Насколько мог связно, он изложил свой рассказ о свадьбе.
– Если бы я не был пьян, – закончил он честно, – я помнил бы лучше, но одно я знаю – никогда, ни на один миг я не согласился бы на измену моему господину.
– Мы, нормандцы, не обращаем внимание на пьянство, – медленно произнес Мортейн. – Это отнимает ум у человека, как вы показываете, граф Вальтеоф. Но как мы можем полагаться на ваше свидетельство? Одо кивнул.
– Вы рассказываете нам о прошедшем, но при том признаете, что не можете точно вспомнить, что случилось.
– Может быть, и так, господин епископ, но я твердо знаю, что, пьяный или трезвый, с тех пор, как я сдался в Нортумбрии, я никогда не помыслю о восстании в любой его форме. Сеньор, – он повернулся к Вильгельму. – Сеньор, вы знаете, что это правда. Я отдал себя в ваши руки, я говорил, что не надеюсь на ваше прощение второй раз, как после этого я мог принять участие в восстании?
Вильгельм нахмурил брови:
– Я думал, что мог поверить тебе на слово, – сказал он холодно, – но ответь мне, почему ты не рассказал мне в Нормандии о клятве?
– Потому что архиепископ освободил меня от нее, и это казалось менее важным, чем угроза восстания. – Глядя на Вильгельма, он не увидел смягчения в его лице и в отчаянии продолжал: – Конечно же, архиепископ сказал вам, как это было? И разве с тех пор, как я женился, давал я вам повод сомневаться во мне?
– Нет, – согласился Вильгельм, – но вот как раз это мы сейчас и разбираем.
– Да, как могло случиться, – вкрадчиво вставил Ив Таллебуа, – что эти люди были в вас так уверены? Наверно, у них была для этого какая-то причина?
Ричард Фитцгилберт кивнул:
– Навряд ли они доверили бы эту тайну человеку, в котором не были бы уверены.
– Думаю, – медленно сказал Вальтеоф, – они сделали так, потому что это – я.
– А, – Монтгомери переглянулся с Одо, – это вы верно заметили.
Вальтеоф напрягся, почувствовав, что допустил ошибку.
– Я вскоре развеял это заблуждение, господа.
– После того, что рассказал граф Роджер, нам так не кажется, – впервые заговорил Джоффрей Контанс. – По-моему, вы включились в обсуждение притязаний короля на его трон. Вы говорили о Гарольде, не так ли?
– Господин, – он выговаривал слова с трудом, желая, чтобы этот страшный вечер всплыл в его памяти. – Большая часть из сказанного – это пьяные разговоры, и я никогда не говорил…
Его прервал епископ.
– Понятно, что вы не можете вспомнить, что говорили. Вы сами признаете, что были слишком пьяны. – Он посмотрел на кончик своего носа. – Пусть так, но вы дали клятву, твердую клятву не разглашать того, что вы слышали, и, само по себе, это – уже акт государственной измены.
– Они угрожали моей жизни, – он не знал, как заставить их понять. – Они угрожали убить меня, если я не поклянусь.
– Граф Роджер признал это. Однако, – продолжал дотошный Джоффрей, – вы поклялись скрыть заговор, который угрожал жизни более важной, чем ваша, жизни вашего короля.
– Только для того, чтобы выбраться оттуда живым, – сказал Вальтеоф, с облегчением вспомнив все ясно, – потом я поехал к архиепископу и рассказал ему об этом. Он подтвердит…
– У нас есть от него письмо, – кивнул Мортейн. Заговорил Вульфстан, спокойно и авторитетно, обращаясь к королю.
– Сир, мы все знаем, что граф полностью во всем признался архиепископу Ланфранку, который, зная, что к клятве Вальтеофа принудили силой, полностью освободил его от нее.
Вильгельм склонил голову:
– Мы также имеем его свидетельство о том, как много графу понадобилось для этого времени.
– Да, – ухмыльнулся Фитцгилберт, – вы правы, сир. Это заняло у него более трех недель – принять решение поехать к господину Ланфранку. Страна могла быть охвачена войной, пока он размышлял.
– Скажите нам, сын мой, – Вульфстан вежливо обратился к Вальтеофу, – почему вы ждали так долго, прежде чем отправиться в Лондон?
Вальтеоф повернулся к нему с надеждой:
– Во-первых, я надеялся, что все это забудется, что это только пьяные разговоры разгоряченных голов, которые к утру протрезвеют. И я считал себя связанным клятвой. Я знаю, что не надо было давать эту клятву, но я дал ее на святыне и не мог освободиться, пока… – он остановился. Нет, он не может перед этой любопытной толпой говорить о своих переживаниях в часовне во время похорон девочки, которые и дали ему уверенность в том, что надо ехать к Ланфранку. Он продолжал: – И только когда у меня было время решить, я понял, что мне нужен совет. А кто может дать мне лучший совет, чем архиепископ, занимающийся государственными делами?
– Вы были правы, – согласился Вульфстан и повернулся к Вильгельму. – Ваше Величество, согласитесь вы с этим?
Вильгельм кивнул, но Одо настойчиво сказал:
– Однако он ждал слишком долго. Нарушенная клятва лучше, чем война.
Вальтеоф не мог себя остановить:
– Наверно, так думал граф Гарольд, когда он вынужден был дать вам клятву в Байе?
В зале загудели голоса. Одо был взбешен, его темные глаза сверкнули, он ударил кулаком по столу, совсем не так, как полагается священнику.
– Матерь Божия, почему мы слушаем такие речи? Гарольд – клятвопреступник, и вы также, граф Вальтеоф. Здесь мы оцениваем степень вашего преступления.
– Мой господин! – прервал его Вульфстан дрожащим голосом. – Конечно, здесь мы оцениваем не степень преступления, а выясняем, есть ли вообще вина?
– Да, – согласился с этим де Варенн, и даже Монтгомери кивнул.
Вильгельм наклонился и шепнул что-то своему брату. Одо стих. Мортейн продолжал:
– Удовлетворимся тем, что это было сделано через три недели. Мы знаем, что архиепископ послал вас в Нормандию, но не знаем, не было ли это уловкой, чтобы отвлечь внимание моего брата.
Вальтеоф удивленно уставился на него:
– Если это уловка – то очень странная. Я вас не понимаю.
– Кажется, – пояснил Мортейн, – за время вашего отсутствия пришли датские флотилии, под предводительством короля Кнута, сына человека, к которому вы уже как-то обращались. – Он поколебался, взглянул на короля, как бы ожидая от него чего-то. После минутного молчания Вильгельм произнес резко:
– Пригласите мою племянницу.
В зале поднялся шум, все вытягивали шеи, глядя на дверь: события развивались неожиданно. Они жаждали увидеть жену графа и услышать, что она скажет. Оти Гримкельсон встал на цыпочки, потому что был маленького роста, и спросил Торкеля:
– Ты видишь? Боже Милосердный, она пришла, чтобы причинить ему зло?
Торкель, легко видевший все поверх голов, ответил:
– Разве она когда-нибудь принесла ему пользу? И один Бог знает, что она затевает сейчас. – Он увидел, как она вошла, тихая и спокойная, скромно потупив глазки. Он никогда ей не верил, и сейчас какое-то предчувствие говорило ему, что она пришла не для того, чтобы помочь своему мужу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89