– Она мертва, княже…
Волот испугался меньше Миловиды. Приклонил к материнскому ложу буйночубую свою голову и затих, подавляя в себе боль. Когда же понял, что не мать требует жалости, а Миловида прижимается к плечу и рыдает, испуганная тем, что случилось, и случилось неожиданно, – встал и сказал твердо, как жене и другу:
– Успокойся. Теперь ты хранительница очага в родовом доме Волотов. Собирай мать в последний путь, готовь тризну по ней. Челяди будет известно, кто ты отныне. Они станут слушаться твоего слова, как моего собственного. Слышала, жена моя любимая? Вытри слезы и берись за дела. Мне же пора ехать – пришло время отдать богам выбранную ими жертву. Как только управлюсь, сразу же буду около тебя.
XVII
Любопытных до зрелищ всегда хватает, а здесь представление не простое. Боги выбрали себе жертву не из старых, даже не из отроков или мужей – указали на молодую и красивую девушку из Колоброда. Как же не пойти и не глянуть на нее хоть глазком, если она божья нареченная, да такая красавица, как сама царевна, которая выкупалась в молоке морской кобылицы. Шестнадцать лет ей всего, станом стройная, высокая. Тело белое и нежное, такое нежное, что и дотронуться до него страшно. А косу какую вырастила, пышную и длинную, глазоньки, брови, щечки – смотреть не насмотреться.
Старые женщины уверяют: Хорс будет доволен такой, значит, смилостивится.
Чья такая, спрашиваете? Старшая из дочерей властелина, Ласкавица. Ее, как только взяла уготованный судьбой жребий, уже и не отпустили к родным, отдали в руки чужим женщинам, чтобы оберегали и готовили к встрече с богами ясными. Перед тем как выйти на последнюю встречу с людьми, божью нареченную искупают в благоухающей, настоянной на травах купели – и раз, и второй, и третий. Потом оденут в белоснежную, из тонкой заморской ткани тунику, такую яркую, что о ней не всякая царевна может мечтать. Затем вправят в уши подвески, наденут золотую гривну, увенчают венком-диадемой. Ой, это же не девка с земли Тиверской, настоящая богиня выйдет к людям и ослепит всех красотой своей.
– Бабуся, слышите, бабуся! – дергает за полу и умоляюще смотрит на старую взволнованная девчушка. – Ласкавица выйдет к нам?
– Выйдет, внученька, но не к нам, – вытирает слезы и печально вздыхает бабуся. – На огонь пойдет, богов в раю ласкать.
– А потом?
– И потом тоже. Не видать нам уже ее личика белого, не слышать речей медовых.
– Разве рай так далеко?
– Ой далеко, горлица ясная! Так далеко, что не будет нам уже от Ласкавицы ни ответа, ни привета.
– Зачем старая пугает дитя? – смотрит на бабушку косматый, подвязанный веревкой муж. – Девка удостоилась ласки божьей, в почете и славе будет ходить по вечнозеленой поляне рая, а она – ни ответа, ни привета.
Старуха бросила злой взгляд на мужа.
– Пошли, волхв, свою дочку, коли такой щедрый.
– А и послал бы, если бы была да богам понравилась.
– Вот то-то. Потому и щедрые, что посылаете чужих.
– Тьфу! – сплюнул в ее сторону косматый и исчез в толпе.
Капище Хорса не входило в черту стольного города земли Тиверской, пряталось от глаза людского в лесу, под крутым скалистым обрывом. Но стежка к нему хорошо знакома. Вот и идут туда непрерывным потоком поселяне.
Плотники еще вчера смастерили высокую лодью и поставили ее на дубовые пакулы. Под лодью наложили наколотых дров, заранее высушенных, тех, что вспыхивают вмиг и пылают факелом. У дуба же под скалой, в которой находится божья обитель – дупло, разбит высокий, под цвет огня, шатер. Там, в шатре, и должно произойти первое свидание Ласкавицы с богом. Предстанет перед нею ясный, доброликий, улыбнется радостно и скажет: «Ты нравишься мне, девушка, беру тебя». Поцелуй его будет болезненным, но только на мгновение. После него настанет сладостное забвение, а пока оно продолжается, положат божью избранницу в лодью и отдадут огню. Ясный Сварог возьмет ее на свои сильные руки и понесет вместе с лодьей через океан-море на Буян-остров, в страну вечного лета и вечнозеленых садов, благоухающего воздуха и прозрачных родников. А уж когда поселится Ласкавица в божьих хоромах и усладит его усладами любовными, тогда она должна вспомнить и о них, поселянах Тиверской земли, и упросить светлоликого Хорса, чтобы не палил их нивы своими огненными стрелами, давал земле плодоносную силу, а людям – блага земные, утешение и надежду на жизнь.
– Идет уже! Идет! – пошло-покатилось волной по толпе. – Божья нареченная идет!!!
