На советы одеться или хотя бы прикрыться времени у него не было.
В коридоре были двое. Один лежал, точнее, корчился на полу, обхватив себя руками. Скорость прохождения импульса в нервной системе человека составляет что-то около пятидесяти метров в секунду, так что болевые ощущения, даже самые кратковременные, не проходят сразу, они, двигаясь по нервам, сохраняются в теле, да и после этого болевой шок не исчезает еще некоторое время. Некоторые специалисты склонны полагать, что это естественная защитная реакция организма, как бы запоминающего эти самые ощущения.
Второй стоял, прижавшись к стене, и с ужасом пялился на своего напарника, или кто он там ему. Весь его вид свидетельствовал о самой глубокой степени деморализации, при которой вряд ли возможно какое-либо целенаправленное действие, тем более сопротивление.
– Стоять! – гаркнул Павел, не очень осознанно подражая какому-то телегерою, действуя скорее по интуиции, но не больно-то полагаясь на свою не отрепетированную манеру отдавать грозные команды, для чего кинул довольно мощную «заплатку», где-то на пятерочку, призванную поражать волю. – Лицом к стене! Руки за голову!
Мужик, выронив сумку, в которой что-то явственно звякнуло – не иначе отмычки! – поспешно повернулся носом к стене и положил на коротко стриженный затылок крупные кисти рук, переплетя пальцы. Сразу видно, что человек в этом деле ученый, ничего разъяснять и показывать не надо.
Павел находился в том градусе возбуждения, когда хочется сделать что-то эдакое, может быть, даже жестокое. И уж во всяком случае, не собирался останавливаться на достигнутом. Корчащееся на паласе тело по всем признакам должно бы уже встать, но почему-то все еще изображало тяжкие мучения, что не могло не вызвать подозрения. Нет, нельзя исключить, что боль до сих пор не до конца оставила его, тут все сугубо индивидуально, но уж точно не до такой степени, что нельзя подняться. Валяет дурака, гад. А сам тихо-тихо нащупывает пистолет или что у него там есть в карманах. Не со святыми же мощами они ночью пробрались в офис и не для того, чтобы в отсутствие хозяев провести познавательную экскурсию.
Павел бросил «заплатку» на локоть «экскурсанта», от чего тот болезненно дернулся и охнул, будто по его руке прошлись ботинком.
– Молчать! А ну встать! Встать, я сказал!
Лежащий поднялся и припал к стене, принимая ту же позу, что и его товарищ.
В коридоре было темновато. Не совсем, не мгла не-просветная, так, скорее полумрак. Во всех помещениях офиса Любка с самого начала установила реостатные выключатели, позволяющие плавно регулировать освещенность. Видимо, после того, как он вырубился, она приглушила свет, чтобы не побеспокоить его сон. Так что многих деталей было не разглядеть, но лица, например, вполне возможно рассмотреть, во всяком случае, узнать.
Когда второй «экскурсант», морщась, поднимался, Павлу показалось, что его лицо знакомо. Даже больше того – он узнал в нем охранника, дежурившего тут днем.
Это открытие неприятно поразило его. Вот ведь гад! Днем, значит, охраняем, а ночью на экскурсии ходим? И чем интересуемся? Сейфом? Или еще что присмотрели? Ну, голуби, будет вам сейчас экскурсия. Ни в жизнь не забудете!
А вообще-то, что с ними делать? Ну, проучить – это само собой. Есть пара хороших штучек. И дальше что? Хочешь или нет, а милицию вызывать придется. Пусть с ворами государство разбирается.
Он цапнул себя за карман и не обнаружил там мобильника. Вот ведь незадача! Придется их серьезно обездвиживать. А потом, естественно, наоборот.
Тут охранник, стоявший ближе к нему, повернул лицо.
– Павел… э-э-э…
– Чего?! – стараясь быть грозным, спросил он. Не хватало еще вступать сейчас в переговоры. – А ну клювом в стену!
Ночной гость поспешно отвернулся, но не замолчал:
– Вы меня извините…
– Молчать!
Нашли дурака. Нет, ему так не нравится – сначала ставить блок, а потом его разрушать. Конечно, иногда, даже, если по правде, довольно часто, это делать приходится. Только нет ничего хуже, ничего неприятней, чем рушить свою же работу, тем более только что выполненную. К тому же это бывает тяжело. Порой – очень.
– Люб! – крикнул он.
Черт! Надо было бы по имени-отчеству, так солиднее, но сразу не сообразил. Да ладно, что уж теперь. Пусть она сама позвонит, так будет даже лучше. В конце концов, официально хозяйка она, ей и карты в руки. Ей куда сподручнее объясняться с представителями власти. Вдруг вспомнился инцидент с Петровичем. А ежели круги от ситуации с терминалом разошлись настолько, что он у властей уже числится в преступниках? Вот будет лихо! Тогда и это происшествие поставят ему «в заслугу»! Про милицейские штучки такого рода он был наслышан. Коль шея попалась, то хомутов на нее навешаем.
