Долгие годы, всю свою жизнь, несчастный Мохаммед Несеви скрипел пером, создавая летопись и считая эту работу главным делом жизни и единственным оправданием своего путешествия по земле. И теперь, когда дорого каждое мгновение и сама жизнь повисла на волоске, он заботился больше не о спасении жизни, а о спасении книг. На ходу, застегивая пояс и прицепливая саблю, Несеви говорил:
– Неизвестно, что ждет меня впереди. Мне хотелось успеть написать эту книгу до смерти. Но, как видно, завершение моей жизни и завершение жизни султана, а значит, и завершение летописи наступит одновременно. Возьми второй список моей книги и сохрани его. Может быть, спасенный тобой, он дойдет до потомков. За спасение моей летописи тебе скажут спасибо не только все мусульмане, но и твои соотечественники, грузины. Ибо народы должны хорошо знать не только историю друзей, но также историю врагов.
Тем временем они выскочили на улицу и сели на коней. Несеви оглянулся на шатер султана и увидел, что шатер окружен отрядом монголов. Видимо, султан еще спал после вчерашнего пьянства и не знал, что происходит вокруг шатра.
Внезапно налетели султанские мамелюки. Изрубили и рассеяли вражеский отряд, несколько мамелюков бросились в шатер и вывели оттуда султана в ночной одежде, но в шлеме. На ходу, пока шли до коня, султан все еще продевал в рукава руки. Затем на ходу же он опоясался большим золотым поясом, на котором даже теперь, ночью, мерцали ряды драгоценных камней. Затем он вскочил на коня, что-то тихо сказал одному из командиров, натянул поводья, отпустил их, и конь прыгнул в ночь.
Несеви и Турман тоже сорвались с места, но их кони мчались не в ту сторону, в которую ускакал конь Джелал-эд-Дина. Всем в этом бегстве руководил Торели, и направление выбирал тоже он. По звездам Несеви определил, что они скачут на север. Разбрызгивая воду, миновали мелкую речушку. Стороной обскакали лес. Долго ехали по ровному полю. Когда снова попалась на пути река, Торели остановил коня.
– Немного отдохнем. Погони не слышно. – Оба спешились, разнуздали коней, отпустили подпруги. – Хорошо мчались наши кони, пусть немного отдохнут. Погони не слышно, наверное, они отстали и потеряли наш след.
– За нами никто и не гнался. Кому мы нужны. Все монголы погнались за султаном. Хотел бы я знать, удалось ли спастись моему повелителю?
– Наверное, спасся. У него конь лучше наших. Вряд ли монголы успели за ним на своих коротконогих лошаденках. К тому же, прежде чем устремиться в погоню за султаном, нужно было перебить отряд телохранителей, да и другие отряды.
– Никто не знает, все в воле божьей. Без него и волос не упадет с головы человека.
При упоминании о волосах Несеви сразу вспомнил свой страшный сон. Может быть, в эту минуту голова боготворимого им султана уже валяется на земле и монгольский ноион небрежно поворачивает ее с боку на бок носком сапога либо рукояткой камчи.
– Здесь наши пути расходятся, дорогой Турман. Ты поезжай к себе на родину, в Грузию. А я…
– Нет, и вы поедете со мной. Мой родной дом будет вашим домом. Грузины гостеприимны, когда видят в человеке не врага, а друга. Я расскажу им, и вы увидите, как вас примут.
– Ничего этого не нужно. Джелал-эд-Дин и Шереф-эль-Молк добились того, что теперь каждый хорезмиец – кровный враг каждого грузина. К тому же я хочу отыскать след султана. Вся жизнь моя прошла рядом с ним и была посвящена ему. Зачем же умирать я должен отдельно. У тебя есть родина, и она близка. Тебе хорошо. Я же не могу возвратиться на родную землю, а уж если умирать не на родной земле, то не все ли равно где… На берегу этой реки или другой, в лесу или в поле.
– Но где же искать следы султана? Ведь неизвестно, куда унес его быстрый конь.
– Поеду в Амид, к Моджаферу. Если только Джелал-эд-Дин спасется, то убежище себе он будет искать в Амиде.
– Воля ваша. Я готов служить вам по-прежнему верой и правдой.
– Я знаю, дорогой Торели. Но твоя служба мне больше не нужна. На этом месте наши пути расходятся, чтобы никогда не сойтись.
– Тогда возьмите свою книгу. Вам теперь ничего не грозит, и вы сами сумеете сберечь ее.
– О какой безопасности ты говоришь? Вокруг монголы, разве известно, где и когда настигнет смерть?
– Пусть сохранит вас всевышний в пути и поможет напасть на след султана.
