Да и растрезвонит еще.
– Ну хорошо, минута. Одна минута! Говорите.
– Давайте пройдем ко мне, я вам все подробно…
– Вечером! – заявил он деревянным голосом профессионального диспетчера на телефоне, привыкшего отражать атаки клиентов.
– Мне неудобно, соседи услышат, – сказала она, резко снижая громкость.
"Ты бы сиськи свои закрыла, стыдливая ты наша!"
– Как угодно.
– Мой муж, – потупилась "стыдливая".
– Опять пьет? – слегка удивился Павел. Помнится, он наложил на него очень хорошее заклятие, его ребята-компьютерщики сварганили из трех молитв, образа иконы "Неупиваемая купина" и отличного отворота от спиртного, включающего самые отвратные картинки алкашей и медицинских наблюдений за злоупотребляющими спиртным. Действует безотказно. По офису по сию пору гуляет глумливый слух, что парни сами не могут придумать ему противодействия. Мается там кое-кто, сдуру испробовав формулу на себе.
– Он завел себе любовницу.
Полусдувшиеся мешочки вместе со вздохом сначала поползли вверх, а потом вслед за хныканьем, подрагивая, стали опускаться.
"А ты бы не пилила мужика".
– Серьезное дело. Очень серьезное. Значит, так. Тут у науки пока нет однозначного ответа. Но можно попытаться помочь этому делу. Сегодня вечером приходите ко мне вместе с любовницей. Постараюсь вам помочь.
– Спасибо вам боль…
– До свидания! – перебил ее Павел и, обогнув препятствие, устремился вниз.
Уже двумя пролетами ниже он услышал отчаянный вопль: "Что?! С кем прийти?!"
Ни сегодня вечером, ни завтра он не собирался появляться дома.
Разогнавшись на лестнице, он пулей вылетел на улицу и едва не сбил с ног человека в расстегнутой кожаной куртке, как раз поднимавшегося на бетонный приступок у подъезда.
– Извините, – буркнул Павел, пытаясь для избежания лобового столкновения сделать обходной маневр, не удавшийся по причине того, что его крепко схватили за рукав куртки повыше локтя.
– Минуточку, – попросил незнакомец.
– Что?
– Гражданин Мамонтов?
У Павла нехорошо похолодело за грудиной. Особенно после того, как за незнакомцем он увидел еще две крепенькие фигуры, а левее – легковушку с синим милицейским номером на переднем бампере.
– А вы кто? – ответил он вопросом на вопрос, пытаясь выиграть время и хоть что-то сообразить, но явно не на тех напал. Эти люди не только хорошо знали свое дело, но и неплохо реагировали, демонстрируя опыт, полученный во время многих подобных инцидентов. Впрочем, это для кого-то, может, инциденты, а для кого-то обычная героическая работа.
– Милиция, – взмахнул перед его лицом удостоверением человек из второго ряда, тогда как первый продолжал держать за рукав.
– Понятно, – пробормотал Павел.
Раскидать всех троих и деморализовать водителя, маячившего за лобовым стеклом, было делом двух секунд, если не меньше, если б не существующее табу на воздействие на государевых людей. Впрочем, вчера он его нарушил. Может, они как раз по этому поводу?
– Я, – наконец сознался он, краем глаза пытаясь заметить, не видит ли этот позор кто-нибудь из соседей.
– Пройдемте с нами, – якобы попросил кожаный.
– По какому поводу?
– Мы вам все объясним. Прошу.
Это сопровождалось весьма ощутимым потягиванием за материал куртки Павла, свидетельствующим о серьезности намерений незнакомцев.
– Нет уж. Объясняйте здесь, – уперся Павел. – Вы меня арестовываете?
– Пока что приглашаем.
– По какому поводу? – продолжал упорствовать он, одновременно пытаясь вспомнить свои законно-конституционные права. Ничего путного у него не получилось, если не считать того, что он почерпнул из кинофильмов, почему-то преимущественно американских, и детективных книжек, почти поголовно страдающих, как он сейчас понял, абсолютной правовой безграмотностью. Американцы поголовно требовали пригласить адвоката или дать сделать один законный звонок, а наши супермены откровенно били в морду, на манер комбайна «Дон» кося противника, как пшеницу под Полтавой – снопами, валками, грядками или как там это называется.
– Не стоит сопротивляться. Просто поехали с нами, и все.
– "Все" в каком смысле?
– Вы куда-то собрались? – спросил третий, обходя слева.
– На отдых!
– За границу?
– В здравницу. Да отпустите вы меня! – дернул он рукой на себя, пытаясь высвободиться, и это ему неожиданно удалось.
– Сопротивление при задержании! – провозгласил неизвестно кто из них, и это привело к оживлению всех троих.
