Львица, как-то не по-кошачьи, а… по-лошадиному! – переступив лапами, осталась на месте. Нет, так не пойдет. Ограда… Можно попробовать накидную. Свить здесь, а потом перекинуть через директора. Легковата будет, но на первый раз хватит, а потом он подкрепит с близи. Или черт с ним, с директором?
Шаги снизу приближались. Кого там еще несет? Как не вовремя. Или это Петрович? Похоже… Легкой отмашкой бросил за спину стандартную заплатку-маячок.
Есть тут второй выход? Он не знал. А где остальные? Ведь их – шесть львов да два тигра – восемь. Где остальные звери? Волосы на его макушке зашевелились, как будто сзади кто-то легонько дунул. Едва удержался, чтобы не оглянуться. Нельзя оглядываться! Ограда, сначала ограда. Одного себя он бы защитил простой чертой, на это секунды хватит. Или плащом… Черт, ну почему он тогда, в цирке, хорошенько не поработал со зверями! А потому, что всего предусмотреть нельзя. Он же не в джунглях живет. Ну а сейчас? Взять вчера, к примеру. Когда заплатки свои ляпал. Чугунок самоуверенный. Возомнил о себе. Ноги дрожат… И во рту сухо. Язык еле ворочается. Пивка бы сейчас холодненького, запотевшего. И в парилку… От стены до стены, от стены до стены. Ячейки можно побольше, не крыс ловим. В глаза не смотреть, не смотреть, только в сторону. Но и не отводить взгляда, не прятать. Вертикальные покрепче, на узлах. Ну, можно перекидывать, иначе не сдюжить. Хилая оградка, на соплях, но если это Петрович крадется, он поможет. Вдвоем легче. Теперь к стене. Черт! Чуть директора не задел. Или задел? Что-то голова у него дернулась. Не важно, пока не важно. Потом, все потом. Шаги уже совсем рядом, за поворотом. И – замерли. На заплатку напоролся или маяк заметил Кто?!
Павел шагнул вперед и опять несколько в сторону, даже не шагнул, а скользнул. Лев – и львица! – сдвинулись на шаг к нему. Мягко. По-охотничьи. Свет тут какой-то странный. Или это от оградки его мерцает? В глазах она прямо стоит, ничего другого он толком не видит… Не должен видеть. Но ведь видит! Львов этих, директора. Из-за угла выдвинулась тигриная морда. Нет, троих его загородочка не выдержит. И как только они тут меж собой не передрались?
– Ну, чего тут? – шепнул над ухом Петрович.
– Ограда, – ответил одними губами. Даже вроде без звука.
Тигр выдвинулся уже на полкорпуса.
Ну чего же он молчит? Помог бы хоть. Старший товарищ… Товарищ товарищу ляпус есть в натуре. Кто это сказал? Поднять надо повыше, хотя бы в середине. Пиками такими поднять. Острыми. Черт возьми! Можно же сразу было обоюдоострых пик накидать. Это проще, чем узлы вязать. Не допер. Ну ничего, сейчас. Руки дрожат. Пива кружку!
– Игрушки, – раздалось над ухом.
Он с ума сошел?
– Что?
– Игрушки, – громко повторил Петрович.
Громко до того, что Паша, забыв свое главное дело, обернулся. Рывком, как с испуга. Полное ощущение, что маг-директор тронулся умом со страха, а иметь за спиной безумного мага, это, знаете ли, по меньшей мере неприятно.
Но Петрович выглядел нормальным, даже, больше того, довольным. Чему тут радоваться?! Уже все тело судорогой сводит, а он радуется. Шмякнуть его, что ли? Пробить его не пробьет, но в чувство приведет. Только вот силы уже – все.
– Не понял? Ты посмотри!
Павел в недоумении посмотрел туда, куда показали. Это он про загородку, что ли? Так помог бы, а не скалился. Гривастый лев то пнул задней правой, повторив лошадиную повадку.
– На них смотри!
– Смотрю.
– Господи… Ты на них смотри!
И он посмотрел. И увидел. Игрушки… Самые настоящие. Нет, они живые, конечно, пахнут зверьем, слюна и все такое, но – игрушки. И как, как он этого сразу не заметил! И надо-то было для этого всего ничего. Испугался. Стыдно.
Петрович, похоже, угадал его состояние. Подвинув, даже не подвинув, а придержав за локоть, обошел и двинулся туда. К игрушкам. Ограду рушить не стал, только пригнул так, чтобы перешагнуть можно было. Хилое сооружение при его приближении нагнулось само, как трава от ветра. Но при этом из его левой ладони начала расти мелкая сетка. Директор, тараща глаза, проводил его диким взглядом, а потом, громко икнув, рывком встал на четвереньки и рванул к Паше, суетливым крабом шмыгнул мимо, вскрикнул – нарвался на заплатку – и, если верить ушам, кубарем, самым натуральным образом, скатился по лестнице, а уже оттуда, снизу, взвыл. Ударился, поди, бедолага.