– Смерти я не боюсь. Одно горько, что умирать приходится вдали от родины, что не видно конца мраку, окутавшему ее. Не брезжит во мраке рассвет ее освобождения. Вспоминаю стихи вашего грузинского поэта. Хорошо он сказал:
Что ты вертишь нас и крутишь, бессердечный мир земной?
Всякий, кто тебе поверит, будет сетовать со мной.
Ты откуда нас приводишь, где сровняешь нас с землей?
Только бог один заступник всем, отвергнутым тобой!
Стихи Руставели Несеви прочитал по-арабски, нараспев. Из-под полуоткрытых век во время чтения потекли слезы.
– Давай обнимемся на прощанье, друг Торели. Забудем вчерашнюю обиду. Может быть, на твоем месте и я поступил бы точно так же. Иногда и очень благородных людей жизнь заставляет совершать не очень благородные поступки. Теперь все уже позади.
Обнимаясь, оба растрогались. Перед ними пробежали дни и годы, проведенные вместе, бессчетные ночи, которые они просидели за одним столом, переводя творение Руставели. Прощались не господин со своим рабом, не победитель с побежденным, но отец с сыном. Расцеловались еще раз, и Несеви вскочил на коня. Не оборачиваясь больше к Торели, он взмахнул плеткой, и конь понес его вдоль берега реки на запад, за те холмы, за которыми в этом месте заходит солнце.
Второй день одиноких скитаний Торели подошел к концу. Торели устал за это время. На всем пути не повстречалось ему ни одного очага, камни которого были бы теплы. Ни постоялого двора, ни жилища с людьми, у которых можно было бы попроситься на ночлег, тоже не попалось ему. Отдыхал он в безлюдных, безжизненных развалинах домов. За их стенами, под их полуобрушившимися кровлями все же можно было укрыться от жары или от ночной росы. Но не было нигде человека, который мог бы дать кусок хлеба и показать дорогу.
На реках не уцелело ни одного моста. Приходилось подолгу ехать вдоль берега либо вверх, либо вниз по течению в поисках брода. Стояла осень. Время зрелого винограда, веселых хлопот на виноградниках, время брызжущего виноградного сока и виноградарей, поющих свои длинные многоголосные песни. Время плодов, отягчающих ветви, время довольства и благополучия в каждом доме.
Но нигде не было видно ни одной виноградной лозы. Сады и виноградники были вырублены, обезображены, вытоптаны конями, сожжены. Даже на развод не осталось нигде ни одного плода. Цветущие некогда деревни обезлюдели и пребывали в запустении. Люди в них либо вымерли, либо угнаны в плен, либо убиты, либо убежали в горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
– Неизвестно, что ждет меня впереди. Мне хотелось успеть написать эту книгу до смерти. Но, как видно, завершение моей жизни и завершение жизни султана, а значит, и завершение летописи наступит одновременно. Возьми второй список моей книги и сохрани его. Может быть, спасенный тобой, он дойдет до потомков. За спасение моей летописи тебе скажут спасибо не только все мусульмане, но и твои соотечественники, грузины. Ибо народы должны хорошо знать не только историю друзей, но также историю врагов.
Тем временем они выскочили на улицу и сели на коней. Несеви оглянулся на шатер султана и увидел, что шатер окружен отрядом монголов. Видимо, султан еще спал после вчерашнего пьянства и не знал, что происходит вокруг шатра.
Внезапно налетели султанские мамелюки. Изрубили и рассеяли вражеский отряд, несколько мамелюков бросились в шатер и вывели оттуда султана в ночной одежде, но в шлеме. На ходу, пока шли до коня, султан все еще продевал в рукава руки. Затем на ходу же он опоясался большим золотым поясом, на котором даже теперь, ночью, мерцали ряды драгоценных камней. Затем он вскочил на коня, что-то тихо сказал одному из командиров, натянул поводья, отпустил их, и конь прыгнул в ночь.
Несеви и Турман тоже сорвались с места, но их кони мчались не в ту сторону, в которую ускакал конь Джелал-эд-Дина. Всем в этом бегстве руководил Торели, и направление выбирал тоже он. По звездам Несеви определил, что они скачут на север. Разбрызгивая воду, миновали мелкую речушку. Стороной обскакали лес. Долго ехали по ровному полю. Когда снова попалась на пути река, Торели остановил коня.
– Немного отдохнем. Погони не слышно. – Оба спешились, разнуздали коней, отпустили подпруги. – Хорошо мчались наши кони, пусть немного отдохнут. Погони не слышно, наверное, они отстали и потеряли наш след.
– За нами никто и не гнался. Кому мы нужны. Все монголы погнались за султаном. Хотел бы я знать, удалось ли спастись моему повелителю?