На этом уровне телевизионные программы вполне доступно объясняют содержание "Закона о милиции". Во всяком случае, Павлу этого хватило. Он увидел свою перспективу в душной камере на железных нарах, на которых спят по очереди, с воняющей парашей и прочими ужасами отечественных казематов, и разозлился. Да с какой стати?!
Жахнул он так, что в позвоночнике запекло, где-то на уровне лопаток.
Все трое разом попадали, корчась. Рты разинуты в беззвучном крике. Отчего-то особенно запомнились глаза того, что хватал его за рукав. Они были готовы выскочить наземь, на истоптанный тонкий снежок, до того что стали видны красные сочленения между глазными яблоками и внутренней поверхностью век. В этих вываливающихся глазах не было ни удивления, ни страха. В них была одна боль, боль с самой большой буквы, какую только может испытывать человек, живое существо, которое в этот момент никакое не мыслящее, как пишут в учебниках, но лишь страдающее.
После вида этих глаз Павел поступил с водителем, если можно так сказать, гуманно. Тот просто подпрыгнул на сиденье и выскочил наружу, хватаясь за спину и изумленно таращась внутрь салона. По его брюкам растекалось темное пятно, но он этого не замечал, испуганно пытаясь пощупать собственную спину.
Глядеть на всех четверых было неприятно в высшей степени. Это было словно укор, словно свидетельство о совершенном им… О чем совершенном? Преступлении? Нарушении? Павел сейчас не мог и не собирался давать определения тому, что он сделал. На это не было ни сил, ни времени. Да и желания, честно говоря, тоже.
Он перешагнул через корчащееся тело и едва успел сделать пару шагов по направлению к машине с синими номерами, когда услышал кряканье спецсигнала, такого, который устанавливают на самые что ни на есть специальные машины. Повернул голову и увидел едущий по дороге вдоль дома черный лимузин, сквозь решетку радиатора поблескивающий сине-белыми галогенными фонарями.
Обложили.
Это-то кто еще? Очень похоже на машину из правительственного гаража. Ну все, приехали. С автоматами, наверное. Арестовывать будут? Или так, полюбоваться захотели? Да фиг вам! Только сунетесь – тоже получите. Только ведь эти, на лимузинах, мстительные.
Да теперь-то уже что! Какая разница?! Отщепенец! Сколько их там?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
– Ну хорошо, минута. Одна минута! Говорите.
– Давайте пройдем ко мне, я вам все подробно…
– Вечером! – заявил он деревянным голосом профессионального диспетчера на телефоне, привыкшего отражать атаки клиентов.
– Мне неудобно, соседи услышат, – сказала она, резко снижая громкость.
"Ты бы сиськи свои закрыла, стыдливая ты наша!"
– Как угодно.
– Мой муж, – потупилась "стыдливая".
– Опять пьет? – слегка удивился Павел. Помнится, он наложил на него очень хорошее заклятие, его ребята-компьютерщики сварганили из трех молитв, образа иконы "Неупиваемая купина" и отличного отворота от спиртного, включающего самые отвратные картинки алкашей и медицинских наблюдений за злоупотребляющими спиртным. Действует безотказно. По офису по сию пору гуляет глумливый слух, что парни сами не могут придумать ему противодействия. Мается там кое-кто, сдуру испробовав формулу на себе.
– Он завел себе любовницу.
Полусдувшиеся мешочки вместе со вздохом сначала поползли вверх, а потом вслед за хныканьем, подрагивая, стали опускаться.
"А ты бы не пилила мужика".
– Серьезное дело. Очень серьезное. Значит, так. Тут у науки пока нет однозначного ответа. Но можно попытаться помочь этому делу. Сегодня вечером приходите ко мне вместе с любовницей. Постараюсь вам помочь.
– Спасибо вам боль…
– До свидания! – перебил ее Павел и, обогнув препятствие, устремился вниз.
Уже двумя пролетами ниже он услышал отчаянный вопль: "Что?! С кем прийти?!"
Ни сегодня вечером, ни завтра он не собирался появляться дома.
Разогнавшись на лестнице, он пулей вылетел на улицу и едва не сбил с ног человека в расстегнутой кожаной куртке, как раз поднимавшегося на бетонный приступок у подъезда.
– Извините, – буркнул Павел, пытаясь для избежания лобового столкновения сделать обходной маневр, не удавшийся по причине того, что его крепко схватили за рукав куртки повыше локтя.
– Минуточку, – попросил незнакомец.
– Что?
– Гражданин Мамонтов?
У Павла нехорошо похолодело за грудиной. Особенно после того, как за незнакомцем он увидел еще две крепенькие фигуры, а левее – легковушку с синим милицейским номером на переднем бампере.