Ударишься тут. Во все, что угодно.
Петрович, стоя около льва, гладил его по голове и гриве, а тот жался к его ногам. Тигр – здоровенный, в клетке он казался меньше – обходил директора справа, явно рассчитывая на свою долю ласки. Львица же, словно напоказ создавая скульптурную композицию, передними лапами встала на спину своего гривастого родича и, вытянув шею, длинным розовым языком прошлась по щеке директора, отчего тот дернулся всем телом. Паше даже показалось, будто он услышал слабый звук наждака. По щетине пришлось, сообразил он. Петрович был небрит. Впрочем, как и он сам.
Откуда-то появился еще один лев, но Павла все это больше не интересовало. Он шагнул к стене и сполз по ней, чувствуя, что ноги отказываются держать его тело. Он устал. Он очень устал. Нет, эта работа не для него. Что это за работа, если с самого утра уматываешься так, будто сутки уголь кидал. Это наказание какое-то. За грехи, наверное. Спать хочется. Загородку тут наплел. Против игрушек. Смешно. И еще плакать хочется. В детстве он хотел вот такую же игрушку. Большую. Живую. Настоящую. И ласковую. Смотрел не отрываясь телевизионную передачу «В мире животных». Гржимека читал, журнал детский про животных. Как же он назывался? Забыл. А потом, уже позже, как отрезало. Это после того, как он увидел на экране охоту львов. Как те рвут зубами недавно еще живую плоть, пачкая морды кровью. Как грызутся за теплое мясо, отгоняя друг друга, а главное – детенышей, львят. После такого никаких таких игрушек он не хотел. Да и вырос уже к тому времени.
А журнал назывался «Юный натуралист». Вспомнил.
Он очнулся, увидев перед собой тупоносые ботинки, на которых лежали ровные складки штанин.
– Жив, курилка?
– Ничего.
Он попытался подняться на ноги, хотя это стоило ему немалых усилий, но Петрович остановил его, положив руку на макушку.
– Сиди, отдыхай. Сейчас Марина подъедет. Без тебя справимся.
– Штрафы выставят, – пробормотал Павел, имея в виду руководство ТТТС.
– Перебьются. Надо было замки нормальные вешать. А вот делать под себя не стоило бы.
Паша, не понимая, о чем идет речь, поднял лицо от коленей и увидел ухмылку Петровича. Игрушки… А потом, посмотрев туда, куда тот показал взглядом, увидел мокроту на ковровом покрытии на том месте, где недавно сидел, скукожившись, директор терминала. Аргумент. Петрович умеет использовать аргументы. И не использовать тоже.
– Я в норме, – проговорил он, отводя взгляд от пятна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Шаги снизу приближались. Кого там еще несет? Как не вовремя. Или это Петрович? Похоже… Легкой отмашкой бросил за спину стандартную заплатку-маячок.
Есть тут второй выход? Он не знал. А где остальные? Ведь их – шесть львов да два тигра – восемь. Где остальные звери? Волосы на его макушке зашевелились, как будто сзади кто-то легонько дунул. Едва удержался, чтобы не оглянуться. Нельзя оглядываться! Ограда, сначала ограда. Одного себя он бы защитил простой чертой, на это секунды хватит. Или плащом… Черт, ну почему он тогда, в цирке, хорошенько не поработал со зверями! А потому, что всего предусмотреть нельзя. Он же не в джунглях живет. Ну а сейчас? Взять вчера, к примеру. Когда заплатки свои ляпал. Чугунок самоуверенный. Возомнил о себе. Ноги дрожат… И во рту сухо. Язык еле ворочается. Пивка бы сейчас холодненького, запотевшего. И в парилку… От стены до стены, от стены до стены. Ячейки можно побольше, не крыс ловим. В глаза не смотреть, не смотреть, только в сторону. Но и не отводить взгляда, не прятать. Вертикальные покрепче, на узлах. Ну, можно перекидывать, иначе не сдюжить. Хилая оградка, на соплях, но если это Петрович крадется, он поможет. Вдвоем легче. Теперь к стене. Черт! Чуть директора не задел. Или задел? Что-то голова у него дернулась. Не важно, пока не важно. Потом, все потом. Шаги уже совсем рядом, за поворотом. И – замерли. На заплатку напоролся или маяк заметил Кто?!
Павел шагнул вперед и опять несколько в сторону, даже не шагнул, а скользнул. Лев – и львица! – сдвинулись на шаг к нему. Мягко. По-охотничьи. Свет тут какой-то странный. Или это от оградки его мерцает? В глазах она прямо стоит, ничего другого он толком не видит… Не должен видеть. Но ведь видит! Львов этих, директора. Из-за угла выдвинулась тигриная морда. Нет, троих его загородочка не выдержит. И как только они тут меж собой не передрались?
– Ну, чего тут? – шепнул над ухом Петрович.
– Ограда, – ответил одними губами. Даже вроде без звука.
Тигр выдвинулся уже на полкорпуса.
