«К Вепрам ни ногой», и Богданко должен был привыкать к своей тоске. Было горько, но что он мог поделать, если запрещено, а время все заметней и заметней стирало воспоминание о Зоринке. Да и новые друзья в Черне и вне его, пусть и понемногу, начали занимать место Зоринки. Кто знает, вспомнил бы о девушке, если бы не увидел ее, когда ей уже исполнилось четырнадцать лет. Обожгла своим чудо-взглядом, всколыхнула воспоминания и мысли, а с ними желание снова подружиться с Зоринкой. Ведь не провинилась же девушка перед родом Волотов, а он – перед родом Вепра, чтобы сторониться друг друга и враждовать?
Богданко уже шестнадцать. А поэтому не стал просить разрешения у княгини-матери. Сказал, что едет в Соколиную Вежу, но, не доезжая, свернул и погнал коня на Веселый Дол.
Не подъехал и не постучал в ворота, как делают все, а стоял на опушке леса и ждал, выйдет или нет Зоринка. Много людей выходило и выезжало, скрипели ворота, но Зоринка так и не появилась из-за стен терема. Прошел день, прошел второй, и кто знает, увидел бы ее на третий день, если бы не заметил, как вышла из ворот и направилась в его сторону челядница Зоринки.
– Добрый день, тетушка, – приветствовал Богданко ее издали.
Она остановилась удивленная:
– Добрый день…
– Не узнаете меня?
– Почему же не узнать? Видела княжича, и не раз. А слышала о нем еще больше.
– Если знаете, кто я, наверное, знаете и все остальное. Родители наши враждуют из-за того, что случилось с Боривоем, а мне очень нужно встретиться с Зоринкой. Скажите ей, пусть тайно выйдет.
– Ой, молодец! Сколько тебе лет?
– Шестнадцать уже.
– А Зоринке всего лишь четырнадцать. Мала она еще, чтобы выходить к тебе, да еще тайно.
– Так выйдите и вы с нею. Я только скажу Зоринке одно-два слова.
Челядница колебалась. Но Богданко так просил-молил и так заглядывал в глаза, упрашивая, что женщина не удержалась и уступила.
– Я выведу ее, но не сегодня, а завтра. Жди нас подальше от селения, хотя бы вон на той поляне. В полдень выйдем.
То ли Зоринка так ждала этого свидания, то ли в этом повинна мать-природа, только шла она на встречу и улыбалась, сияла и личиком, и глазами, как не улыбалась и не сияла, наверное, давно.
– Здравствуй, Богданко! – остановилась недалеко и не опустила головы, а смотрела на него и светилась вся. – Поздравляю тебя с выздоровлением-исцелением. Я так рада за тебя, что ой!..
– Спаси тебя бог за добрые слова, – улыбнулся и тоже просветлел лицом. – Приехал, Зоринка, сказать, что вины моей в смерти Боривоя нет, поэтому и вражды между тобой и мной быть не может.
– Я знаю это, – не раздумывая, согласилась девочка. – И вот что скажу тебе, Богданко, хотя мне и жаль Боривоя, но еще больше жаль, что между нашими родами такое творится.
Признание Зоринки и ее доверие не могли не утешить.
– Так, может, нам следует помирить родителей?
– Вот это была бы радость! Но как помирим?
– Приезжай к нам, как раньше приезжала. Увидят, что мы в дружбе с тобой, и смягчатся сердцем.
Он видел, что хочет Зоринка сказать: хорошо, буду приезжать, и не может.
– Что же делать, если не разрешают?
– Ну а если я буду приезжать, выйдешь?
– Чтобы не знали родители?
– Да.
– Такого и тем более не допустят. Да и как же так?
– Если захочешь, найдешь, как поступить.
Только теперь опустила глаза и долго не решалась поднять их.
– Нет, Богданко, – сказала наконец и все-таки посмотрела на него. – Приезжай… приезжай через два года. Гнев родителей уляжется к тому времени, а я стану такой, что смогу выходить тайно.
– За два года всякое может случиться… – сказал Богданко с сомнением.
– Ничего не случится, если поклянемся друг другу.
И вот прошли эти годы. Приехал один раз – не вышла Зоринка, приехал во второй раз – снова не вышла. Поэтому и решил, если не выйдет в третий раз, постучится в ворота, а то и в терем… С отцом ее Вепром будет вести беседу, если придется, но все-таки постучится.
Ждал на условленном месте до полудня, прятался в лесу и снова появлялся, чтобы могла увидеть. А Зоринка не появлялась. Ни она, ни ее челядница-наставница.
Что могло случиться? Забыла за эти два года или, может… может, ее уже и нет в тереме Вепра? Может быть, с кем-то обручилась и уехала?
Богданке плохо стало от такой страшной мысли. Не знал, что и делать, дернул поводья и двинулся сам не зная куда. Может, все-таки к воротам? А действительно, куда же еще, если не к воротам? Если не идет Зоринка, он должен ехать к ней.