Дверь даже не скрипнула, а шевельнулась, и слева от него вышла Любка. Сначала он увидел ее краем глаза, не поверил и повернул голову.
Тот самый белый плед овечьей шерсти был надет на ней на манер тоги, а из-под него видны были ноги, обутые в остроносые туфли цвета черненого серебра. Была, помнится, такая фабрика «Северная чернь», выпускавшая украшения такого же колористического решения. Макияж на Любкином лице несколько расплылся, но в полумраке отдельные погрешности можно и не рассмотреть, так что в целом явление было вполне эффектным, если не считать некоторого смятения, с долей страха, которое читалось на ее лице и в крепко сжатом кулачке, которым она у горла удерживала довольно-таки тяжелый плед. И еще Павел подумал, что под этой канадской тряпкой она совсем голая. Вот дурак! Надо было хоть дать женщине одеться.
– Иди звони, – быстро проговорил он. – Вызывай милицию. И это… – Он жестом показал на ее наряд. Мол, смени.
– Любовь Андреевна! – вдруг громко воззвал охранник, отворачиваясь от стены и впериваясь в Любку. То есть в хозяйку. Ее наряд, похоже, не произвел на мужика особого впечатления, по крайней мере потому, что его глаза и так были в пол-лица. – Это же я!
– Ты?.. Вова, что ты здесь делаешь?
– Так вы же сами велели!
– Чего? – спросила она растерянно.
Похоже, Любка со сна и шока мало что понимала. Павел и того менее.
Охранник тоже, видимо, обалдевший, хлопнул глазами. Или еще не отошел?
– Ну это, – он сделал попытку отлипнуть от стены, но Павел это мигом пресек.
– Стоять!
А что делать! Мало ли что у того на уме.
Тот живо отвернулся. А неча пялиться на чужую женщину!
У Павла начало появляться подозрение, что тут что-то не так. Проще говоря, фигня какая-то. А сам он тут вместо балаганного шута.
– Проводку велели сделать. Антенну провести, – забубнил Вова. – Я вот мастера нашел, договорился.
Павел контролировал пленных, поэтому не понял природу хрюканья, раздавшегося слева. Повернул голову и увидел, как Любка, зажав рот ладонью, ржет, стараясь напряженными пальцами, вдавливающими ее пухлые щеки, удержать рвущиеся из нее звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
В коридоре были двое. Один лежал, точнее, корчился на полу, обхватив себя руками. Скорость прохождения импульса в нервной системе человека составляет что-то около пятидесяти метров в секунду, так что болевые ощущения, даже самые кратковременные, не проходят сразу, они, двигаясь по нервам, сохраняются в теле, да и после этого болевой шок не исчезает еще некоторое время. Некоторые специалисты склонны полагать, что это естественная защитная реакция организма, как бы запоминающего эти самые ощущения.
Второй стоял, прижавшись к стене, и с ужасом пялился на своего напарника, или кто он там ему. Весь его вид свидетельствовал о самой глубокой степени деморализации, при которой вряд ли возможно какое-либо целенаправленное действие, тем более сопротивление.
– Стоять! – гаркнул Павел, не очень осознанно подражая какому-то телегерою, действуя скорее по интуиции, но не больно-то полагаясь на свою не отрепетированную манеру отдавать грозные команды, для чего кинул довольно мощную «заплатку», где-то на пятерочку, призванную поражать волю. – Лицом к стене! Руки за голову!
Мужик, выронив сумку, в которой что-то явственно звякнуло – не иначе отмычки! – поспешно повернулся носом к стене и положил на коротко стриженный затылок крупные кисти рук, переплетя пальцы. Сразу видно, что человек в этом деле ученый, ничего разъяснять и показывать не надо.
Павел находился в том градусе возбуждения, когда хочется сделать что-то эдакое, может быть, даже жестокое. И уж во всяком случае, не собирался останавливаться на достигнутом. Корчащееся на паласе тело по всем признакам должно бы уже встать, но почему-то все еще изображало тяжкие мучения, что не могло не вызвать подозрения. Нет, нельзя исключить, что боль до сих пор не до конца оставила его, тут все сугубо индивидуально, но уж точно не до такой степени, что нельзя подняться. Валяет дурака, гад. А сам тихо-тихо нащупывает пистолет или что у него там есть в карманах. Не со святыми же мощами они ночью пробрались в офис и не для того, чтобы в отсутствие хозяев провести познавательную экскурсию.
Павел бросил «заплатку» на локоть «экскурсанта», от чего тот болезненно дернулся и охнул, будто по его руке прошлись ботинком.
– Молчать! А ну встать! Встать, я сказал!
Лежащий поднялся и припал к стене, принимая ту же позу, что и его товарищ.
