю на какой-то манящий таинственный путь…
Когда я вошел в кабинет, из-за стола медленно поднялся несколько грузный, но еще совсем молодой капитан 3-го ранга. Это был начальник штаба ТОФа Богденко. Рядом со столом остался сидеть в кресле инженер-капитан 2-го ранга Воронцов. Небрежно скомандовав «вольно», Богденко пригласил меня сесть в свободное кресло. Затем, взяв со стола желтую папку, начал ее листать.
– Вот тут сказано, что вы свободно владеете английским языком, – начал он, – Это верно?
– Так точно!
– Когда вы его учили, что окончили?
Я объяснил.
Богденко снова стал листать папку. Вынув из кармана кителя аккуратно сложенный надушенный платок, провел им по верхней губе. Потом спросил:
– Могли бы вы преподавать английский язык?
– Я никогда этим не занимался. Моя специальность инженер-технолог.
– Мы это знаем, но ведь вы помните, как обучали вас?
– Помню.
– Вот так же, видимо, можете и вы обучать других.
– Мне никогда не приходилось преподавать, но если прикажете, попробую.
– Это уже другой разговор. Существует порядок, согласно которому главнокомандующий, начальник штаба флота и начальник инженерного отдела должны изучить английский язык – по ту сторону океана находятся Соединенные Штаты. Понятно?
– Понятно, товарищ капитан 3-го ранга!
– Мы хотим, чтобы вы преподавали нам английский язык.
– Слушаюсь, – ответил я и стал в стойку смирно.
– Садитесь, – сказал Воронцов. – Давайте обговорим детали.
Мне тут же сообщили, что каждый урок должен занимать два академических часа и что таких уроков будет два в неделю. За каждый академический час я буду получать 25 рублей. Моему непосредственному начальству будет дано указание освобождать меня для работы в городской библиотеке, где мне надлежит готовиться к урокам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
Повороты судьбы
К ноябрьским праздникам 1944 года большая группа работников Наркоминдела была представлена к правительственным наградам. Меня удостоили ордена Красной Звезды. Вручал нам награды Михаил Иванович Калинин.
Область моей работы оставалась прежней – советско-американские отношения плюс функции переводчика главы Советского правительства и наркома иностранных дел при их встречах с высокопоставленными представителями Соединенных Штатов.
Вручение высокой награды невольно побудило меня оглянуться в прошлое, задуматься над тем, какие порой неожиданные повороты бывают в человеческой судьбе. Ведь если бы еще недавно мне сказали, что я окажусь на дипломатической работе, да к тому же стану переводчиком высших руководителей нашей страны, я ни за что бы не поверил!
В 1938 году, окончив Киевский индустриальный институт, я поступил на знаменитый революционными традициями завод «Арсенал» инженером-технологом. Не прошло и четырех месяцев, как меня призвали на действительную военную службу и направили на Тихоокеанский флот (ТОФ) во Владивосток. Там мне предстояло пробыть многие годы – введенные ранее льготы для лиц с высшим образованием были вскоре отменены и окончившие вузы должны были служить полный срок. Для военно-морского флота это означало в то время пять лет.
Не буду описывать будни нашей службы и военной учебы. Отмечу лишь, что, имея техническую специальность, мы работали в инженерном отделе ТОФа, в остальное же время находились на положении рядовых краснофлотцев под бдительным оком старшины Мищенко. В общем он был человек неплохой, но очень уж взыскателен к новобранцам с высшим образованием, считая, что их надо держать в особой строгости. Так шли неделя за неделей. Постепенно мы втянулись в привычный распорядок дня с дежурствами, нарядами вне очереди, ночными тревогами, которые очень любил устраивать нам старшина, и редкими увольнительными, когда можно было прогуляться по улице Ленина, полюбоваться прекрасными видами бухты Золотой Рог, причудливыми силуэтами сопок, окаймляющих город и резко выделяющихся на поразительно чистом в зимние вечера дальневосточном небе.
