Они были рядом, как два дерева, которые хотя и обогревает солнце, и омывают дожди, и обдувает ветром, но на которых не вырастет больше плодов умиротворения и радости.
А на Грузию между тем надвигалась новая беда. Топот и ржанье некованых монгольских коней, казалось, за многие версты достигали ушей Торели и не давали ему уснуть.
Монголы продвигались к Грузии и с юга и с севера. Окотай-хан направил под предводительством Чормогон-ноиона четыре тумена на Иран и Адарбадаган. В то время как Чормогон-ноион покорял эти страны, в Каракоруме на курултае – великом собрании наследников и воинов Чингисхана – было решено идти на Кипчакию и на Русь. Хан Батый, внук Чингисхана, уже раньше бывавший на волжских берегах, снова устремился на север. Севернее Грузии, по ту сторону Кавказского хребта, запылали бесчисленные пожары, все перепуталось и смешалось.
Всегда, как только появлялся враг, с которым справиться не под силу, грузины обращали взоры на север. Первыми ближайшими соседями, у которых можно было позаимствовать военные силы, были кипчаки. Но сейчас им было не до грузин, у них были те же заботы, что и у грузин.
Батый обрушился и на другого, самого могущественного соседа Грузии, на Русь. Войсками, разорявшими Русь, командовал талантливейший из всех монгольских военачальников одноглазый Субудай. Он же был самым жестоким. Субудай громил города и крепости, жег все подряд, казалось – горит сама земля, поголовно вырезал население деревень и сел.
И с юга и с севера долетали до Грузии стоны женщин, плач детей, свист сабель, запах пожарищ.
Монголы разгромили все крепости в Иране и в Адарбадагане. Крепостные стены сровняли с землей. Тех, кто сопротивлялся, татары убивали в бою, тех, кто покорялся, они убивали после боя. Народам, которые оказывались на пути монголов, предстоял выбор: сопротивляться или сдаваться. Но и в том и в другом случае все равно настигала смерть. У сопротивляющихся было хотя бы то преимущество, что они погибали в сражении, в горячке боя, с оружием в руках, то есть умирали славной смертью; покорившиеся же умирали бесславно, после того как у них отбирали все имущество, ставили их на колени и тогда уж рубили головы.
Как вселенский мор, катилась лавина неподкованных коней, и оголенные сабли сверкали из облаков пыли. Впереди этой лавины катилась другая, незримая, она далеко опережала первую, она была – страх и ужас перед монголами.
Ваче никогда не видел татар, но слухи о их беспощадности и неминучести доходили до него, и он метался, не зная, что делать, более беспомощный, чем другие люди.
– Что со мной, Турман, – говорил он, – я боюсь. Я чувствую страх в своем сердце. Казалось, чего бы мне бояться, я и так давно прошу у господа смерти. Мне безразлично, где она найдет меня и когда. Упаду ли я, оступившись, со скалы, или меня зарубит татарин, чего мне бояться? Но я боюсь, или, может быть, это страх за Цаго. Что будет с детьми, когда придут монголы и убьют нас, взрослых людей?
– Да, детей надо спрятать, – согласился Торели. – Где-нибудь найдем надежное убежище и спрячем там.
– Говорят, от них не спрячешься ни в каком убежище…
Монголы заняли Тавриз, разорили Хлат и Валашкерт, сровняли с землей Бардав и подошли к Гандзе.
После взятия Гандзы наступила очередь Грузии. Сначала монголы небольшими отрядами начали совершать набеги на владения пограничных эристави, потом двинулись внутрь Грузии, осаждая по пути города и крепости.
Монголы широко разлились по долинам Грузии.
Торели видел, что монголы пришли сюда не как хорезмийцы под началом Джелал-эд-Дина. Те носились по Грузии из конца в конец, хватали, что плохо лежит, грабили, жгли и уносились прочь, чтобы грабить и жечь в другом месте. А в конце концов и вовсе унеслись, оставив после себя золу и кровь.
Монголы пришли не просто ограбить и потешиться, но и покорить. Они обстоятельно обосновывались в каждой завоеванной крепости, оставляли в ней войска, облагали население данью. Они устанавливали в стране такие порядки, при которых можно получить побольше прибыли. Как видно, они не собирались уходить отсюда, напротив, они везде говорили, что их господство не кончится никогда.
Торели понимал также и то, что отчаянная борьба грузин бессмысленна. Свои сомнения он таил про себя, не желал вносить смуту в ряды самоотверженных. Торели вел себя так, как будто он больше всех других уверен в победе.
