Не скажут ли: веди нас, княже, с этой земли, она проклята? Могут и сказать. Знают ведь: склавины поднялись и пошли в ромеи, осели там, поговаривают, на плодоносных ромейских землях. Разве тиверцы хуже их? Или то, что случилось, не подсказывает именно этот путь? Земля та родная, которая кормит, и небо то милее, под которым узнаешь вкус земной благодати».
Не собирался идти к толпе, спрашивать, кто собрал, зачем. Повернул коня к южным воротам и въехал в Черн. Нужно будет, позовут и скажут, почему собрались.
Передавая челяди коня, заметил: на него смотрят с сочувствием, даже с жалостью. Волот остановился, оглядел мимолетно двор и прошел в терем, но не стал ни о чем расспрашивать. А переступил через порог, встретился с Малкой – и прочитал ту же жалость в ее взгляде.
– Волот, ты слышал? – Она шагнула к нему и коснулась руки. – Они обвиняют нас.
Не интересовался, кто – они, и так ясно. Однако поверить, что обвиняют в бедах, учиненных саранчой, не мог.
– А при чем же здесь мы? Да и кого это – «нас»?
– Тебя, меня, всю княжескую семью.
Долго смотрел на нее встревоженно, потом спросил:
– Откуда знаешь?
– Там, – Малка показала рукой, – идет настоящая сеча. Одни отстаивают нас, другие обвиняют, говорят, что мы провинились перед богами, потому боги и карают Тиверь опустошениями.
– Кто может нас обвинять, да еще так?
– Если скажу – не поверишь: мужи-властелины да их челядь.
Вот оно что! Поверить и правда трудно… Те, на кого полагался как на себя, которых укреплял, верил: это опора князя да твердь, на которой возвеличится в глазах своего народа. А выходит, отступились, больше того, пошли против него. Кто надоумил их на это? Кто разжег ненависть? Вепр? Возможно. Однако до сих пор и Вепру это не удавалось. Он знает, он чувствует. Что же случилось с властелинами тиверскими? С чего они переменились так вдруг?.. Или верят, что во всех бедах виноват князь и его семья? Почему же тогда поселяне не становятся на защиту своего князя?
– Если уж дошло до такого, – Волот посмотрел на Малку, – я должен быть там.
И, повернувшись к челяднику, приказал:
– Коня мне. Коня и броню!
Шум толпы проникал и через стены дома, но, когда князь выехал из ворот и очутился лицом к лицу с человеческой толпой, гул ударил князю в грудь и оглушил. Вече было и не таким уж многолюдным, но походило на раздраженный пчелиный рой. Оно шумело, бурлило, голоса то накатывались, нарастая, то откатывались волной назад. Похоже, шла уже настоящая сеча. Иначе трудно объяснить, почему то там, то здесь над толпой поднимается целый лес обнаженных мечей, слышались упреки и угрозы.
– Князь! Князь! Смотрите, на вече прибыл князь Волот!
Шум стал понемногу затихать, волной откатываясь куда-то к городским окраинам.
Волот не выслал вперед себя бирючей, как водится, не оповестил о своем прибытии и всенародное собрание. Сам подъехал поближе к старейшинам и низко поклонился:
– Целую самых мудрых в родах тиверских. Кланяюсь мужам моим и всему народу вечевому.
– Челом и тебе, княже.
Волот успел заметить, что мужи были на конях, при броне и стояли отдельной чередой, придерживаемые слишком уж многочисленной челядью; старейшины со своими родами – отдельно.
– Позволят ли старейшины быть на вече?
– Если князь желает – милости просим. Просим и говорим: становись на наш конец.
Окинул взглядом одних, других и уже тогда спросил:
– Успели посеять раздор?
– А что делать? Мужи-властелины хотят, чтобы им отдали на суд божий твою семью, достойный.
– Считают, что она чем-то провинилась? Перед кем же?
– Мы не судьи князю, чтобы утверждать это. – Из конных рядов выехал и стал впереди всех Вепр. – Однако сам подумай…
«Вот кто заводила! – понял Волот, и ему не захотелось покориться отступнику. – Вот чем обернулись для меня дела мои, что стоял я на страже интересов земли и народа тиверского».
– Однако сам подумай, – говорил тем временем Вепр. – Тиверь очистила себя перед богами. Народ тиверский пожертвовал сородичами и тоже очистился. А боги продолжают карать нас жесточайшими карами. Остается одно: очиститься княжеской семье.
«Он хочет именно моей смерти, – Волот старался разгадать ход мыслей Вепра, – или будет с него достаточно, если увидит меня таким, каким был сам, когда казнили Боривоя? И все же что сказать этому супостату?.. Что все им придумано ради мести? Что он воспользовался недовольством мужей, возмущенных моим повелением делиться с голодным народом своими охотничьими угодьями? Что он преступно настроил их против меня? А кто поверит, если скажу такое? Ведь правду сказал мятежник Вепр: все очистили себя перед богами, должна очиститься и княжеская семья».
– Это и есть то, чем озабочено вече?
– Да, княже.
– Тогда принимайте решение без меня. В этом деле я не советчик.
Его останавливали, говорили, что так думают только властелины, а народ тиверский не согласен с этим и будет стоять на своем, но князь не внял уговорам и покинул вече. Опечален ли был так услышанным, унижен ли безвинно, только не смог побороть заговорившее в нем достоинство и гордость и уехал. Правда, потом опомнился, не знал, куда деть себя от досады. Что он наделал?.. Почему не стал на сторону старейшин и не высказал вечу все, что думал? Если бы это было всего лишь обычаем, а не местью, разве возражал бы? Перед богами все равны и все одинаково в ответе. Но он знает, уверен: не боги хотят его жертвы – Вепр. Да еще мужи, эти обжоры, которым свое добро дороже интересов земли, дороже интересов богов.
Княгиня Малка страдала от этой смуты, поднявшейся вокруг ее семьи, не меньше мужа. Увидев, как скоро возвратился князь Волот и каким возвратился, побледнела так, что и кровинки не было видно на лице. Но расспрашивать не спешила. Молча встретила своего повелителя, пошла с ним в терем. Лишь потом, когда остались наедине, не удержалась, спросила:
– Почему так быстро, Волот?
– Вынужден был, Малка, – поднял на нее глаза, полные боли. – Там идет речь только о нас. Пусть без нас и решают.
– Сказали, что мы виноваты перед богами?
– Нет, сказали, все очистили себя жертвами; пришло время очиститься семье князя.
– И ты согласился? Не сказал слова против? Не опротестовал?
– Мог ли опротестовать такое? Пристойно ли это князю? Как скажут, так и будет.
Не поверила тому, что услышала, не хотела и не могла верить. Стояла, смотрела на могущественного мужа своего и чувствовала: земля уходит из-под ног.
Но князю уже было не до нее. Ходил взад и вперед по терему и думал. Если вече уступит домогательствам Вепра, а старейшины придут и скажут: «Ничего не поделаешь, княже, придется идти к капищу и стать перед божьим судом», – пойдет на тот суд не только он, пойдет Малка, Богданко, Злата и даже меньшая – Милана. Разве только Миловиду обойдет эта участь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127