– А вы кто? – ответил он вопросом на вопрос, пытаясь выиграть время и хоть что-то сообразить, но явно не на тех напал. Эти люди не только хорошо знали свое дело, но и неплохо реагировали, демонстрируя опыт, полученный во время многих подобных инцидентов. Впрочем, это для кого-то, может, инциденты, а для кого-то обычная героическая работа.
– Милиция, – взмахнул перед его лицом удостоверением человек из второго ряда, тогда как первый продолжал держать за рукав.
– Понятно, – пробормотал Павел.
Раскидать всех троих и деморализовать водителя, маячившего за лобовым стеклом, было делом двух секунд, если не меньше, если б не существующее табу на воздействие на государевых людей. Впрочем, вчера он его нарушил. Может, они как раз по этому поводу?
– Я, – наконец сознался он, краем глаза пытаясь заметить, не видит ли этот позор кто-нибудь из соседей.
– Пройдемте с нами, – якобы попросил кожаный.
– По какому поводу?
– Мы вам все объясним. Прошу.
Это сопровождалось весьма ощутимым потягиванием за материал куртки Павла, свидетельствующим о серьезности намерений незнакомцев.
– Нет уж. Объясняйте здесь, – уперся Павел. – Вы меня арестовываете?
– Пока что приглашаем.
– По какому поводу? – продолжал упорствовать он, одновременно пытаясь вспомнить свои законно-конституционные права. Ничего путного у него не получилось, если не считать того, что он почерпнул из кинофильмов, почему-то преимущественно американских, и детективных книжек, почти поголовно страдающих, как он сейчас понял, абсолютной правовой безграмотностью. Американцы поголовно требовали пригласить адвоката или дать сделать один законный звонок, а наши супермены откровенно били в морду, на манер комбайна «Дон» кося противника, как пшеницу под Полтавой – снопами, валками, грядками или как там это называется.
– Не стоит сопротивляться. Просто поехали с нами, и все.
– "Все" в каком смысле?
– Вы куда-то собрались? – спросил третий, обходя слева.
– На отдых!
– За границу?
– В здравницу. Да отпустите вы меня! – дернул он рукой на себя, пытаясь высвободиться, и это ему неожиданно удалось.
– Сопротивление при задержании! – провозгласил неизвестно кто из них, и это привело к оживлению всех троих.
На этом уровне телевизионные программы вполне доступно объясняют содержание "Закона о милиции". Во всяком случае, Павлу этого хватило. Он увидел свою перспективу в душной камере на железных нарах, на которых спят по очереди, с воняющей парашей и прочими ужасами отечественных казематов, и разозлился. Да с какой стати?!
Жахнул он так, что в позвоночнике запекло, где-то на уровне лопаток.
Все трое разом попадали, корчась. Рты разинуты в беззвучном крике. Отчего-то особенно запомнились глаза того, что хватал его за рукав. Они были готовы выскочить наземь, на истоптанный тонкий снежок, до того что стали видны красные сочленения между глазными яблоками и внутренней поверхностью век. В этих вываливающихся глазах не было ни удивления, ни страха. В них была одна боль, боль с самой большой буквы, какую только может испытывать человек, живое существо, которое в этот момент никакое не мыслящее, как пишут в учебниках, но лишь страдающее.
После вида этих глаз Павел поступил с водителем, если можно так сказать, гуманно. Тот просто подпрыгнул на сиденье и выскочил наружу, хватаясь за спину и изумленно таращась внутрь салона. По его брюкам растекалось темное пятно, но он этого не замечал, испуганно пытаясь пощупать собственную спину.
Глядеть на всех четверых было неприятно в высшей степени. Это было словно укор, словно свидетельство о совершенном им… О чем совершенном? Преступлении? Нарушении? Павел сейчас не мог и не собирался давать определения тому, что он сделал. На это не было ни сил, ни времени. Да и желания, честно говоря, тоже.
Он перешагнул через корчащееся тело и едва успел сделать пару шагов по направлению к машине с синими номерами, когда услышал кряканье спецсигнала, такого, который устанавливают на самые что ни на есть специальные машины. Повернул голову и увидел едущий по дороге вдоль дома черный лимузин, сквозь решетку радиатора поблескивающий сине-белыми галогенными фонарями.
Обложили.
Это-то кто еще? Очень похоже на машину из правительственного гаража. Ну все, приехали. С автоматами, наверное. Арестовывать будут? Или так, полюбоваться захотели? Да фиг вам! Только сунетесь – тоже получите. Только ведь эти, на лимузинах, мстительные.
Да теперь-то уже что! Какая разница?! Отщепенец! Сколько их там?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93