Те, которые не могли ее увидеть, поднимались на цыпочки через чужие головы.
– Смотрите, правда идет!
– Ой, какая пышная!
От города к капищу Ласкавица шла не одна. Впереди, на расстоянии двух-трех сулиц, шагал проторенной стежкой князь, за князем – она в сопровождении двух старушек в одежде жриц. По обе стороны от женщин шли охранники при полной броне. Их было немало, но не они приковывали к себе взгляды, не на них смотрел люд тиверский. Божья нареченная яркой бабочкой выделялась среди всех – на нее только и смотрели. Как она была хороша! Тиверская земля не видала еще такой красавицы.
А тем временем у капища стали собираться девы и жены из стольного города. Их заметили только тогда, когда они высоко и слаженно запели:
Деве прекрасной слава навеки!
Слава и хвала! Слава и хвала!
От рода к роду.
От края до края
Слава и хвала! Слава и хвала!
– Слава и хвала! – мощно подхватила здравицу и толпа. – Хвала Ласкавице! Слава божьей невесте!
– Иди к нему, красная девица, будь ласковой с ним! Упроси ясноликого Хорса, пусть смилостивится над нами, над детьми и скотинкой и не жжет, не пепелит злаки земные!
– Пусть живет в ладу со всеми богами ясными и надоумит их, чтобы не скупились они на дожди, поливали землю молоком дев поднебесных, помогали расти и зреть ржи, пшенице и всякой пашнице!
– Будь милостивой и упроси!
– На это только и надеемся, уповаем только на тебя!
Одни старались стать поближе к Ласкавице, чтобы она услышала их, другие протягивали к ней руки и опускались перед божьей избранницей на колени, третьи старались заглянуть ей в глаза и просили не забывать о них, если станет самой счастливой. Ласкавица, видимо, не могла всех услышать, только смотрела на людей удивленно, кивала в знак согласия головой и как-то неуверенно улыбалась.
– Она хмельная! – заметил кто-то из тех, кто не кричал и не молил о заступничестве. – Смотрите, она хмельная!
– А вы хотели, – с упреком сказал кто-то из толпы, – хотели, говорю, чтобы трезвой шла на жертвенник? Первое и последнее пристанище у девушки. Почему бы и не выпить перед ним?
Князь тем временем приблизился к капищу и что-то повелел старым жрицам. Им не нужно было долго объяснять, сами знали, что делать. Они взяли Ласкавицу под руки и показали, куда она должна идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Волот испугался меньше Миловиды. Приклонил к материнскому ложу буйночубую свою голову и затих, подавляя в себе боль. Когда же понял, что не мать требует жалости, а Миловида прижимается к плечу и рыдает, испуганная тем, что случилось, и случилось неожиданно, – встал и сказал твердо, как жене и другу:
– Успокойся. Теперь ты хранительница очага в родовом доме Волотов. Собирай мать в последний путь, готовь тризну по ней. Челяди будет известно, кто ты отныне. Они станут слушаться твоего слова, как моего собственного. Слышала, жена моя любимая? Вытри слезы и берись за дела. Мне же пора ехать – пришло время отдать богам выбранную ими жертву. Как только управлюсь, сразу же буду около тебя.
XVII
Любопытных до зрелищ всегда хватает, а здесь представление не простое. Боги выбрали себе жертву не из старых, даже не из отроков или мужей – указали на молодую и красивую девушку из Колоброда. Как же не пойти и не глянуть на нее хоть глазком, если она божья нареченная, да такая красавица, как сама царевна, которая выкупалась в молоке морской кобылицы. Шестнадцать лет ей всего, станом стройная, высокая. Тело белое и нежное, такое нежное, что и дотронуться до него страшно. А косу какую вырастила, пышную и длинную, глазоньки, брови, щечки – смотреть не насмотреться.
Старые женщины уверяют: Хорс будет доволен такой, значит, смилостивится.
Чья такая, спрашиваете? Старшая из дочерей властелина, Ласкавица. Ее, как только взяла уготованный судьбой жребий, уже и не отпустили к родным, отдали в руки чужим женщинам, чтобы оберегали и готовили к встрече с богами ясными. Перед тем как выйти на последнюю встречу с людьми, божью нареченную искупают в благоухающей, настоянной на травах купели – и раз, и второй, и третий. Потом оденут в белоснежную, из тонкой заморской ткани тунику, такую яркую, что о ней не всякая царевна может мечтать. Затем вправят в уши подвески, наденут золотую гривну, увенчают венком-диадемой. Ой, это же не девка с земли Тиверской, настоящая богиня выйдет к людям и ослепит всех красотой своей.
– Бабуся, слышите, бабуся! – дергает за полу и умоляюще смотрит на старую взволнованная девчушка. – Ласкавица выйдет к нам?
– Выйдет, внученька, но не к нам, – вытирает слезы и печально вздыхает бабуся. – На огонь пойдет, богов в раю ласкать.