– Наверное, спасся. У него конь лучше наших. Вряд ли монголы успели за ним на своих коротконогих лошаденках. К тому же, прежде чем устремиться в погоню за султаном, нужно было перебить отряд телохранителей, да и другие отряды.
– Никто не знает, все в воле божьей. Без него и волос не упадет с головы человека.
При упоминании о волосах Несеви сразу вспомнил свой страшный сон. Может быть, в эту минуту голова боготворимого им султана уже валяется на земле и монгольский ноион небрежно поворачивает ее с боку на бок носком сапога либо рукояткой камчи.
– Здесь наши пути расходятся, дорогой Турман. Ты поезжай к себе на родину, в Грузию. А я…
– Нет, и вы поедете со мной. Мой родной дом будет вашим домом. Грузины гостеприимны, когда видят в человеке не врага, а друга. Я расскажу им, и вы увидите, как вас примут.
– Ничего этого не нужно. Джелал-эд-Дин и Шереф-эль-Молк добились того, что теперь каждый хорезмиец – кровный враг каждого грузина. К тому же я хочу отыскать след султана. Вся жизнь моя прошла рядом с ним и была посвящена ему. Зачем же умирать я должен отдельно. У тебя есть родина, и она близка. Тебе хорошо. Я же не могу возвратиться на родную землю, а уж если умирать не на родной земле, то не все ли равно где… На берегу этой реки или другой, в лесу или в поле.
– Но где же искать следы султана? Ведь неизвестно, куда унес его быстрый конь.
– Поеду в Амид, к Моджаферу. Если только Джелал-эд-Дин спасется, то убежище себе он будет искать в Амиде.
– Воля ваша. Я готов служить вам по-прежнему верой и правдой.
– Я знаю, дорогой Торели. Но твоя служба мне больше не нужна. На этом месте наши пути расходятся, чтобы никогда не сойтись.
– Тогда возьмите свою книгу. Вам теперь ничего не грозит, и вы сами сумеете сберечь ее.
– О какой безопасности ты говоришь? Вокруг монголы, разве известно, где и когда настигнет смерть?
– Пусть сохранит вас всевышний в пути и поможет напасть на след султана.
– Смерти я не боюсь. Одно горько, что умирать приходится вдали от родины, что не видно конца мраку, окутавшему ее. Не брезжит во мраке рассвет ее освобождения. Вспоминаю стихи вашего грузинского поэта. Хорошо он сказал:
Что ты вертишь нас и крутишь, бессердечный мир земной?
Всякий, кто тебе поверит, будет сетовать со мной.
Ты откуда нас приводишь, где сровняешь нас с землей?
Только бог один заступник всем, отвергнутым тобой!
Стихи Руставели Несеви прочитал по-арабски, нараспев. Из-под полуоткрытых век во время чтения потекли слезы.
– Давай обнимемся на прощанье, друг Торели. Забудем вчерашнюю обиду. Может быть, на твоем месте и я поступил бы точно так же. Иногда и очень благородных людей жизнь заставляет совершать не очень благородные поступки. Теперь все уже позади.
Обнимаясь, оба растрогались. Перед ними пробежали дни и годы, проведенные вместе, бессчетные ночи, которые они просидели за одним столом, переводя творение Руставели. Прощались не господин со своим рабом, не победитель с побежденным, но отец с сыном. Расцеловались еще раз, и Несеви вскочил на коня. Не оборачиваясь больше к Торели, он взмахнул плеткой, и конь понес его вдоль берега реки на запад, за те холмы, за которыми в этом месте заходит солнце.
Второй день одиноких скитаний Торели подошел к концу. Торели устал за это время. На всем пути не повстречалось ему ни одного очага, камни которого были бы теплы. Ни постоялого двора, ни жилища с людьми, у которых можно было бы попроситься на ночлег, тоже не попалось ему. Отдыхал он в безлюдных, безжизненных развалинах домов. За их стенами, под их полуобрушившимися кровлями все же можно было укрыться от жары или от ночной росы. Но не было нигде человека, который мог бы дать кусок хлеба и показать дорогу.
На реках не уцелело ни одного моста. Приходилось подолгу ехать вдоль берега либо вверх, либо вниз по течению в поисках брода. Стояла осень. Время зрелого винограда, веселых хлопот на виноградниках, время брызжущего виноградного сока и виноградарей, поющих свои длинные многоголосные песни. Время плодов, отягчающих ветви, время довольства и благополучия в каждом доме.
Но нигде не было видно ни одной виноградной лозы. Сады и виноградники были вырублены, обезображены, вытоптаны конями, сожжены. Даже на развод не осталось нигде ни одного плода. Цветущие некогда деревни обезлюдели и пребывали в запустении. Люди в них либо вымерли, либо угнаны в плен, либо убиты, либо убежали в горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117