Он по-прежнему властитель мира, но зовет меня зачем-то на остров, где пирует с рабами, покрытыми проказой, и мне предлагает место на этом ужасном пиру. Ха-ха-ха-ха-ха! Джелал-эд-Дин, пирующий с прокаженными рабами, разве не великолепная картина, разве не достойный конец хорезмшахов – отца и сына?!
– Великий хорезмшах действительно умер на острове среди прокаженных. Но такова была, значит, воля аллаха, может быть, это было наказание хорезмшаху за все его земные грехи, дабы пройти через скверну, очиститься от грехов и вознестись к престолу аллаха, где вечное сияние и вечные радости.
– Ха! Наверно, аллах хочет, чтобы и я, вслед за отцом, сбежал на пустынный остров, питался там хлебом из рук прокаженных и заживо превратился в гнилое мясо. – Султан вдруг что было силы ударил кулаком по столу. – Аллах несправедлив, слеп и жесток. Я не хочу, я не пойду на остров в Каспийское море, я не хочу к прокаженным, я не хочу… – Султан сгреб Несеви за воротник, но тут же отпустил, оттолкнул ногой стул, опрокинул стол с вином и яствами, сам свалился на пол и захрапел.
В это время у входа в шатер послышалась какая-то возня. Несеви высунулся из шатра. Мамелюки – телохранители султана – держали за руки поэта Торели. Один упирал схваченному в грудь острое копье, другие ременной веревкой вязали руки. У ног Торели валялся обнаженный кинжал. Турман пытался вырваться, но попытки его были беспомощны и жалки. Несеви сразу понял, что произошло, и поглядел на своего пленника не то с презрением, не то с жалостью.
– Ведите его за мной, – приказал Несеви мамелюкам и пошел вперед.
Дойдя до шатра Торели, он снова приказал:
– Развяжите его. – Мамелюки беспрекословно повиновались, – а теперь идите и охраняйте султана.
Когда мамелюки ушли, Торели и Несеви вошли в шатер. Торели отводил глаза от глаз Несеви, смотрел в сторону. То ли ему было стыдно, что он решился на такой поступок, то ли ему стыдно было, что он не сумел его исполнить. Не хватило ловкости либо мужества.
В шатре Несеви сел, а Торели остался стоять. Несеви говорил:
– Я тебя спас от смерти, это верно. Но помиловал тебя по моей просьбе султан. Сейчас ты догнивал бы там, у Гарнисских скал, со всеми вместе. И вот как ты нас отблагодарил.
Торели все ниже, словно провинившийся ребенок, опускал голову.
– Я мог бы ждать подобной неблагодарности от какого-нибудь простолюдина, от бесчувственного скота, но ты, придворный поэт и рыцарь, решился поднять руку на султана, даровавшего тебе свет солнца и звезд.
Торели молчал.
– Не так уж плохо поставлено дело при дворе султана, чтобы всякий прохожий, кто только пожелает, а тем более его пленник мог бы походя зарубить его. Но ты, поднимая руку на султана, поднял ее и на меня. Потому что я взял тебя на поруки, твоя вина легла бы на меня еще большей виной. Убивая султана, ты одновременно погубил бы и меня, не говоря уж о себе самом.
– Перед вами я виноват, господин мой. Но любовь к родной Грузии и долг патриота… Эти обязанности превыше всех. Вот почему я решился взяться за оружие и поднять его на султана.
– Долг перед родиной… Тогда не надо было служить мне верой и правдой столько лет. Вон монгол сам воткнул себе копье в живот, как только узнал, что великий вождь Чингисхан скончался. Да и чем бы ты теперь услужил Грузии, убив Джелал-эд-Дина?
– Вы же сами говорили, что Джелал-эд-Дин – злая судьба Грузии, ее рок и что султан не отступится от моей страны, пока не разорит ее до конца и пока не истребит весь народ до последнего грузина.
– Вы виноваты сами. Все ваши беды от вашей недальновидности, от вашего безрассудства. Если бы вы были умнее, вы избежали бы войны с хорезмийцами, вы снабдили бы султана золотом и войсками и мы вместе с вами, плечом к плечу, воевали бы с нашим общим врагом – с монголами. Теперь монголы надвинулись, и, если бы ваша страна была вовсе не тронутой Джелал-эд-Дином, все равно она была бы сокрушена и разорена монголами. Против них ли вам устоять?
– Монголы когда-то еще придут, а Джелал-эд-Дин терзает мою страну сегодня. И долг каждого грузина уничтожить тирана и спасти народ.
– Потому вы и страдаете, что не хотите видеть дальше одного дня. Если бы вы по-настоящему заботились о благе своей страны, то должны были бы понять, что нашествие Джелал-эд-Дина – есть мгновение, мимолетная тень по сравнению с той долгой и непроглядной ночью, которая надвигается в виде монголов. Джелал-эд-Дин – волна, которая перекатилась через вас и отхлынула снова. Монголы же – океан, которому нет конца ни вглубь, ни вширь, ни во веки веков.
