Я невольно задержался, понимая, что это и есть
место, где упрятаны мои надежды, которые оберегает от меня верзила с
пистолетом на боку, беспардонно уставившийся мне в глаза.
- Пойдем дальше, - как бы пробудил меня Кнорре, указывая рукой
вправо, за поворот перед решеткой.
- А туда нельзя? - как можно наивней спросил я, кивнув на охранника.
- Нельзя, - жестко ответил Кнорре.
- Секреты фирмы? - засмеялся я. - Но я же не конкурент!
- Как знать.
И в этом его "как знать" мне почудилась двусмысленность.
- Тут и замешиваешь нашу глину, - вроде шутя, спросил я.
- У меня все замешано на глине, - каламбуром ответил он.
Мы двинулись дальше, и оглянувшись на таинственный коридор, на одной
из дверей я успел прочитать на табличке: "Лаборатория синтеза..."
Последний трейллер из Белояровска ему с моей помощью отправили через
неделю. Я позвонил Кнорре, сообщил.
- Наконец-то! Спасибо тебе, - суховато ответил он...
Все, что произошло потом было похоже на иррациональный сон. Но это
была явь, заставившая меня вспомнить афоризм одного мудрого польского
писателя: "Прыгая от радости, смотри, кабы кто-нибудь не выхватил у тебя
из-под ног землю..."
8. НА ЗЕМЛЕ. МОСКВА. СЕГОДНЯ
Василий Кириллович Лебяхин "копал", а говоря языком прежней его
профессии, "разрабатывал" фирму "Улыбка", ее главу Евсея Николаевича
Батрова, его окружение, его настоящее и прошлое, выполняя поручение
Перфильева. Возможности у Василия Кирилловича имелись. Человек
предусмотрительный, он задолго до увольнения в запас на всякий случай
кропотливо, по крохам, тайно и осторожно, поскольку доступа к
первоисточникам не имел, стал собирать досье на разных людей - на бывшую
негласную агентуру, стукачей, провокаторов. Одни на это пошли когда-то
доброхотами в надежде сделать карьеру, других завербовали - лестью,
посулами или угрозами. Большинству из них нынче уже за сорок и за
пятьдесят: бывшие студенты и рабочие, комсомольские и профсоюзные
активисты, аспиранты и инструкторы райкомов, инспекторы райисполкомов.
Теперь уже заматеревшие, оклемавшись после сутолоки и переполохов
перестройки и разобравшись, что к чему, ринулись они растаскивать в
лоскуты государство, разделившись на "демократов" и "консерваторов".
Особенно лихими оказались бывшие лидеры и работники центрального аппарата
комсомола. Они уже не хотят ни революций, ни крови, ни Маркса с Лениным, а
спокойствия, и чтоб государство не мешало заглатывать и переваривать.
Почти все остались дружны, сохранили связи; прежнее чувство стаи и
железная организованность оказались теперь ой, как полезны. И когда
Лебяхину требовалось что-нибудь по-крупному, он не стесняясь обращался к
ним, разговор происходил приблизительно такой:
- Станислав Никитич, здравствуйте. Говорит полковник Лебяхин Василий
Кириллович. Не помните? А я вас хорошо помню. Когда вас из комсомола
решили послать атташе по культуре в посольство в Алжир, МИД советовался с
нами. Мы дали добро, поскольку сотрудничали с вами уже лет семь. И вы нам
понравились. Я еще учил вас, как надо держать вилку и нож. Если подают три
вилки, то что какой надо есть. А еще наставлял вас, какого цвета галстук,
сорочку, носки полагается носить к светло-коричневому костюму. Вспомнили?
Ну и прекрасно! У меня небольшая просьба... - Дальше излагалась просьба. И
никогда не случалось отказа.
Имелся и такой вариант разговора:
- Андрей Андреевич? Хорошо, что застал вас. Это полковник Лебяхин
Василий Кириллович. Мне хотелось бы в ваше СП устроить одного человека, по
специальности он инженер-оптик. Кто посоветовал обратиться к вам? Воробьев
Боря! Сказал, что вы не откажите, он о вас очень высокого мнения.
- Да, он хороший парень.
- Хороший, но, увы, не любопытный, - сказал Лебяхин.
- Что вы имеете в виду?
- Он не стал доискиваться, кто и каким образом перекрыл ему дорогу в
аспирантуру, а позже зарубил заграничные командировки, сделал
"невыездным". С нашей помощью, разумеется. Вы помните квартирку на
Мясницкой, где вы дали согласие сотрудничать с нами? Письменное,
разумеется.
- Вы можете прислать своего инженера-оптика, - после паузы севшим
вдруг голосом говорит собеседник...
С ними, вошедшими теперь в силу, даже заседавшими в Госдуме, Лебяхин
был циничен, беспардонен, ибо знал, что они циничны и беспардонны, они
волки и волкодавы одновременно...
