Торкель обследовал апартаменты, почти полностью занятые кроватью:
– Принимая во внимание размеры этого огромного каменного дворца, наши комнаты больше подходит для пары кроликов.
– Дайте мне наши деревянные комнаты со всем теплом и комфортом, – рассмеялся граф.
Торкель взглянул на него с лукавством:
– Однако, мой господин, мне кажется, вы нашли здесь нечто, делающее ваше пребывание в Нормандии приятным. – Вальтеоф, смотревший в узкое маленькое стеклышко, служившее оконцем, удивленно развернулся, стараясь уловить выражение лица Торкеля, и затем поднял руки в знак признания.
– Надеюсь, никто этого не заметит.
– Я знаю тебя лучше, чем кто-либо, мин хари. Она очень хороша.
– Разве нет! – Его лицо зажглось, и, видя это, Торкель внезапно почувствовал себя одиноким. Все еще глядя на своего господина, он спросил:
– И сердце этой леди свободно?
– Ее жених убит при Гастингсе, но она его мало знала. У меня нет возможности много говорить с ней, но я думаю… – он остановился.
Торкель сказал:
– Будь осторожен, Вальтеоф, друг мой. Мне думается, что только Вильгельм может распоряжаться собственностью Вильгельма.
В порыве увлечения неспособный видеть препятствие, Вальтеоф ответил:
– Когда придет время, я буду просить о ней короля. С чего бы ему мне отказывать? Разве ты не слышал вчера, как он предложил Эдвину свою дочь, леди Агату, в жены?
– Да, слышал. Но прошу тебя, не торопись, как бы Вильгельм не подумал, что ты завидуешь Эдвину и тоже хочешь быть любимчиком. Если ты подождешь немного, у него будет больше оснований воспринять тебя серьезно.
– Возможно, и так.
Вальтеоф облокотился о подоконник, посмотрел на серые здания монастыря и голубое апрельское небо. Да, это – серьезно.
Пасхальную мессу служил Ланфранк при помощи фекамского аббата и архиепископа Стиганда. Вильгельм привез богатые дары аббатству, золото и серебро, прекрасные одеяния для облачений, сосуды для священнослужения, и когда он, преклонив колена, положил это все перед святым алтарем, луч раннего солнца упал на его темную голову и зажег золото его браслетов.
Церковь была заполнена огромной толпой, которая пришла сюда из Руана, каждый был одет в лучшие свои одежды в честь Воскресения Христа. Ланфранк проповедовал им, призывая к братству между всеми, умоляя завоевателей и покоренных быть в мире друг с другом. Его речь была холодна и логична и все же исполнена сострадания. Вальтеоф думал о Вульфстане и его бесконечном тепле и любви ко всем, но было в речи Ланфранка что-то очень убедительное, что заставляло верить ему сердцем.
Во время торжественной мессы странным казалось ему то, что он в Нормандии вместо того, чтобы быть дома, в Англии, и все казалось нереальным – свет, краски, пение, но когда он посмотрел на короля во время молитвы, то увидел, что знаменитая набожность Вильгельма – не притворство перед подданными или Папой Римским, в частности, но подлинная любовь к Богу. Он видел, что Вильгельм принял Причастие в полной и искренней поглощенности таинствами. Когда подошла его очередь и плоть Творца положили ему в уста, он почувствовал необыкновенный восторг, как если бы в святом месте сем сам Христос прошел среди них, вновь воскресший в весеннем солнечном свете.
После обеда он вышел в дворцовый сад, в желании остаться наедине со своей тайной радостью. Это был небольшой зеленый скверик с несколькими кустиками и каменными скамейками, весенние цветы проглядывали сквозь траву. Он поднял лицо к солнцу, наслаждаясь вернувшимся теплом. Граф прошел меж пышными клумбами вечнозеленых растений, с трудом осознавая все окружающее, когда внезапно пришел в себя, прикованный к месту, на котором стоял, потому что там, с вышиванием в руках, сидела Эдит, одна.
Какой-то момент он не мог двинуться, с трудом веря в это чудо. Затем он увидел ее взгляд, полный удивления и еще чего-то, трудноопределимого. Присев рядом, граф спросил:
– Похоже, леди, вы так же, как и я, не смогли усидеть дома в этот первый теплый денек.
Улыбнувшись, она покачала головой:
– Нет, конечно. Я сбежала от мамы и других дам из свиты герцогини. Там так скучно и такая глупая болтовня. Девицы могут быть ужасно глупыми, а мне хотелось бы подумать…
Он сделал движение подняться:
– Я вам мешаю…
– О, нет, нет. Я хотела бы… – она внезапно остановилась, и с замиранием сердца он угадал невысказанные ею слова.
– Я стараюсь научиться вышивать золотой нитью, как это делают ваши английские женщины, – продолжала она. – Дядя привез мне платье из Лондона такой красивой работы. У нас здесь нет ничего подобного.
– Я надеюсь, что вы приедете в нашу страну и увидите много удивительного.
Она улыбнулась:
– Мы как раз говорили с герцогиней о том, чтобы сопровождать ее, когда она поедет на коронацию в следующем году.

– Я на это рассчитываю. Вы любите ездить верхом?
– Конечно, – ответила она пылко и положила свое шитье на скамейку между ними. – Я люблю все, что уводит меня, – она тихо рассмеялась, – уносит от беседки.
– Значит, я буду просить позволения увезти вас, на холмы рядом с Винчестером, к примеру, я слышал, что король говорил о коронации его жены именно там.
– У вас там рядом земли? Что это за место, Винчестер?
– Небольшое владение, несколько полос земли. Мое графство дальше, к северо-западу, в Восточной Англии.
– Все дело в земле, – с неожиданным чувством сказала девушка, – золото и серебро – ничто по сравнению с ней. Я хотела бы целый день ехать по своей собственной земле и никогда не спешиваться.
Он взглянул на нее с изумлением. Он раньше не слышал, чтобы так говорила женщина, и поэтому рассказал ей о своем отце и о Нортумбрии, которая могла бы принадлежать ему.
Эдит все поняла.
– Ясно, – сказала она, – граф Моркар владеет землей, которой когда-то правил ваш отец, и если вы бы хотели вернуть их, это было бы за его счет…
Она дотронулась своими пальчиками до сердцевины дела, и он кивнул, удивляясь все больше. Девушка ни на кого не походила. Он никогда не встречал подобной ей и только с ней хотел делить свою постель, свое правление и свои затаенные мысли.
– Все дело в земле, – повторила она. – Я надеюсь, вы вернете свое, граф Вальтеоф.
Прежде, чем он смог ответить, он увидел, к своему неудовольствию, фигуру в рясе, приближающуюся к ним по тропинке, и проклял нарушившего их уединение человека. Но это был аббат монастыря святого Стефана собственной персоной, он приветствовал их бледной улыбкой на тонком лице. Эдит сделала реверанс и почти сразу же удалилась, и Вальтеоф открыл для себя, что он недолюбливает священника, помешавшего им в такой важный момент. Но он постоял немного, беседуя с Ланфранком, и даже, несмотря на то, что их разговор с Эдит был прерван, не мог долго сердиться, так как наконец получил шанс поговорить с человеком, чья ученость и мудрость так известны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89