– А потом?
– И потом тоже. Не видать нам уже ее личика белого, не слышать речей медовых.
– Разве рай так далеко?
– Ой далеко, горлица ясная! Так далеко, что не будет нам уже от Ласкавицы ни ответа, ни привета.
– Зачем старая пугает дитя? – смотрит на бабушку косматый, подвязанный веревкой муж. – Девка удостоилась ласки божьей, в почете и славе будет ходить по вечнозеленой поляне рая, а она – ни ответа, ни привета.
Старуха бросила злой взгляд на мужа.
– Пошли, волхв, свою дочку, коли такой щедрый.
– А и послал бы, если бы была да богам понравилась.
– Вот то-то. Потому и щедрые, что посылаете чужих.
– Тьфу! – сплюнул в ее сторону косматый и исчез в толпе.
Капище Хорса не входило в черту стольного города земли Тиверской, пряталось от глаза людского в лесу, под крутым скалистым обрывом. Но стежка к нему хорошо знакома. Вот и идут туда непрерывным потоком поселяне.
Плотники еще вчера смастерили высокую лодью и поставили ее на дубовые пакулы. Под лодью наложили наколотых дров, заранее высушенных, тех, что вспыхивают вмиг и пылают факелом. У дуба же под скалой, в которой находится божья обитель – дупло, разбит высокий, под цвет огня, шатер. Там, в шатре, и должно произойти первое свидание Ласкавицы с богом. Предстанет перед нею ясный, доброликий, улыбнется радостно и скажет: «Ты нравишься мне, девушка, беру тебя». Поцелуй его будет болезненным, но только на мгновение. После него настанет сладостное забвение, а пока оно продолжается, положат божью избранницу в лодью и отдадут огню. Ясный Сварог возьмет ее на свои сильные руки и понесет вместе с лодьей через океан-море на Буян-остров, в страну вечного лета и вечнозеленых садов, благоухающего воздуха и прозрачных родников. А уж когда поселится Ласкавица в божьих хоромах и усладит его усладами любовными, тогда она должна вспомнить и о них, поселянах Тиверской земли, и упросить светлоликого Хорса, чтобы не палил их нивы своими огненными стрелами, давал земле плодоносную силу, а людям – блага земные, утешение и надежду на жизнь.
– Идет уже! Идет! – пошло-покатилось волной по толпе. – Божья нареченная идет!!!
Те, которые не могли ее увидеть, поднимались на цыпочки через чужие головы.
– Смотрите, правда идет!
– Ой, какая пышная!
От города к капищу Ласкавица шла не одна. Впереди, на расстоянии двух-трех сулиц, шагал проторенной стежкой князь, за князем – она в сопровождении двух старушек в одежде жриц. По обе стороны от женщин шли охранники при полной броне. Их было немало, но не они приковывали к себе взгляды, не на них смотрел люд тиверский. Божья нареченная яркой бабочкой выделялась среди всех – на нее только и смотрели. Как она была хороша! Тиверская земля не видала еще такой красавицы.
А тем временем у капища стали собираться девы и жены из стольного города. Их заметили только тогда, когда они высоко и слаженно запели:
Деве прекрасной слава навеки!
Слава и хвала! Слава и хвала!
От рода к роду.
От края до края
Слава и хвала! Слава и хвала!
– Слава и хвала! – мощно подхватила здравицу и толпа. – Хвала Ласкавице! Слава божьей невесте!
– Иди к нему, красная девица, будь ласковой с ним! Упроси ясноликого Хорса, пусть смилостивится над нами, над детьми и скотинкой и не жжет, не пепелит злаки земные!
– Пусть живет в ладу со всеми богами ясными и надоумит их, чтобы не скупились они на дожди, поливали землю молоком дев поднебесных, помогали расти и зреть ржи, пшенице и всякой пашнице!
– Будь милостивой и упроси!
– На это только и надеемся, уповаем только на тебя!
Одни старались стать поближе к Ласкавице, чтобы она услышала их, другие протягивали к ней руки и опускались перед божьей избранницей на колени, третьи старались заглянуть ей в глаза и просили не забывать о них, если станет самой счастливой. Ласкавица, видимо, не могла всех услышать, только смотрела на людей удивленно, кивала в знак согласия головой и как-то неуверенно улыбалась.
– Она хмельная! – заметил кто-то из тех, кто не кричал и не молил о заступничестве. – Смотрите, она хмельная!
– А вы хотели, – с упреком сказал кто-то из толпы, – хотели, говорю, чтобы трезвой шла на жертвенник? Первое и последнее пристанище у девушки. Почему бы и не выпить перед ним?
Князь тем временем приблизился к капищу и что-то повелел старым жрицам. Им не нужно было долго объяснять, сами знали, что делать. Они взяли Ласкавицу под руки и показали, куда она должна идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127