Лебяхин не праздновал нынешнюю власть, а прошлую просто презирал. Но
утешал себя, что не _с_л_у_ж_и_т _е_й_, а просто работает, как человек в
совершенстве владеющий тремя языками. Ведь каждый где-то работает, чтоб за
свои знания получать зарплату, содержать семью - врач, дворник, шофер. Он
утешал себя, что никого не допрашивал, не сажал, не пытал, а всего лишь
обучал языкам, нравам, бытовым деталям страны, куда под "крышей"
посольств, торгпредств и прочих совучреждений поедут работать выпускники.
Каждое государство имеет таких учителей и учеников. Он понимал зыбкость и
лукавство подобных утешений, ибо, как ни крути, а все же _с_л_у_ж_и_л_...
К Перфильеву Лебяхин относился если не с уважением, то с добрым
пониманием за то, что уволившись из их общего ведомства, тот не кинулся в
коммерческо-посреднические шалманы, не якшался с шелупенью, а занялся
серьезным и полезным делом. Вел себя скромно, избегал всякие пышные
презентации с шампанским, с эстрадными знаменитостями и дорогими шлюхами.
Перфильев сам пригласил его возглавить службу экономической безопасности и
охраны бизнеса.
Случилось это через полгода после того, как Перфильев окончательно
вернулся в Москву, был комиссован и вышел в отставку. Лебяхин прослышал,
что Перфильев вроде занялся каким-то бизнесом и только любопытства ради
позвонил ему домой.
- Здравствуй, Павел. Это Лебяхин. Не забыл?
- Как можно, Василий Кириллович!
- Что поделываешь в новом качестве?
- Есть одна затея. А вы как, Василий Кириллович?
- Как и положено отставнику - гуляю.
И тут неожиданно Перфильев сказал:
- А на работу не пошли бы?
- Куда, к кому, кем?
- Ко мне. Заходите, поговорим.
- Поговорить можно. Где и когда?
- Заходите в следующий понедельник, - и Перфильев объяснил, куда. -
Только не в папахе, у меня могут быть иностранные гости.
- Ишь, какой ты чистоплюй стал. А прежде в глаза мне смотрел ласково,
когда произносил: "Здравия желаю, товарищ полковник!" - резко сказал
Лебяхин.
- Ну что вы, Василий Кириллович! Я ведь без зла, шутя, - сбавил
Перфильев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
место, где упрятаны мои надежды, которые оберегает от меня верзила с
пистолетом на боку, беспардонно уставившийся мне в глаза.
- Пойдем дальше, - как бы пробудил меня Кнорре, указывая рукой
вправо, за поворот перед решеткой.
- А туда нельзя? - как можно наивней спросил я, кивнув на охранника.
- Нельзя, - жестко ответил Кнорре.
- Секреты фирмы? - засмеялся я. - Но я же не конкурент!
- Как знать.
И в этом его "как знать" мне почудилась двусмысленность.
- Тут и замешиваешь нашу глину, - вроде шутя, спросил я.
- У меня все замешано на глине, - каламбуром ответил он.
Мы двинулись дальше, и оглянувшись на таинственный коридор, на одной
из дверей я успел прочитать на табличке: "Лаборатория синтеза..."
Последний трейллер из Белояровска ему с моей помощью отправили через
неделю. Я позвонил Кнорре, сообщил.
- Наконец-то! Спасибо тебе, - суховато ответил он...
Все, что произошло потом было похоже на иррациональный сон. Но это
была явь, заставившая меня вспомнить афоризм одного мудрого польского
писателя: "Прыгая от радости, смотри, кабы кто-нибудь не выхватил у тебя
из-под ног землю..."
8. НА ЗЕМЛЕ. МОСКВА. СЕГОДНЯ
Василий Кириллович Лебяхин "копал", а говоря языком прежней его
профессии, "разрабатывал" фирму "Улыбка", ее главу Евсея Николаевича
Батрова, его окружение, его настоящее и прошлое, выполняя поручение
Перфильева. Возможности у Василия Кирилловича имелись. Человек
предусмотрительный, он задолго до увольнения в запас на всякий случай
кропотливо, по крохам, тайно и осторожно, поскольку доступа к
первоисточникам не имел, стал собирать досье на разных людей - на бывшую
негласную агентуру, стукачей, провокаторов. Одни на это пошли когда-то
доброхотами в надежде сделать карьеру, других завербовали - лестью,
посулами или угрозами. Большинству из них нынче уже за сорок и за
пятьдесят: бывшие студенты и рабочие, комсомольские и профсоюзные
активисты, аспиранты и инструкторы райкомов, инспекторы райисполкомов.