Ну чего же он молчит? Помог бы хоть. Старший товарищ… Товарищ товарищу ляпус есть в натуре. Кто это сказал? Поднять надо повыше, хотя бы в середине. Пиками такими поднять. Острыми. Черт возьми! Можно же сразу было обоюдоострых пик накидать. Это проще, чем узлы вязать. Не допер. Ну ничего, сейчас. Руки дрожат. Пива кружку!
– Игрушки, – раздалось над ухом.
Он с ума сошел?
– Что?
– Игрушки, – громко повторил Петрович.
Громко до того, что Паша, забыв свое главное дело, обернулся. Рывком, как с испуга. Полное ощущение, что маг-директор тронулся умом со страха, а иметь за спиной безумного мага, это, знаете ли, по меньшей мере неприятно.
Но Петрович выглядел нормальным, даже, больше того, довольным. Чему тут радоваться?! Уже все тело судорогой сводит, а он радуется. Шмякнуть его, что ли? Пробить его не пробьет, но в чувство приведет. Только вот силы уже – все.
– Не понял? Ты посмотри!
Павел в недоумении посмотрел туда, куда показали. Это он про загородку, что ли? Так помог бы, а не скалился. Гривастый лев то пнул задней правой, повторив лошадиную повадку.
– На них смотри!
– Смотрю.
– Господи… Ты на них смотри!
И он посмотрел. И увидел. Игрушки… Самые настоящие. Нет, они живые, конечно, пахнут зверьем, слюна и все такое, но – игрушки. И как, как он этого сразу не заметил! И надо-то было для этого всего ничего. Испугался. Стыдно.
Петрович, похоже, угадал его состояние. Подвинув, даже не подвинув, а придержав за локоть, обошел и двинулся туда. К игрушкам. Ограду рушить не стал, только пригнул так, чтобы перешагнуть можно было. Хилое сооружение при его приближении нагнулось само, как трава от ветра. Но при этом из его левой ладони начала расти мелкая сетка. Директор, тараща глаза, проводил его диким взглядом, а потом, громко икнув, рывком встал на четвереньки и рванул к Паше, суетливым крабом шмыгнул мимо, вскрикнул – нарвался на заплатку – и, если верить ушам, кубарем, самым натуральным образом, скатился по лестнице, а уже оттуда, снизу, взвыл. Ударился, поди, бедолага.
Ударишься тут. Во все, что угодно.
Петрович, стоя около льва, гладил его по голове и гриве, а тот жался к его ногам. Тигр – здоровенный, в клетке он казался меньше – обходил директора справа, явно рассчитывая на свою долю ласки. Львица же, словно напоказ создавая скульптурную композицию, передними лапами встала на спину своего гривастого родича и, вытянув шею, длинным розовым языком прошлась по щеке директора, отчего тот дернулся всем телом. Паше даже показалось, будто он услышал слабый звук наждака. По щетине пришлось, сообразил он. Петрович был небрит. Впрочем, как и он сам.
Откуда-то появился еще один лев, но Павла все это больше не интересовало. Он шагнул к стене и сполз по ней, чувствуя, что ноги отказываются держать его тело. Он устал. Он очень устал. Нет, эта работа не для него. Что это за работа, если с самого утра уматываешься так, будто сутки уголь кидал. Это наказание какое-то. За грехи, наверное. Спать хочется. Загородку тут наплел. Против игрушек. Смешно. И еще плакать хочется. В детстве он хотел вот такую же игрушку. Большую. Живую. Настоящую. И ласковую. Смотрел не отрываясь телевизионную передачу «В мире животных». Гржимека читал, журнал детский про животных. Как же он назывался? Забыл. А потом, уже позже, как отрезало. Это после того, как он увидел на экране охоту львов. Как те рвут зубами недавно еще живую плоть, пачкая морды кровью. Как грызутся за теплое мясо, отгоняя друг друга, а главное – детенышей, львят. После такого никаких таких игрушек он не хотел. Да и вырос уже к тому времени.
А журнал назывался «Юный натуралист». Вспомнил.
Он очнулся, увидев перед собой тупоносые ботинки, на которых лежали ровные складки штанин.
– Жив, курилка?
– Ничего.
Он попытался подняться на ноги, хотя это стоило ему немалых усилий, но Петрович остановил его, положив руку на макушку.
– Сиди, отдыхай. Сейчас Марина подъедет. Без тебя справимся.
– Штрафы выставят, – пробормотал Павел, имея в виду руководство ТТТС.
– Перебьются. Надо было замки нормальные вешать. А вот делать под себя не стоило бы.
Паша, не понимая, о чем идет речь, поднял лицо от коленей и увидел ухмылку Петровича. Игрушки… А потом, посмотрев туда, куда тот показал взглядом, увидел мокроту на ковровом покрытии на том месте, где недавно сидел, скукожившись, директор терминала. Аргумент. Петрович умеет использовать аргументы. И не использовать тоже.
– Я в норме, – проговорил он, отводя взгляд от пятна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93