– Может быть, все будет так, как говорите вы. Но все же только господь знает, что будет завтра. А мой народ страдает сегодня, и мой долг был избавить Грузию от тирана, терзающего ее.
– Долго же ты собирался… герой. Завтра наши головы отрубят вместе. Я думал, ты хоть пожалеешь, что так получилось, раскаешься, ибо я ни в чем не виноват, попросишь прощения. Да, видно, нет на земле человека, который заплатил бы за добро добром. Ну да ладно. Пусть исполнится воля аллаха и приговор судьбы. – Несеви встал и, не глядя больше на Торели, как будто его уже не было, вышел из шатра.
Шатер окружила усиленная стража, состоящая из мамелюков Джелал-эд-Дина…
Торели задумался, вспомнил, как все произошло.
Он не знал, почему хорезмийцы метнулись снова на север. Он думал, что они затеяли новый набег на Грузию. Трудно было точно представить себе, где сейчас находится лагерь хорезмийцев. Но Торели чувствовал, что Грузия где-то совсем близко, и если бы удалось бежать и предупредить соотечественников и рассказать им, что Джелал-эд-Дин не тот, что был раньше, и справиться с ним не так уж трудно… Кто знает, может быть, тогда снова привелось бы встретиться Торели с ненавистными хорезмийцами, но только по-другому, не пленником, живущим тише воды, ниже травы, но свободным воином на боевом коне с мечом в руках, в боевом грузинском строю.
Когда как следует стемнело, Торели немного отодвинул полу шатра и увидел, что стражи поблизости нет. Не зная еще, что будет дальше, пленник сунул себе за пазуху кинжал, оставшийся от того времени, когда ходили казнить Шереф-эль-Молка. Несеви тогда был так обрадован удачным завершением столь неприятного поручения, что не обратил внимания на недостачу кинжала, и Торели припрятал его на всякий случай. Теперь, сунув этот кинжал за пазуху, Торели выскользнул из шатра. Ночь была такая, когда ничего не видно в двух шагах. Странно, что около шатров не было стражи.
Вдруг почудилась тень человека. Торели припал к шатру и обнажил свое оружие. Тень поравнялась с Торели, и он узнал султана. Джелал-эд-Дин шел напевая, как видно, пьяный. Остановился, махнул рукой на телохранителей, бесшумно передвигавшихся следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Великий хорезмшах действительно умер на острове среди прокаженных. Но такова была, значит, воля аллаха, может быть, это было наказание хорезмшаху за все его земные грехи, дабы пройти через скверну, очиститься от грехов и вознестись к престолу аллаха, где вечное сияние и вечные радости.
– Ха! Наверно, аллах хочет, чтобы и я, вслед за отцом, сбежал на пустынный остров, питался там хлебом из рук прокаженных и заживо превратился в гнилое мясо. – Султан вдруг что было силы ударил кулаком по столу. – Аллах несправедлив, слеп и жесток. Я не хочу, я не пойду на остров в Каспийское море, я не хочу к прокаженным, я не хочу… – Султан сгреб Несеви за воротник, но тут же отпустил, оттолкнул ногой стул, опрокинул стол с вином и яствами, сам свалился на пол и захрапел.
В это время у входа в шатер послышалась какая-то возня. Несеви высунулся из шатра. Мамелюки – телохранители султана – держали за руки поэта Торели. Один упирал схваченному в грудь острое копье, другие ременной веревкой вязали руки. У ног Торели валялся обнаженный кинжал. Турман пытался вырваться, но попытки его были беспомощны и жалки. Несеви сразу понял, что произошло, и поглядел на своего пленника не то с презрением, не то с жалостью.
– Ведите его за мной, – приказал Несеви мамелюкам и пошел вперед.
Дойдя до шатра Торели, он снова приказал:
– Развяжите его. – Мамелюки беспрекословно повиновались, – а теперь идите и охраняйте султана.
Когда мамелюки ушли, Торели и Несеви вошли в шатер. Торели отводил глаза от глаз Несеви, смотрел в сторону. То ли ему было стыдно, что он решился на такой поступок, то ли ему стыдно было, что он не сумел его исполнить. Не хватило ловкости либо мужества.
В шатре Несеви сел, а Торели остался стоять. Несеви говорил:
– Я тебя спас от смерти, это верно. Но помиловал тебя по моей просьбе султан. Сейчас ты догнивал бы там, у Гарнисских скал, со всеми вместе. И вот как ты нас отблагодарил.
Торели все ниже, словно провинившийся ребенок, опускал голову.