Теперь уже заматеревшие, оклемавшись после сутолоки и переполохов
перестройки и разобравшись, что к чему, ринулись они растаскивать в
лоскуты государство, разделившись на "демократов" и "консерваторов".
Особенно лихими оказались бывшие лидеры и работники центрального аппарата
комсомола. Они уже не хотят ни революций, ни крови, ни Маркса с Лениным, а
спокойствия, и чтоб государство не мешало заглатывать и переваривать.
Почти все остались дружны, сохранили связи; прежнее чувство стаи и
железная организованность оказались теперь ой, как полезны. И когда
Лебяхину требовалось что-нибудь по-крупному, он не стесняясь обращался к
ним, разговор происходил приблизительно такой:
- Станислав Никитич, здравствуйте. Говорит полковник Лебяхин Василий
Кириллович. Не помните? А я вас хорошо помню. Когда вас из комсомола
решили послать атташе по культуре в посольство в Алжир, МИД советовался с
нами. Мы дали добро, поскольку сотрудничали с вами уже лет семь. И вы нам
понравились. Я еще учил вас, как надо держать вилку и нож. Если подают три
вилки, то что какой надо есть. А еще наставлял вас, какого цвета галстук,
сорочку, носки полагается носить к светло-коричневому костюму. Вспомнили?
Ну и прекрасно! У меня небольшая просьба... - Дальше излагалась просьба. И
никогда не случалось отказа.
Имелся и такой вариант разговора:
- Андрей Андреевич? Хорошо, что застал вас. Это полковник Лебяхин
Василий Кириллович. Мне хотелось бы в ваше СП устроить одного человека, по
специальности он инженер-оптик. Кто посоветовал обратиться к вам? Воробьев
Боря! Сказал, что вы не откажите, он о вас очень высокого мнения.
- Да, он хороший парень.
- Хороший, но, увы, не любопытный, - сказал Лебяхин.
- Что вы имеете в виду?
- Он не стал доискиваться, кто и каким образом перекрыл ему дорогу в
аспирантуру, а позже зарубил заграничные командировки, сделал
"невыездным". С нашей помощью, разумеется. Вы помните квартирку на
Мясницкой, где вы дали согласие сотрудничать с нами? Письменное,
разумеется.
- Вы можете прислать своего инженера-оптика, - после паузы севшим
вдруг голосом говорит собеседник...
С ними, вошедшими теперь в силу, даже заседавшими в Госдуме, Лебяхин
был циничен, беспардонен, ибо знал, что они циничны и беспардонны, они
волки и волкодавы одновременно...
Лебяхин не праздновал нынешнюю власть, а прошлую просто презирал. Но
утешал себя, что не _с_л_у_ж_и_т _е_й_, а просто работает, как человек в
совершенстве владеющий тремя языками. Ведь каждый где-то работает, чтоб за
свои знания получать зарплату, содержать семью - врач, дворник, шофер. Он
утешал себя, что никого не допрашивал, не сажал, не пытал, а всего лишь
обучал языкам, нравам, бытовым деталям страны, куда под "крышей"
посольств, торгпредств и прочих совучреждений поедут работать выпускники.
Каждое государство имеет таких учителей и учеников. Он понимал зыбкость и
лукавство подобных утешений, ибо, как ни крути, а все же _с_л_у_ж_и_л_...
К Перфильеву Лебяхин относился если не с уважением, то с добрым
пониманием за то, что уволившись из их общего ведомства, тот не кинулся в
коммерческо-посреднические шалманы, не якшался с шелупенью, а занялся
серьезным и полезным делом. Вел себя скромно, избегал всякие пышные
презентации с шампанским, с эстрадными знаменитостями и дорогими шлюхами.
Перфильев сам пригласил его возглавить службу экономической безопасности и
охраны бизнеса.
Случилось это через полгода после того, как Перфильев окончательно
вернулся в Москву, был комиссован и вышел в отставку. Лебяхин прослышал,
что Перфильев вроде занялся каким-то бизнесом и только любопытства ради
позвонил ему домой.
- Здравствуй, Павел. Это Лебяхин. Не забыл?
- Как можно, Василий Кириллович!
- Что поделываешь в новом качестве?
- Есть одна затея. А вы как, Василий Кириллович?
- Как и положено отставнику - гуляю.
И тут неожиданно Перфильев сказал:
- А на работу не пошли бы?
- Куда, к кому, кем?
- Ко мне. Заходите, поговорим.
- Поговорить можно. Где и когда?
- Заходите в следующий понедельник, - и Перфильев объяснил, куда. -
Только не в папахе, у меня могут быть иностранные гости.
- Ишь, какой ты чистоплюй стал. А прежде в глаза мне смотрел ласково,
когда произносил: "Здравия желаю, товарищ полковник!" - резко сказал
Лебяхин.
- Ну что вы, Василий Кириллович! Я ведь без зла, шутя, - сбавил
Перфильев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67