С возрастом же я понимаю, что люди должны это сделать сами, чтобы ценить сделанное. И чтоб их дети ценили. И чтобы продолжали это делать. Давай подолью.
Павел смотрел, как Чекалин наливает коньяк, и начинал понимать, почему тот превратился в отца Николая. Человеку захотелось найти смысл жизни в помощи конкретным людям и – чего уж там! – в покое. Но при этом вопросы к нему оставались.
– Ну а исчез-то ты почему? Мы уж всякое думали.
– Инквизиция, да? – усмехнулся хозяин. – Нет, я до такого уровня конфронтации не дошел.
– А она была?
– Кто? Конфронтация? Так я ж тебе объясняю.
– Что, Петрович не научил тебя строить дворцы? – подначил Павел.
– Господи! Да при чем здесь дворцы! Петрович… – Чекалин отвернулся, невидяще уставившись в стеклянную дверцу шкафа, за которой виднелись корешки книг. – Он измельчает профессию.
– Не понял. Переведи.
– Он сознательно сужает рамки. Жестко сужает. Я уже тогда много чего мог делать такого, а он гнал меня, да и всех нас, в одном направлении. Ну как же тебе объяснить? Человек уже стал скульптором, пусть и не таким уж великим, а его все заставляют рисовать эскизы.
– В каком смысле? Ты хочешь сказать, что перерос Петровича? – насторожился Павел.
– Да нет, вряд ли. Он сильный маг, очень сильный. Один из самых-самых, уж поверь мне. Но у него свой бзик. Он считал, да и сейчас наверняка считает, что мы должны работать только с людьми, но не переходить на неживую материю. По сути – обычные гипнотизеры. Даже пусть не совсем обычные, ладно! Но он сознательно уничтожает целое направление практической магии.
– Слушай, по-моему, ты перегибаешь. Уж Петрович-то никак не похож на уничтожителя.
– Он и тебе мозги запудрил. Ты когда-нибудь бывал в академических институтах? Где всякие академики, профессора и прочее?
– Ну, не бывал. А может, и был. Уже не вспомню. Много где приходилось бывать. А что?
– Да то! Посмотришь на них – все такие христосики. С бородками, благообразные, умные, интеллигентные, такие речи говорят – заслушаешься! А сколько они толковых ребят зарубили на своих ученых советах? Не счесть. Не повышая при этом голоса и не давая даже повода усомниться в их праве на небожительство. И все для того, чтобы отстоять свою линию в науке, защитить свое насиженное место от возможных конкурентов. Так и он.
– Ты это серьезно? – усомнился Павел.
– Если б несерьезно, не сидели бы мы здесь с тобой.
Чекалин залпом допил коньяк. Заметно было, что человек волнуется. Задели его за живое. В бутылке уже оставалось меньше трети.
– Ну хорошо, допустим, – примирительно проговорил Павел. – Но ведь у него нет лицензии на монополию. Есть и другие маги, не слабее его. Они-то что?
– Есть, конечно, – как-то вяло согласился отец Николай. Видать, перегорел. Устал.
– Они-то должны другой точки зрения придерживаться. Не могут же все в одну дуду дудеть.
– По идее, да. Только у меня на этот счет большие сомнения. В свое время я потолковал с одним человеком… Но ты учти, что в условиях работы под маг-директором наши контакты с другими практически сведены к нулю. Так, случайные пересечения, которые мягко, но очень эффективно пресекаются. Поэтому всей картины мы не видим и не знаем. Не только ты и я, а все мы. Любых цветов и оттенков. Так вот он, человек этот, сказал мне, что между высшими магами, ну, теми, кого мы называем маг-директорами, заключено что-то вроде соглашения. Про мировое правительство слышал?
– Да кто не слышал? Только, по-моему, фигня все это. Есть крупные финансово-промышленные корпорации, которые определяют общую экономику и политику стран и даже регионов, да и то не всегда, и все. Политики, военные. Мафия, в конце концов.
– Ага! А мы как в эту картинку вписываемся? Да при желании я один могу самую большую корпорацию раком поставить. А уж Петрович со своей командой – тем более. Деньги штука, конечно, важная, без них всего этого, – Чекалин коротким жестом обвел свой кабинет, – не было бы, как и много другого. Но есть кое-что посильнее денег. Или, если хочешь, важнее.
– И что же?
– Люди. Просто люди. Дети, женщины, любовь, секс, удовольствия. Даже трудности, хотя их, естественно, никто не любит.
– Это понятно. Так что ты про мировое правительство-то? – вернул его в колею разговора Павел.
– А-а. Ну, в общем, все крупняки будто бы договорились меж собой, что будут сдерживать все, что выходит за рамки человеческого. То есть дальше гипнотизеров нас с тобой никто не пустит. Вот так-то!
– Как, силой, что ли?