Но в конце концов монголам надоела, как видно, эта затянувшаяся война, и они двинули на юг Грузии большие войска. Вода в реках Грузии замутилась от крови, а небо заволокло багряным дымом.
Грузины убедились, что сопротивляться бесполезно, и решили, по примеру других, покориться монголам, выхлопотать у них помилование и мирную жизнь.
С караваном, пришедшим из Антиохии, приехал и армянский купец, который снабжал монастырь книжными новинками со всего мира.
После нашествия монголов связь коренной Грузии с очагами грузинской культуры в Иерусалиме, Антиохии, Афоне, Петризоне почти прекратилась. Монголы перекрыли все караванные пути, они стремились выйти к побережью Черного моря, и если бы им это удалось, Грузия оказалась бы отрезанной от остального цивилизованного мира.
При таком положении дел всякая весточка из западных стран была большой радостью, ибо грузинские ученые, писатели и философы не могли существовать без связей с философами и богословами других просвещенных стран.
Павлиа раньше других узнал о приезде армянского купца и, набив суму свежими книгами, ехал к себе в монастырь. Он торжественно восседал на муле, он был весел, предвкушая ни с чем не сравнимую радость листать драгоценные книги, заочно беседовать с умнейшими и образованнейшими людьми своего времени.
Павлиа спешил. Его слуга едва поспевал за ним. Наконец показался и монастырь. Но тут навстречу путникам попался пеший монгол. Он шел по дороге, стуча о сапог рукояткой камчи, и оглядывался по сторонам. Повстречавшись с монахами, монгол остановился и улыбнулся, точно нашел то, что искал всю жизнь. Щелочки его глаз, и без того узкие, совсем смежились, но все-таки в глубине их мерцал огонек довольства и ехидства. Монгол схватил мула за уздечку и что-то закричал по-монгольски, очевидно предлагая слезть.
Павлиа не понял монгольской речи, он обратился к монголу по-персидски, сказав ему, что он смиренный служитель бога, монах, и просил уступить дорогу.
Теперь монгол, в свою очередь, не понял Павлиа. Книжник повторил все сказанное по-турецки и по-арабски. Но монгол из всего сказанного понял только то, что монах не понял его. Поэтому он прибегнул к более простому языку – дернул Павлиа за рукав, предлагая спешиться и освободить мула. Павлиа поднял правой рукой крест, как бы останавливая монгола от дальнейших посягательств, но монгол и не посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
А на Грузию между тем надвигалась новая беда. Топот и ржанье некованых монгольских коней, казалось, за многие версты достигали ушей Торели и не давали ему уснуть.
Монголы продвигались к Грузии и с юга и с севера. Окотай-хан направил под предводительством Чормогон-ноиона четыре тумена на Иран и Адарбадаган. В то время как Чормогон-ноион покорял эти страны, в Каракоруме на курултае – великом собрании наследников и воинов Чингисхана – было решено идти на Кипчакию и на Русь. Хан Батый, внук Чингисхана, уже раньше бывавший на волжских берегах, снова устремился на север. Севернее Грузии, по ту сторону Кавказского хребта, запылали бесчисленные пожары, все перепуталось и смешалось.
Всегда, как только появлялся враг, с которым справиться не под силу, грузины обращали взоры на север. Первыми ближайшими соседями, у которых можно было позаимствовать военные силы, были кипчаки. Но сейчас им было не до грузин, у них были те же заботы, что и у грузин.
Батый обрушился и на другого, самого могущественного соседа Грузии, на Русь. Войсками, разорявшими Русь, командовал талантливейший из всех монгольских военачальников одноглазый Субудай. Он же был самым жестоким. Субудай громил города и крепости, жег все подряд, казалось – горит сама земля, поголовно вырезал население деревень и сел.
И с юга и с севера долетали до Грузии стоны женщин, плач детей, свист сабель, запах пожарищ.
Монголы разгромили все крепости в Иране и в Адарбадагане. Крепостные стены сровняли с землей. Тех, кто сопротивлялся, татары убивали в бою, тех, кто покорялся, они убивали после боя. Народам, которые оказывались на пути монголов, предстоял выбор: сопротивляться или сдаваться. Но и в том и в другом случае все равно настигала смерть. У сопротивляющихся было хотя бы то преимущество, что они погибали в сражении, в горячке боя, с оружием в руках, то есть умирали славной смертью; покорившиеся же умирали бесславно, после того как у них отбирали все имущество, ставили их на колени и тогда уж рубили головы.
Как вселенский мор, катилась лавина неподкованных коней, и оголенные сабли сверкали из облаков пыли. Впереди этой лавины катилась другая, незримая, она далеко опережала первую, она была – страх и ужас перед монголами.
