– Ради любви Божией, Эдвин, подумай! Если Вильгельм выйдет и будет драться так же, как той зимой, у нас нет против него оружия. Мы пробовали, но теперь этому конец.
– Ах, – скривился Эдвин. – Теперь я вижу. У тебя нормандка-жена, ты подчинил и тело, и душу захватчику, и тебе нет дела до Англии и до остальных. Ты – предатель и трус…
Он замолчал, потому что Вальтеоф схватил его за плечо.
– Попридержи язык! Я – не предатель, и именно из любви к Англии я теперь человек Вильгельма! Святой Крест, неужели ты хочешь всю страну увидеть такой же разрушенной, как Нортумбрия? Я не хочу приносить еще больше страданий нашему народу, не хочу предавать Вильгельма, который был милостив ко мне.
– Но не ко мне, – снова взорвался Эдвин. – Я его ненавижу. Если бы я мог вонзить в его спину нож…
– Да, – ответил Вальтеоф, – это ты сделать мог бы, зато не стал помогать нам в Йорке, лицом к лицу с нормандцами.
– Я никогда не был трусом!
Они смотрели друг на друга в темноте. Торкель со ступенек внимательно следил за правой рукой Эдвина, он никогда не доверял графу Мерсии. Всюду было тихо. Только вышагивала стража, и в зале зажгли факелы. Наконец Эдвин сказал:
– Я еду на север. Я вижу, ты действительно не присоединишься ко мне, – он рассмеялся деревянным смехом. – Я и не надеялся. – Он опустил руки. Эдвин выглядел невероятно уставшим, и Вальтеоф подумал: «Я первый раз вижу его без Моркара». Он посмотрел на Вальтеофа так, что было понятно – в нем совершенно не осталось гордости. – Ты дашь нам еду? Мы живем в лесу на очень скудной пище.
Вальтеоф колебался, видя впалые щеки, измученный взгляд.
– Я дам вам еду, – быстро сказал он и послал на поварню Торкеля. – Но я советую тебе, я прошу тебя ехать на север, как можно быстрее, потому что Вильгельм уже в пути. Езжай к Малькольму со всеми остальными. Здесь тебе нечего делать.
– Это очевидно, – зло ответил Эдвин, затем он принудил себя улыбнуться. – Ты, конечно, прав. Твои дела идут куда лучше, чем мои, друг мой, ничего удивительного, что ты не хочешь нас поддержать.
– Я вижу вещи такими, какие они есть, – сказал Вальтеоф с раздражением. Эдвин резко рассмеялся.
– Я бы тоже так считал, если бы имел то, что имеешь ты. Ну, я благодарен тебе за еду.
Торкель привел слугу, и вдвоем они набили две сумки едой, прибавив кувшин вина. Эдвин взвалил их на плечи и направился к воротам. Там он повернулся, взглянул на Вальтеофа, на дом, на это очевидное свидетельство процветания, и вдруг странное, грустное выражение появилось на его лице.
– Прощай, мой господин, – наконец сказал он. – Думаю, мы никогда больше не увидимся.
Вальтеоф, все еще уязвленный его предыдущим замечанием, подался вперед:
– Помоги тебе Бог, – он пожал Эдвину руку. – Беги, пока можешь. Я не хотел бы видеть тебя в кандалах.
Эдвин криво улыбнулся:
– Лучше уж лежать в земле. – Затем он вышел за ворота в кромешную тьму.
Вальтеоф вернулся в свой теплый дом. Он тоже чувствовал, что никогда больше не увидит Эдвина. Даже если он ошибается, то ошибается так, что это приводит в ужас, и он это знает.
Вильгельм ехал на север со своей обычной скоростью и через неделю полностью разгромил восстание в Эли, несмотря на то, что они легко могли уйти морем. Ричард де Руль приехал и рассказал Вальтеофу о случившемся.
– Кажется, монахи не очень-то были расположены к битве, – сказал он, – Один из них пришел ночью в лагерь и показал людям короля путь через болота. Херевард бежал морем вместе с некоторыми. Моркара взяли. Он вместе с Сивардом Барном отправлен в заключение в Нормандию, где присоединится к Ансгару в Бомон-де-Роже.
«Моркар испытывал терпение Вильгельма», – подумал Вальтеоф, наливая гостю вино. Должен был прийти конец и многочисленным случаям прощения.
– Что с Магнусом Карлсоном? Его тоже взяли?
– Насколько я знаю, его нет среди пленных. Должно быть, он бежал морем. Епископ Ателвин схвачен и посажен под арест вместе с епископом Абингтона. Много убитых и… – Ричард резко остановился, но затем заставил себя продолжить, – и много наказанных – другими средствами.
Вальтеоф прекрасно знал, что он имеет в виду.
– Что еще? – спросил он.
– Малье погиб, – тихо сказал Ричард. Они были давними друзьями. – Ты знаешь, что он лишился своего положения после падения Йорка? Ну, он ввязался в эту кампанию для того, чтобы вернуть себе доброе имя, но вражеская стрела поразила его в темноте, когда он проходил через болото. Бедный Малье, у него даже не было шансов умереть в бою.
– Упокой, Господи, его душу, – сказал Вальтеоф. Он любил Малье. – Будем надеяться, что теперь наступил конец войне.
– Думаю, что так. Не осталось никого, кто противостоял бы королю. Или, может быть, ты что-нибудь новое слышал об Эдвине?
Наступила тишина.
– Ничего с тех пор, как он уехал на север, – сказал Вальтеоф и обрадовался тому, что в этот момент в зал вошла Эдит в сопровождении Ателаис и других дам. Ричард склонился над ее рукой, а затем приветствовал Ателаис.
– Вы снова воевали, мессир де Руль? – раздраженно спросила она.
– Я на службе у короля, – резко ответил он. – Я делаю то, что он мне прикажет, и всегда буду так делать, это знают мои друзья. – Он подчеркнул последние слова, и она вздрогнула. Она думала теперь, несмотря на весь свой гнев на него, что ошиблась, что он человек добрый, но глаза, смотревшие на нее сейчас сверху вниз, были синими и холодными. В эти дни он был очень серьезен, заметила Ателаис, его богатая одежда ясно говорила о его положении, а чисто выбритые щеки и гладкие черные волосы – об опрятности и практичности. Но он только один раз взглянул на нее, и она страшно занервничала, и, когда они сели за стол, она хотела бы, чтобы он не сидел так близко. За ужином он большей частью разговаривал с Эдит, время которой уже приближалось, но один раз он спросил Ателаис, собирается ли она совсем поселиться у графа и графини.
– Даже если у вас есть родственники на севере, – заметил он. – Я подумываю, что вы предпочитаете быть поблизости от Дипинга.
Она покраснела:
– Неужели мое присутствие напоминает вам о ваших малых правах на то, чем вы владеете? Если так, то боюсь, вам придется и дальше жить в разладе со своей совестью, потому что у меня нет намерений уезжать отсюда, чтобы вам стало легче.
К ее удивлению, он сжал ей руку под столом:
– Если бы это интересовало только мою совесть, то ответ было бы легко получить. Затем он сразу отпустил ее, но прежде чем она поняла, что он имеет в виду, около дверей послышался шум, и все повернулись в ту сторону, чтобы увидеть, что происходит.
В залу вошли трое незнакомцев. Они были ужасно одеты, а главный среди них был в овчином тулупе. У него были маленькие злые глазки, и через весь лоб проходил шрам, рассекающий бровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89