Это послужило бы дальнейшему объединению наших народов.
– Не могу, – хрипло ответил Вальтеоф. Эта аудиенция прошла так неудачно, что он никак не мог привести в порядок свои мысли. Не осознавая, что говорит, он ухватился за соломинку. – Если Ваше Величество думает подобным образом о наших странах, разве не было бы лучше, если бы мой и ваш дом объединились? Вы уже соединены узами с фландрским двором и… – Он и не думал умолять, но уже не мог удержаться. – Сеньор, я не хочу никого, кроме Эдит, и она хочет выйти за меня замуж. Мой титул подходит к ее…
– Святой Крест, неужели англичане будут диктовать мне, что делать? – взорвался Вильгельм. – Я отдаю родную дочь за графа Эдвина, разве этого не достаточно? Кто победил при Гастингсе – вы или я? Эдит может составить партию кому угодно. – И жестко прибавил: – Мне нет необходимости укреплять личные отношения с побежденным народом.
Вальтеоф стал пунцовым.
– Вы, может быть, и победитель, но, тем не менее, если вы думаете окончательно подчинить нас себе, вы нуждаетесь в нашей поддержке, Вильгельм, наш король. И неужели вам безразлично, будет ли ваша племянница счастлива?
– Как вы хорошо знаете, граф Вальтеоф, люди нашего положения не женятся по любви, он делают это из иных соображений.
– И еще я слышал, – отчаянно заявил Вальтеоф, – что Ваше Величество взяли в жены леди Матильду, несмотря на всеобщее сопротивление, даже вопреки запрещению Папы, потому что это была ваша женщина, и вы не хотели никого другого.
Если он думал сразить Вильгельма этой речью, то ошибался. Король ударил кулаком по столу.
– Великий Боже, меня терзают в моем собственном дворце? Мое сватовство не имеет к этому делу отношения.
– Но Ваше Величество знает, что значит…
– Господин граф, достаточно!
Это было сказано таким тоном, что Вальтеоф сразу замолчал. Ради Эдит он не смел прекословить больше Вильгельму. Сдвинутые брови и сжатый рот были достаточным предупреждением, но тут Вильгельм спросил мягко:
– Ну, сир, берете ли вы леди Сибиль?
Они смотрели друг на друга. Вальтеоф чувствовал, что сила Вильгельма способна сломить его, но, в конце концов, сказал то, что должен был сказать.
– Сир, я благодарю вас за это предложение, но мой ответ – нет.
– О, Боже, – взвился Вильгельм. – Вы слишком много себе позволяете, господин, – Вальтеоф молчал. Теперь, когда все было кончено, он уже не думал о королевском гневе или об опасных последствиях, к которым этот гнев может привести; он думал только о Эдит, о том, как он встретил ее на лестнице, о ее руках, обвивавших его шею, о ее поцелуе, об их любви, которой теперь не суждено свершится. Один из попугаев издал свой странный охотничий крик, который добавил грусти к этому и без того несчастному мгновенью. Вильгельм вернулся в кресло.
– Идите, – сухо сказал он, – идите, мой господин. Но я хотел бы посоветовать вам обдумать тщательно свое положение. Я думал было сделать вас одним из доверенных моих людей в Англии – даже более, мы могли бы стать друзьями. Подумайте, прежде чем отвергать, о том, что ваше будущее в моих руках. Спросите здесь любого, что значит нормандский гнев, и вы увидите, какой ответ они дадут вам. – Он позвонил в колокольчик и вошел паж, чтобы поднять занавес для Вальтеофа. Ему ничего не оставалось, как только откланяться и удалиться.
Выйдя, он не знал, куда ему идти, ему нужен был только холодный воздух, чтобы остудить разгоряченное лицо, охладить страшный гнев, злобу, раздражение и страшное разочарование, которое охватило его душу. Он поднялся по винтовой лестнице до самых бойниц, высоко над маленьким серым городом, и остановился, подставив лицо свежему ветру, стараясь совладать с желанием взять штурмом герцогские апартаменты и унести прочь свою любовь. Но над его головой развевались золотые львы Нормандии, напоминая, где он находится в этот последний холодный ноябрьский день.
Два дня он безуспешно пытался поговорить с Эдит. Когда она вышла к ужину в этот вечер, то выглядела бледной и не поднимала глаз; сердце его обливалось кровью, он был уверен, что ее мать или дядя рассказали ей о его отвергнутом предложении. Как они могут делать ее несчастной! Но он ничего не смог бы сделать, лишь только поговорить с ней. Он был холоден со своими нормандскими знакомыми, отказался поохотится с Малье и даже мало разговаривал со своими друзьями.
На третий день после этой аудиенции Ричард де Руль в сопровождении Торкеля Скалласона прогуливался по галерее.
– Что происходит? – прямо и без предисловий спросил он. – Сначала я подумал, что граф болен, но теперь вижу, что это не связано со здоровьем, и если кто-либо и знает причину, то только ты.
Торкель рассказал ему – после всех этих месяцев, он, наконец, принял дружбу Ричарда со своим господином, – и, когда он окончил рассказ, нормандец несколько мгновений молчал, рассматривая зал, где слуги накрывали на стол.
– Жаль, что я не знал, – сказал он, наконец. – Я могу ему кое-что посоветовать. Было бы лучше действовать через герцогиню.
– Герцогиня?
– Если кто и может повлиять на герцога, так только она. Я не говорю, что она может добиться согласия, если герцог настроен против, но это возможно. Она очень нежно относится к племяннице.
– Лучше бы мой господин никогда не встречал эту востроглазую девицу, – Торкель в раздражении дал выход своим чувствам. – О, Боже, женщины не приносят ничего, кроме неприятностей. Я не могу понять, почему ему пришло в голову влюбиться именно в племянницу короля. Если бы это была менее значительная девушка…
– Они равны по положению. Да и не могло быть иначе.
– Нет. Об этом я уже как-то ему говорил – только Вильгельм может распоряжаться собственностью Вильгельма.
– Возможно, в этом-то все и дело, – согласился Ричард. – Мне очень жаль, но ведь в мире полно девиц.
– Ты не знаешь его так, как я. – Торкель облокотился о каменную колонну, рассеянно глядя вниз, на переполненный зал. – Он не холодный человек, он полон огня, тогда как многие нормандцы… – Ричард принял это замечание без обиды, зная, что Торкель никого конкретно не упрекает, и исландец продолжал: – Если он любит, то всем сердцем, не так, как ты или я. Он никогда не был женолюбом и не имел дел с девками. Так что следовало ожидать, что он отдаст свое сердце леди, а это оказалось делом не легким.
– Я думаю, это должно было случиться. Я не так невнимателен, как ты думаешь, – Ричард слегка улыбнулся. – Но в целом ты прав в отношении нас – наши головы управляют нашими сердцами, тогда как в Англии, кажется, чаще бывает наоборот.
В зале все уже было готово к обеду, и они направились к лестнице. В этот момент Торкель пожалел, и уже не в первый раз, что они вступили в этот огромный каменный дворец, более холодный, чем камни, из которых он построен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89