Ваче никогда не видел татар, но слухи о их беспощадности и неминучести доходили до него, и он метался, не зная, что делать, более беспомощный, чем другие люди.
– Что со мной, Турман, – говорил он, – я боюсь. Я чувствую страх в своем сердце. Казалось, чего бы мне бояться, я и так давно прошу у господа смерти. Мне безразлично, где она найдет меня и когда. Упаду ли я, оступившись, со скалы, или меня зарубит татарин, чего мне бояться? Но я боюсь, или, может быть, это страх за Цаго. Что будет с детьми, когда придут монголы и убьют нас, взрослых людей?
– Да, детей надо спрятать, – согласился Торели. – Где-нибудь найдем надежное убежище и спрячем там.
– Говорят, от них не спрячешься ни в каком убежище…
Монголы заняли Тавриз, разорили Хлат и Валашкерт, сровняли с землей Бардав и подошли к Гандзе.
После взятия Гандзы наступила очередь Грузии. Сначала монголы небольшими отрядами начали совершать набеги на владения пограничных эристави, потом двинулись внутрь Грузии, осаждая по пути города и крепости.
Монголы широко разлились по долинам Грузии.
Торели видел, что монголы пришли сюда не как хорезмийцы под началом Джелал-эд-Дина. Те носились по Грузии из конца в конец, хватали, что плохо лежит, грабили, жгли и уносились прочь, чтобы грабить и жечь в другом месте. А в конце концов и вовсе унеслись, оставив после себя золу и кровь.
Монголы пришли не просто ограбить и потешиться, но и покорить. Они обстоятельно обосновывались в каждой завоеванной крепости, оставляли в ней войска, облагали население данью. Они устанавливали в стране такие порядки, при которых можно получить побольше прибыли. Как видно, они не собирались уходить отсюда, напротив, они везде говорили, что их господство не кончится никогда.
Торели понимал также и то, что отчаянная борьба грузин бессмысленна. Свои сомнения он таил про себя, не желал вносить смуту в ряды самоотверженных. Торели вел себя так, как будто он больше всех других уверен в победе.
Но в конце концов монголам надоела, как видно, эта затянувшаяся война, и они двинули на юг Грузии большие войска. Вода в реках Грузии замутилась от крови, а небо заволокло багряным дымом.
Грузины убедились, что сопротивляться бесполезно, и решили, по примеру других, покориться монголам, выхлопотать у них помилование и мирную жизнь.
С караваном, пришедшим из Антиохии, приехал и армянский купец, который снабжал монастырь книжными новинками со всего мира.
После нашествия монголов связь коренной Грузии с очагами грузинской культуры в Иерусалиме, Антиохии, Афоне, Петризоне почти прекратилась. Монголы перекрыли все караванные пути, они стремились выйти к побережью Черного моря, и если бы им это удалось, Грузия оказалась бы отрезанной от остального цивилизованного мира.
При таком положении дел всякая весточка из западных стран была большой радостью, ибо грузинские ученые, писатели и философы не могли существовать без связей с философами и богословами других просвещенных стран.
Павлиа раньше других узнал о приезде армянского купца и, набив суму свежими книгами, ехал к себе в монастырь. Он торжественно восседал на муле, он был весел, предвкушая ни с чем не сравнимую радость листать драгоценные книги, заочно беседовать с умнейшими и образованнейшими людьми своего времени.
Павлиа спешил. Его слуга едва поспевал за ним. Наконец показался и монастырь. Но тут навстречу путникам попался пеший монгол. Он шел по дороге, стуча о сапог рукояткой камчи, и оглядывался по сторонам. Повстречавшись с монахами, монгол остановился и улыбнулся, точно нашел то, что искал всю жизнь. Щелочки его глаз, и без того узкие, совсем смежились, но все-таки в глубине их мерцал огонек довольства и ехидства. Монгол схватил мула за уздечку и что-то закричал по-монгольски, очевидно предлагая слезть.
Павлиа не понял монгольской речи, он обратился к монголу по-персидски, сказав ему, что он смиренный служитель бога, монах, и просил уступить дорогу.
Теперь монгол, в свою очередь, не понял Павлиа. Книжник повторил все сказанное по-турецки и по-арабски. Но монгол из всего сказанного понял только то, что монах не понял его. Поэтому он прибегнул к более простому языку – дернул Павлиа за рукав, предлагая спешиться и освободить мула. Павлиа поднял правой рукой крест, как бы останавливая монгола от дальнейших посягательств, но монгол и не посмотрел на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117