– Найдут способ, – сказал Чекалин и отчего-то подмигнул. – Вот у тебя – я помню – были очень неплохие задатки. Можно сказать, талант. Я помню, как ты стаканы ловил. И что? Где все это?
Павел почти забыл ту историю. У них на фирме происходило предновогоднее застолье. Петрович от ресторана отказался категорически, поэтому пьянку устроили в офисе. Сдвинули столы, питье закупили в магазине, но зато закуску заказали в ресторане. Но, видно, ошиблись с выбором, а может, рестораторы перед праздником зашивались и оттого халтурили, отчего еда оказалась невкусной. Словом, так получилось, что больше пили, чем ели. И как-то очень быстро напились. Танцы, шманцы, обниманцы – это само собой. Это подразумевалось изначально. Но когда кто-то неловко толкнул стол, и посуда полетела на пол, грозя превратить респектабельную, в общем, корпоративную вечеринку в отвратительную пьянку с битьем посуды и донельзя скользкими салатами на полу, Павел, первым заметивший катастрофу, собрался и подхватил весь этот посудо-, вино– и закускопад, подняв все это хозяйство высоко над столом. Тогда, после выпитого, он несколько не рассчитал свои силы и едва не отправил все это вместо пола на потолок, но вовремя спохватился. Был кратковременно отрезвляющий эффект, были аплодисменты, имело место даже похлопывание по плечу, но, в общем, и всё. Мероприятие после короткой заминки продолжилось, а уже через неделю никто про этот случай и не вспоминал. Даже он сам.
Павел посмотрел на пустую рюмку Чекалина, сосредоточился и поднял ее в воздух с легкостью. И сразу вспомнил про ковер, вставший перед ним непреодолимой стеной.
Рюмка мягко опустилась на стол.
– А налить старому товарищу слабо?
С бутылкой тоже, в общем, получилось. Она чуточку вихляла в воздухе, когда коньяк, выливаясь из горлышка, менял центр тяжести сосуда, но при этом и капли мимо не пролилось.
– Знаешь что? А оставайся, а? Мы тут с тобой такое заварим! Я серьезно.
– Спасибо, конечно. Но как-то…
– Брось! Интеллигентщина это и все такое. Проще говоря, неуверенность. Дают – бери, бьют – беги. Давай за это и выпьем.
Чекалин поднял рюмку, взглядом призывая последовать его примеру, они чокнулись и лихо выпили. Со стороны посмотреть – любо-дорого. Гусары отдыхают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Павел смотрел, как Чекалин наливает коньяк, и начинал понимать, почему тот превратился в отца Николая. Человеку захотелось найти смысл жизни в помощи конкретным людям и – чего уж там! – в покое. Но при этом вопросы к нему оставались.
– Ну а исчез-то ты почему? Мы уж всякое думали.
– Инквизиция, да? – усмехнулся хозяин. – Нет, я до такого уровня конфронтации не дошел.
– А она была?
– Кто? Конфронтация? Так я ж тебе объясняю.
– Что, Петрович не научил тебя строить дворцы? – подначил Павел.
– Господи! Да при чем здесь дворцы! Петрович… – Чекалин отвернулся, невидяще уставившись в стеклянную дверцу шкафа, за которой виднелись корешки книг. – Он измельчает профессию.
– Не понял. Переведи.
– Он сознательно сужает рамки. Жестко сужает. Я уже тогда много чего мог делать такого, а он гнал меня, да и всех нас, в одном направлении. Ну как же тебе объяснить? Человек уже стал скульптором, пусть и не таким уж великим, а его все заставляют рисовать эскизы.
– В каком смысле? Ты хочешь сказать, что перерос Петровича? – насторожился Павел.
– Да нет, вряд ли. Он сильный маг, очень сильный. Один из самых-самых, уж поверь мне. Но у него свой бзик. Он считал, да и сейчас наверняка считает, что мы должны работать только с людьми, но не переходить на неживую материю. По сути – обычные гипнотизеры. Даже пусть не совсем обычные, ладно! Но он сознательно уничтожает целое направление практической магии.
– Слушай, по-моему, ты перегибаешь. Уж Петрович-то никак не похож на уничтожителя.
– Он и тебе мозги запудрил. Ты когда-нибудь бывал в академических институтах? Где всякие академики, профессора и прочее?
– Ну, не бывал. А может, и был. Уже не вспомню. Много где приходилось бывать. А что?
– Да то! Посмотришь на них – все такие христосики. С бородками, благообразные, умные, интеллигентные, такие речи говорят – заслушаешься! А сколько они толковых ребят зарубили на своих ученых советах? Не счесть. Не повышая при этом голоса и не давая даже повода усомниться в их праве на небожительство. И все для того, чтобы отстоять свою линию в науке, защитить свое насиженное место от возможных конкурентов. Так и он.
