— Какие они у тебя густые и красивые. Черные с рыжиной — они настоящие? Никогда еще не видала таких волос. — Старый Отец свирепо засвистел, прогоняя ее, а Данло втянул в себя аромат роз, оставленный ее потными пальцами на его волосах.
Запах этого незнакомого цветка доставлял ему наслаждение, хотя эта девушка могла бы заметить, что он мужчина, а не мальчик.
Мастерская Дризаны Лиан была одной из самых маленьких среди многочисленных заведений улицы Печатников. Помещалась она между шумным кафе и богато разукрашенной мастерской Багхейма. Багхейм ослеплял витражами, к Дризане вела неприметная гранитная арка; Багхейма осаждали богато и модно одетые клиенты, мастерская Дризаны частенько пустовала.
— Дризана не пользуется популярностью, — объяснил Старый Отец, постучавшись в железную дверь. — Это потому, что она отказывается от большинства заказов. Но лучшего мастера в Городе нет.
Дверь открылась, и Дризана с учтивым, хотя и стоившим ей труда поклоном пригласила их войти. Оказывая внимание им обоим, она дала понять, что особенно рада видеть Старого Отца, которого знала с самого его появления в Городе. Она говорила с ним на основном языке, из которого Данло улавливал лишь каждое десятое слово.
— Дризана, — сказал Старый Отец, — позволь представить тебе Данло.
— Просто Данло?
— Его зовут Данло Дикий.
Они шли через пустой вестибюль очень медленно, потому что Дризана была очень стара. Одетая в коричнево-серое платье, она едва тащилась. Как и Старый Отец, она не признавала омоложений. Данло еще ни разу за все свое пребывание в Городе не видел такой старой женщины. Ее длинные седые волосы были стянуты в узел, и глубокие морщины покрывали желтовато-белое, как старая кость, лицо. Очень многие сочли бы ее безобразной, но Данло так не думал. Ему она казалась красивой. У нее было свое лицо, как говорят деваки. Ему нравился ее крохотный круглый нос, красный, как ягода йау, нравились ровные белые зубы, хотя он и дивился, как это она их сохранила. У всех женщин его племени задолго до возраста Дризаны зубы превращались в бурые пеньки от жевания кож, из которых они шили одежду. Но больше всего ему нравились ее глаза — темно-карие, твердые и мягкие одновременно, говорящие о сильной воле и любви к жизни. Что-то в ее лице и глазах вселило в Данло покой, которого он не знал с тех пор, как покинул свой дом.
Она привела их в комнату без окон и усадила на твердые деревянные стулья у голого деревянного стола.
— Мятного чаю для почтенного фраваши? — спросила она, открывая лакированный чайный шкафчик у темной стены. — А мальчику что налить? До вина, пожалуй, он еще не дорос.
Она подала мятный чай обоим, а потом достала хрустальный графин и налила себе полбокала вина.
— Говорят, алкоголь лишает фраваши разума. Интересно было бы посмотреть на сумасшедшего фраваши!
— Ох-хо! Да, интересное было бы зрелище.
Дризана, опустившись на стул, спросила:
— Полагаю, Данло пришел, чтобы что-то впечатать? Наверняка язык. Старый Отец постоянно приводит ко мне своих учеников для обучения языкам. Который на этот раз? Английский? Суахили? Новояпонский? Санскрит или язык жестов, который нейрологики применяют на Сильваплане? Я уверена, что ты и чудовищно трудный фравашийский хотел бы выучить, но это невозможно. Его впечатать нельзя. Я билась над ним восемьдесят лет и освоила только несколько вариаций свиста.
Данло, ничего не поняв, постучал себя по лбу и улыбнулся.
Дризана, омочив губы вином, просвистела что-то Старому Отцу. На самом деле она знала достаточно фравашийских нот, чтобы смысл ее фразы был понятен: «Что такое с этим мальчиком?»
Старый Отец, любивший поговорить на родном языке, с улыбкой просвистел ей в ответ: «Все так: ему нужно выучить основной язык».
— Что? Да ведь основной знает каждый житель Цивилизованных Миров.
— Все так.
— Так он не из Цивилизованного Мира? Потому ты и зовешь его Данло Дикий? Не имя, а прозвище какое-то — бедный мальчик. Но он точно не из Японских Миров, и не похоже, чтобы он подвергался генной инженерии.
По правде сказать, один из предков Данло подправил-таки нелегально свои гены — отсюда и черные с рыжиной волосы.
Но в комнате было темно, а зрение Дризаны ослабело от старости, и она не разглядела рыжих нитей в его волосах. Зато она видела, что у него нет признаков полностью переделанных рас: ни голубой кожи, ни лишних пальцев на руках, ни перьев, ни меха, ни жабр.
— Ах-ох, не могу тебе сказать, откуда он взялся, — просвистел Старый Отец.
— Так это секрет? Ты же знаешь, я обожаю секреты.
— Это не мой секрет.
— Ну, фраваши известны своей таинственностью. — Дризана допила вино и встала, чтобы налить себе еще. — Впечатать основной язык — ничего не может быть проще. Даже о цене неудобно говорить.
Старый Отец зажмурил один глаз и медленно просвистел:
— Я надеялся, что ты возьмешь обычную плату.
— Хорошо, договорились.
Обычной платой была наркотическая песня, которую Старый Отец пел Дризане по окончании сеанса. У фраваши самые сладостные голоса во вселенной, и их пение одурманивает человека, как наркотик. Деньги как средство расчета и тот, и другая презирали. Старый Отец, как фраваши, не принимал их всерьез, а Дризана, хотя и вышла из Ордена много лет назад, еще держалась за старые ценности. Она верила, что деньги — это зло, а юные умы надо развивать, чего бы это ни стоило.
Она охотно впечатывала молодежи новые языки, но никогда не стала бы прививать человеку волчье сознание, или переделывать застенчивую девушку в распутницу, или проделывать еще тысячу изменений личности, столь популярных среди скучающих или отчаявшихся людей. Потому-то ее мастерская, как правило, и пустовала.
Она налила себе третий бокал, уже из другого графина.
Данло с улыбкой наблюдал за ней.
— Мы поступаем очень грубо, — просвистела она Старому Отцу, — говоря при нем на языке, которого он не понимает. И никто другой тоже не понимает. Мне нужно будет говорить с ним, когда начнется сеанс, а тебе придется переводить. Ведь ты говоришь на его языке, верно?
Старый Отец, которому лгать запрещалось, ответил:
— Все так, говорю. Ох-хо, но ведь если я буду переводить, ты узнаешь язык и поймешь, откуда Данло родом.
Дризана подошла к Данло и положила руку ему на плечо.
Под ее обвисшей кожей змеились тонкие голубые вены.
— Как ты его засекретил! Хочешь хранить свои тайны — храни, но я ничего не смогу сделать, если не смогу говорить с ним.
— Пожалуй, ты могла бы поговорить с ним на мокше.
— Вот как? Он хорошо ею владеет?
— Да, прилично.
— Боюсь, что этого мало.
Старый Отец закрыл оба глаза на непривычно долгое время, перестал свистеть и начал мурлыкать. Потом посмотрел на Данло и сказал:
— Ло ти дираса, ах-ха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205