Конь рвался вперед и, наверное, пустился бы рысью, а то и галопом, но в этот момент открылись ворота и заставили Богданку придержать поводья: из ворот вышла девочка лет десяти, посмотрела по сторонам, потом плотнее завернулась в материну накидку и поспешила к всаднику, который топтался на опушке.
– Ты княжич? – спросила она, приблизившись.
– Я.
– Зоринка сказала, чтобы не ждал. Ее на прошлой седмице повезли к Колоброду, и надолго.
– Почему повезли? Зачем повезли, не говорила?
– Нет. Наказывала, чтобы приезжал где-то после Коляды, потому что она, пусть бы и казнили, все равно останется верной.
Вот оно что! Недаром ждал и мучился. Зоринку заставили ехать к Колоброду, и заставили потому, что хотят силой выдать замуж. Что же ему делать, если это на самом деле так?
Податься в ратное стойбище, к товарищам-отрокам, и налететь с ними на Колоброда, вырвать Зоринку из сетей, в которые ее хотят затянуть? А удастся ли и куда денется, если освободит? Спрячется в тереме отца своего? Ой нет, князь не дозволит, тем более после смерти Боривоя.
Богданко направился в Соколиную Вежу, терзаясь тревогой и страхом. Бабуся не знала, куда его посадить, и так и сяк обхаживала внука, а внук сидел и смотрел холодными от страха глазами в одну точку.
– Ты, наверное, перемерз в дороге? – спросила Доброгнева и похолодела сама, встревоженная его опустошенным взором и безвольным телом.
– Да, и перемерз.
– Гнал коня против ветра?
– Да нет, – сказал не подумав, а потом, спохватившись, не стал обманывать, – стоял долго без движения, потому и перемерз.
– А почему стоял? И где стоял?
– В Веселом Долу, бабушка.
Доброгнева бросила вопросительный взгляд на внука и все сразу поняла.
– Снова добивался Зоринки, а Вепр не пустил?
– Хуже, бабушка. Он ее повез к Колоброду, думаю, для того, чтобы познакомить там с кем-то и перейти мне дорогу.
– Ой! – усмехнулась бабушка. – И ты испугался?
– Есть от чего испугаться.
– А вот и нет! В Зоринке ты уверен? Зоринка хочет видеться и быть с тобой?
– Говорила, если и казнить будут, все равно останется верной мне.
– Вот видишь! – снова улыбнулась Доброгнева и стала вспоминать что-нибудь из услышанного или увиденного, что могло бы успокоить Богданку.
– Садись поближе к огню, – повелела строго, – ешь и грейся, а я поведаю тебе быль, чтобы ты не падал духом и знал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
Богданко уже шестнадцать. А поэтому не стал просить разрешения у княгини-матери. Сказал, что едет в Соколиную Вежу, но, не доезжая, свернул и погнал коня на Веселый Дол.
Не подъехал и не постучал в ворота, как делают все, а стоял на опушке леса и ждал, выйдет или нет Зоринка. Много людей выходило и выезжало, скрипели ворота, но Зоринка так и не появилась из-за стен терема. Прошел день, прошел второй, и кто знает, увидел бы ее на третий день, если бы не заметил, как вышла из ворот и направилась в его сторону челядница Зоринки.
– Добрый день, тетушка, – приветствовал Богданко ее издали.
Она остановилась удивленная:
– Добрый день…
– Не узнаете меня?
– Почему же не узнать? Видела княжича, и не раз. А слышала о нем еще больше.
– Если знаете, кто я, наверное, знаете и все остальное. Родители наши враждуют из-за того, что случилось с Боривоем, а мне очень нужно встретиться с Зоринкой. Скажите ей, пусть тайно выйдет.
– Ой, молодец! Сколько тебе лет?
– Шестнадцать уже.
– А Зоринке всего лишь четырнадцать. Мала она еще, чтобы выходить к тебе, да еще тайно.
– Так выйдите и вы с нею. Я только скажу Зоринке одно-два слова.
Челядница колебалась. Но Богданко так просил-молил и так заглядывал в глаза, упрашивая, что женщина не удержалась и уступила.
– Я выведу ее, но не сегодня, а завтра. Жди нас подальше от селения, хотя бы вон на той поляне. В полдень выйдем.
То ли Зоринка так ждала этого свидания, то ли в этом повинна мать-природа, только шла она на встречу и улыбалась, сияла и личиком, и глазами, как не улыбалась и не сияла, наверное, давно.
– Здравствуй, Богданко! – остановилась недалеко и не опустила головы, а смотрела на него и светилась вся. – Поздравляю тебя с выздоровлением-исцелением. Я так рада за тебя, что ой!..