Однажды, это было в самом начале 1939 года, меня подозвал старшина и сказал, что на следующий день мне следует явиться в штаб Тихоокеанского флота. От неожиданности я не мог удержаться от недоуменного вопроса: кому и зачем я там понадобился? Старшина предложил мне не рассуждать, а приготовить парадную форму. Этим я и занялся, ни на минуту не переставая думать о том, что же означает этот вызов. За несколько месяцев службы я как будто не совершил ничего такого, что могло бы обратить на меня внимание высокого начальства.
Я терялся в догадках, но, как выяснилось, все они были далеки от подлинной причины вызова. А она состояла в следующем: незадолго до того, как мы попали на ТОФ, там сменился весь командный состав. Новый главнокомандующий Тихоокеанским флотом адмирал Кузнецов, его начальник штаба капитан 3-го ранга Богденко и начальник инженерного отдела капитан 2-го ранга Воронцов, приступив к своим обязанностям, обнаружили, что, среди прочего, им предписано изучать английский язык. Между тем преподавателей, которых можно было бы допустить в помещение штаба ТОФа, в то время в городе не оказалось. Начальнику кадров поручили посмотреть, нет ли военнослужащих со знанием английского языка, и он обратил внимание на мое личное дело.
Еще в детстве родители заставляли меня изучать немецкий и английский языки, справедливо полагая, что, как бы ни сложилась моя судьба, владение иностранными языками окажется полезным. У меня, конечно, было тогда другое мнение на сей счет. Но как я ни увиливал, пришлось заниматься. Я неплохо освоил оба языка, а потом, после семилетки, окончил еще и специальные вечерние трехгодичные курсы – немецкого, английского и испанского отделения. Испанский я выбрал уже по собственному почину: шла война в Испании, и все мои сверстники мечтали об Интернациональной бригаде. В Испанию я так и не попал, однако знание английского и немецкого языков сыграло в моей жизни решающую роль.
В назначенное время, начищенный и наглаженный, явился я в штаб ТОФа. Меня поразили облицованные темным дубом и устланные мягкими, толстыми коврами коридоры, выправка и полная достоинства вежливость дежурных, проверявших мой пропуск, просторный, увешанный картами кабинет начальника штаба. Переступая его порог, я был охвачен каким-то особым волнением. Во мне шевельнулось предчувствие, будто я вступаю на какой-то манящий таинственный путь…
Когда я вошел в кабинет, из-за стола медленно поднялся несколько грузный, но еще совсем молодой капитан 3-го ранга. Это был начальник штаба ТОФа Богденко. Рядом со столом остался сидеть в кресле инженер-капитан 2-го ранга Воронцов. Небрежно скомандовав «вольно», Богденко пригласил меня сесть в свободное кресло. Затем, взяв со стола желтую папку, начал ее листать.
– Вот тут сказано, что вы свободно владеете английским языком, – начал он, – Это верно?
– Так точно!
– Когда вы его учили, что окончили?
Я объяснил.
Богденко снова стал листать папку. Вынув из кармана кителя аккуратно сложенный надушенный платок, провел им по верхней губе. Потом спросил:
– Могли бы вы преподавать английский язык?
– Я никогда этим не занимался. Моя специальность инженер-технолог.
– Мы это знаем, но ведь вы помните, как обучали вас?
– Помню.
– Вот так же, видимо, можете и вы обучать других.
– Мне никогда не приходилось преподавать, но если прикажете, попробую.
– Это уже другой разговор. Существует порядок, согласно которому главнокомандующий, начальник штаба флота и начальник инженерного отдела должны изучить английский язык – по ту сторону океана находятся Соединенные Штаты. Понятно?
– Понятно, товарищ капитан 3-го ранга!
– Мы хотим, чтобы вы преподавали нам английский язык.
– Слушаюсь, – ответил я и стал в стойку смирно.
– Садитесь, – сказал Воронцов. – Давайте обговорим детали.
Мне тут же сообщили, что каждый урок должен занимать два академических часа и что таких уроков будет два в неделю. За каждый академический час я буду получать 25 рублей. Моему непосредственному начальству будет дано указание освобождать меня для работы в городской библиотеке, где мне надлежит готовиться к урокам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221