– Ты это серьезно? – усомнился Павел.
– Если б несерьезно, не сидели бы мы здесь с тобой.
Чекалин залпом допил коньяк. Заметно было, что человек волнуется. Задели его за живое. В бутылке уже оставалось меньше трети.
– Ну хорошо, допустим, – примирительно проговорил Павел. – Но ведь у него нет лицензии на монополию. Есть и другие маги, не слабее его. Они-то что?
– Есть, конечно, – как-то вяло согласился отец Николай. Видать, перегорел. Устал.
– Они-то должны другой точки зрения придерживаться. Не могут же все в одну дуду дудеть.
– По идее, да. Только у меня на этот счет большие сомнения. В свое время я потолковал с одним человеком… Но ты учти, что в условиях работы под маг-директором наши контакты с другими практически сведены к нулю. Так, случайные пересечения, которые мягко, но очень эффективно пресекаются. Поэтому всей картины мы не видим и не знаем. Не только ты и я, а все мы. Любых цветов и оттенков. Так вот он, человек этот, сказал мне, что между высшими магами, ну, теми, кого мы называем маг-директорами, заключено что-то вроде соглашения. Про мировое правительство слышал?
– Да кто не слышал? Только, по-моему, фигня все это. Есть крупные финансово-промышленные корпорации, которые определяют общую экономику и политику стран и даже регионов, да и то не всегда, и все. Политики, военные. Мафия, в конце концов.
– Ага! А мы как в эту картинку вписываемся? Да при желании я один могу самую большую корпорацию раком поставить. А уж Петрович со своей командой – тем более. Деньги штука, конечно, важная, без них всего этого, – Чекалин коротким жестом обвел свой кабинет, – не было бы, как и много другого. Но есть кое-что посильнее денег. Или, если хочешь, важнее.
– И что же?
– Люди. Просто люди. Дети, женщины, любовь, секс, удовольствия. Даже трудности, хотя их, естественно, никто не любит.
– Это понятно. Так что ты про мировое правительство-то? – вернул его в колею разговора Павел.
– А-а. Ну, в общем, все крупняки будто бы договорились меж собой, что будут сдерживать все, что выходит за рамки человеческого. То есть дальше гипнотизеров нас с тобой никто не пустит. Вот так-то!
– Как, силой, что ли?
– Найдут способ, – сказал Чекалин и отчего-то подмигнул. – Вот у тебя – я помню – были очень неплохие задатки. Можно сказать, талант. Я помню, как ты стаканы ловил. И что? Где все это?
Павел почти забыл ту историю. У них на фирме происходило предновогоднее застолье. Петрович от ресторана отказался категорически, поэтому пьянку устроили в офисе. Сдвинули столы, питье закупили в магазине, но зато закуску заказали в ресторане. Но, видно, ошиблись с выбором, а может, рестораторы перед праздником зашивались и оттого халтурили, отчего еда оказалась невкусной. Словом, так получилось, что больше пили, чем ели. И как-то очень быстро напились. Танцы, шманцы, обниманцы – это само собой. Это подразумевалось изначально. Но когда кто-то неловко толкнул стол, и посуда полетела на пол, грозя превратить респектабельную, в общем, корпоративную вечеринку в отвратительную пьянку с битьем посуды и донельзя скользкими салатами на полу, Павел, первым заметивший катастрофу, собрался и подхватил весь этот посудо-, вино– и закускопад, подняв все это хозяйство высоко над столом. Тогда, после выпитого, он несколько не рассчитал свои силы и едва не отправил все это вместо пола на потолок, но вовремя спохватился. Был кратковременно отрезвляющий эффект, были аплодисменты, имело место даже похлопывание по плечу, но, в общем, и всё. Мероприятие после короткой заминки продолжилось, а уже через неделю никто про этот случай и не вспоминал. Даже он сам.
Павел посмотрел на пустую рюмку Чекалина, сосредоточился и поднял ее в воздух с легкостью. И сразу вспомнил про ковер, вставший перед ним непреодолимой стеной.
Рюмка мягко опустилась на стол.
– А налить старому товарищу слабо?
С бутылкой тоже, в общем, получилось. Она чуточку вихляла в воздухе, когда коньяк, выливаясь из горлышка, менял центр тяжести сосуда, но при этом и капли мимо не пролилось.
– Знаешь что? А оставайся, а? Мы тут с тобой такое заварим! Я серьезно.
– Спасибо, конечно. Но как-то…
– Брось! Интеллигентщина это и все такое. Проще говоря, неуверенность. Дают – бери, бьют – беги. Давай за это и выпьем.
Чекалин поднял рюмку, взглядом призывая последовать его примеру, они чокнулись и лихо выпили. Со стороны посмотреть – любо-дорого. Гусары отдыхают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93