В коридоре было темновато. Не совсем, не мгла не-просветная, так, скорее полумрак. Во всех помещениях офиса Любка с самого начала установила реостатные выключатели, позволяющие плавно регулировать освещенность. Видимо, после того, как он вырубился, она приглушила свет, чтобы не побеспокоить его сон. Так что многих деталей было не разглядеть, но лица, например, вполне возможно рассмотреть, во всяком случае, узнать.
Когда второй «экскурсант», морщась, поднимался, Павлу показалось, что его лицо знакомо. Даже больше того – он узнал в нем охранника, дежурившего тут днем.
Это открытие неприятно поразило его. Вот ведь гад! Днем, значит, охраняем, а ночью на экскурсии ходим? И чем интересуемся? Сейфом? Или еще что присмотрели? Ну, голуби, будет вам сейчас экскурсия. Ни в жизнь не забудете!
А вообще-то, что с ними делать? Ну, проучить – это само собой. Есть пара хороших штучек. И дальше что? Хочешь или нет, а милицию вызывать придется. Пусть с ворами государство разбирается.
Он цапнул себя за карман и не обнаружил там мобильника. Вот ведь незадача! Придется их серьезно обездвиживать. А потом, естественно, наоборот.
Тут охранник, стоявший ближе к нему, повернул лицо.
– Павел… э-э-э…
– Чего?! – стараясь быть грозным, спросил он. Не хватало еще вступать сейчас в переговоры. – А ну клювом в стену!
Ночной гость поспешно отвернулся, но не замолчал:
– Вы меня извините…
– Молчать!
Нашли дурака. Нет, ему так не нравится – сначала ставить блок, а потом его разрушать. Конечно, иногда, даже, если по правде, довольно часто, это делать приходится. Только нет ничего хуже, ничего неприятней, чем рушить свою же работу, тем более только что выполненную. К тому же это бывает тяжело. Порой – очень.
– Люб! – крикнул он.
Черт! Надо было бы по имени-отчеству, так солиднее, но сразу не сообразил. Да ладно, что уж теперь. Пусть она сама позвонит, так будет даже лучше. В конце концов, официально хозяйка она, ей и карты в руки. Ей куда сподручнее объясняться с представителями власти. Вдруг вспомнился инцидент с Петровичем. А ежели круги от ситуации с терминалом разошлись настолько, что он у властей уже числится в преступниках? Вот будет лихо! Тогда и это происшествие поставят ему «в заслугу»! Про милицейские штучки такого рода он был наслышан. Коль шея попалась, то хомутов на нее навешаем.
Дверь даже не скрипнула, а шевельнулась, и слева от него вышла Любка. Сначала он увидел ее краем глаза, не поверил и повернул голову.
Тот самый белый плед овечьей шерсти был надет на ней на манер тоги, а из-под него видны были ноги, обутые в остроносые туфли цвета черненого серебра. Была, помнится, такая фабрика «Северная чернь», выпускавшая украшения такого же колористического решения. Макияж на Любкином лице несколько расплылся, но в полумраке отдельные погрешности можно и не рассмотреть, так что в целом явление было вполне эффектным, если не считать некоторого смятения, с долей страха, которое читалось на ее лице и в крепко сжатом кулачке, которым она у горла удерживала довольно-таки тяжелый плед. И еще Павел подумал, что под этой канадской тряпкой она совсем голая. Вот дурак! Надо было хоть дать женщине одеться.
– Иди звони, – быстро проговорил он. – Вызывай милицию. И это… – Он жестом показал на ее наряд. Мол, смени.
– Любовь Андреевна! – вдруг громко воззвал охранник, отворачиваясь от стены и впериваясь в Любку. То есть в хозяйку. Ее наряд, похоже, не произвел на мужика особого впечатления, по крайней мере потому, что его глаза и так были в пол-лица. – Это же я!
– Ты?.. Вова, что ты здесь делаешь?
– Так вы же сами велели!
– Чего? – спросила она растерянно.
Похоже, Любка со сна и шока мало что понимала. Павел и того менее.
Охранник тоже, видимо, обалдевший, хлопнул глазами. Или еще не отошел?
– Ну это, – он сделал попытку отлипнуть от стены, но Павел это мигом пресек.
– Стоять!
А что делать! Мало ли что у того на уме.
Тот живо отвернулся. А неча пялиться на чужую женщину!
У Павла начало появляться подозрение, что тут что-то не так. Проще говоря, фигня какая-то. А сам он тут вместо балаганного шута.
– Проводку велели сделать. Антенну провести, – забубнил Вова. – Я вот мастера нашел, договорился.
Павел контролировал пленных, поэтому не понял природу хрюканья, раздавшегося слева. Повернул голову и увидел, как Любка, зажав рот ладонью, ржет, стараясь напряженными пальцами, вдавливающими ее пухлые щеки, удержать рвущиеся из нее звуки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93