– Спаси тебя бог за добрые слова, – улыбнулся и тоже просветлел лицом. – Приехал, Зоринка, сказать, что вины моей в смерти Боривоя нет, поэтому и вражды между тобой и мной быть не может.
– Я знаю это, – не раздумывая, согласилась девочка. – И вот что скажу тебе, Богданко, хотя мне и жаль Боривоя, но еще больше жаль, что между нашими родами такое творится.
Признание Зоринки и ее доверие не могли не утешить.
– Так, может, нам следует помирить родителей?
– Вот это была бы радость! Но как помирим?
– Приезжай к нам, как раньше приезжала. Увидят, что мы в дружбе с тобой, и смягчатся сердцем.
Он видел, что хочет Зоринка сказать: хорошо, буду приезжать, и не может.
– Что же делать, если не разрешают?
– Ну а если я буду приезжать, выйдешь?
– Чтобы не знали родители?
– Да.
– Такого и тем более не допустят. Да и как же так?
– Если захочешь, найдешь, как поступить.
Только теперь опустила глаза и долго не решалась поднять их.
– Нет, Богданко, – сказала наконец и все-таки посмотрела на него. – Приезжай… приезжай через два года. Гнев родителей уляжется к тому времени, а я стану такой, что смогу выходить тайно.
– За два года всякое может случиться… – сказал Богданко с сомнением.
– Ничего не случится, если поклянемся друг другу.
И вот прошли эти годы. Приехал один раз – не вышла Зоринка, приехал во второй раз – снова не вышла. Поэтому и решил, если не выйдет в третий раз, постучится в ворота, а то и в терем… С отцом ее Вепром будет вести беседу, если придется, но все-таки постучится.
Ждал на условленном месте до полудня, прятался в лесу и снова появлялся, чтобы могла увидеть. А Зоринка не появлялась. Ни она, ни ее челядница-наставница.
Что могло случиться? Забыла за эти два года или, может… может, ее уже и нет в тереме Вепра? Может быть, с кем-то обручилась и уехала?
Богданке плохо стало от такой страшной мысли. Не знал, что и делать, дернул поводья и двинулся сам не зная куда. Может, все-таки к воротам? А действительно, куда же еще, если не к воротам? Если не идет Зоринка, он должен ехать к ней.
Конь рвался вперед и, наверное, пустился бы рысью, а то и галопом, но в этот момент открылись ворота и заставили Богданку придержать поводья: из ворот вышла девочка лет десяти, посмотрела по сторонам, потом плотнее завернулась в материну накидку и поспешила к всаднику, который топтался на опушке.
– Ты княжич? – спросила она, приблизившись.
– Я.
– Зоринка сказала, чтобы не ждал. Ее на прошлой седмице повезли к Колоброду, и надолго.
– Почему повезли? Зачем повезли, не говорила?
– Нет. Наказывала, чтобы приезжал где-то после Коляды, потому что она, пусть бы и казнили, все равно останется верной.
Вот оно что! Недаром ждал и мучился. Зоринку заставили ехать к Колоброду, и заставили потому, что хотят силой выдать замуж. Что же ему делать, если это на самом деле так?
Податься в ратное стойбище, к товарищам-отрокам, и налететь с ними на Колоброда, вырвать Зоринку из сетей, в которые ее хотят затянуть? А удастся ли и куда денется, если освободит? Спрячется в тереме отца своего? Ой нет, князь не дозволит, тем более после смерти Боривоя.
Богданко направился в Соколиную Вежу, терзаясь тревогой и страхом. Бабуся не знала, куда его посадить, и так и сяк обхаживала внука, а внук сидел и смотрел холодными от страха глазами в одну точку.
– Ты, наверное, перемерз в дороге? – спросила Доброгнева и похолодела сама, встревоженная его опустошенным взором и безвольным телом.
– Да, и перемерз.
– Гнал коня против ветра?
– Да нет, – сказал не подумав, а потом, спохватившись, не стал обманывать, – стоял долго без движения, потому и перемерз.
– А почему стоял? И где стоял?
– В Веселом Долу, бабушка.
Доброгнева бросила вопросительный взгляд на внука и все сразу поняла.
– Снова добивался Зоринки, а Вепр не пустил?
– Хуже, бабушка. Он ее повез к Колоброду, думаю, для того, чтобы познакомить там с кем-то и перейти мне дорогу.
– Ой! – усмехнулась бабушка. – И ты испугался?
– Есть от чего испугаться.
– А вот и нет! В Зоринке ты уверен? Зоринка хочет видеться и быть с тобой?
– Говорила, если и казнить будут, все равно останется верной мне.
– Вот видишь! – снова улыбнулась Доброгнева и стала вспоминать что-нибудь из услышанного или увиденного, что могло бы успокоить Богданку.
– Садись поближе к огню, – повелела строго, – ешь и грейся, а я поведаю тебе быль, чтобы ты не падал духом и знал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127