– Я мог бы ждать подобной неблагодарности от какого-нибудь простолюдина, от бесчувственного скота, но ты, придворный поэт и рыцарь, решился поднять руку на султана, даровавшего тебе свет солнца и звезд.
Торели молчал.
– Не так уж плохо поставлено дело при дворе султана, чтобы всякий прохожий, кто только пожелает, а тем более его пленник мог бы походя зарубить его. Но ты, поднимая руку на султана, поднял ее и на меня. Потому что я взял тебя на поруки, твоя вина легла бы на меня еще большей виной. Убивая султана, ты одновременно погубил бы и меня, не говоря уж о себе самом.
– Перед вами я виноват, господин мой. Но любовь к родной Грузии и долг патриота… Эти обязанности превыше всех. Вот почему я решился взяться за оружие и поднять его на султана.
– Долг перед родиной… Тогда не надо было служить мне верой и правдой столько лет. Вон монгол сам воткнул себе копье в живот, как только узнал, что великий вождь Чингисхан скончался. Да и чем бы ты теперь услужил Грузии, убив Джелал-эд-Дина?
– Вы же сами говорили, что Джелал-эд-Дин – злая судьба Грузии, ее рок и что султан не отступится от моей страны, пока не разорит ее до конца и пока не истребит весь народ до последнего грузина.
– Вы виноваты сами. Все ваши беды от вашей недальновидности, от вашего безрассудства. Если бы вы были умнее, вы избежали бы войны с хорезмийцами, вы снабдили бы султана золотом и войсками и мы вместе с вами, плечом к плечу, воевали бы с нашим общим врагом – с монголами. Теперь монголы надвинулись, и, если бы ваша страна была вовсе не тронутой Джелал-эд-Дином, все равно она была бы сокрушена и разорена монголами. Против них ли вам устоять?
– Монголы когда-то еще придут, а Джелал-эд-Дин терзает мою страну сегодня. И долг каждого грузина уничтожить тирана и спасти народ.
– Потому вы и страдаете, что не хотите видеть дальше одного дня. Если бы вы по-настоящему заботились о благе своей страны, то должны были бы понять, что нашествие Джелал-эд-Дина – есть мгновение, мимолетная тень по сравнению с той долгой и непроглядной ночью, которая надвигается в виде монголов. Джелал-эд-Дин – волна, которая перекатилась через вас и отхлынула снова. Монголы же – океан, которому нет конца ни вглубь, ни вширь, ни во веки веков.
– Может быть, все будет так, как говорите вы. Но все же только господь знает, что будет завтра. А мой народ страдает сегодня, и мой долг был избавить Грузию от тирана, терзающего ее.
– Долго же ты собирался… герой. Завтра наши головы отрубят вместе. Я думал, ты хоть пожалеешь, что так получилось, раскаешься, ибо я ни в чем не виноват, попросишь прощения. Да, видно, нет на земле человека, который заплатил бы за добро добром. Ну да ладно. Пусть исполнится воля аллаха и приговор судьбы. – Несеви встал и, не глядя больше на Торели, как будто его уже не было, вышел из шатра.
Шатер окружила усиленная стража, состоящая из мамелюков Джелал-эд-Дина…
Торели задумался, вспомнил, как все произошло.
Он не знал, почему хорезмийцы метнулись снова на север. Он думал, что они затеяли новый набег на Грузию. Трудно было точно представить себе, где сейчас находится лагерь хорезмийцев. Но Торели чувствовал, что Грузия где-то совсем близко, и если бы удалось бежать и предупредить соотечественников и рассказать им, что Джелал-эд-Дин не тот, что был раньше, и справиться с ним не так уж трудно… Кто знает, может быть, тогда снова привелось бы встретиться Торели с ненавистными хорезмийцами, но только по-другому, не пленником, живущим тише воды, ниже травы, но свободным воином на боевом коне с мечом в руках, в боевом грузинском строю.
Когда как следует стемнело, Торели немного отодвинул полу шатра и увидел, что стражи поблизости нет. Не зная еще, что будет дальше, пленник сунул себе за пазуху кинжал, оставшийся от того времени, когда ходили казнить Шереф-эль-Молка. Несеви тогда был так обрадован удачным завершением столь неприятного поручения, что не обратил внимания на недостачу кинжала, и Торели припрятал его на всякий случай. Теперь, сунув этот кинжал за пазуху, Торели выскользнул из шатра. Ночь была такая, когда ничего не видно в двух шагах. Странно, что около шатров не было стражи.
Вдруг почудилась тень человека. Торели припал к шатру и обнажил свое оружие. Тень поравнялась с Торели, и он узнал султана. Джелал-эд-Дин шел напевая, как видно, пьяный. Остановился, махнул рукой на телохранителей, бесшумно передвигавшихся следом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117