Песнь Жизни, звучащая из уст Соли, представляла реальность в новом свете.
Это была символическая и смысловая система, объединяющая все сущее в мире в великом кругу халлы. Песнь насчитывала четыре тысячи девяносто шесть строк. Соли пел ее быстро, искажая мотив своим низким голосом. Он пел о том, как младший бог, Квейткель, сотворил мир из кусочков камня и льда, о свадьбе Квейткеля с Деваки и об их детях Елене, Рейне и Манве. Данло узнал, что в третье утро мира мудрая Агира подружилась с Манве и научила его летать, охотиться, совокупляться и делать многое другое. Манве и Агира — это Два Друга, древнейшие из всех Древних, и Данло, слушая Песнь Жизни, встретился с ними в сон-времени. Сон-время объединяло то, что есть теперь, будет потом и было всегда, но существовало только Теперь, в истинном времени, вечно создающем мир заново.
— Али вое Айей, — пел Соли. — Бог — это великая серебристая талло, чьи крылья простираются до самых концов вселенной.
Песнь Жизни дошла до шестьдесят четвертой строки. За три последующих дня Данло должен был заучить ее точно так, как пел Соли, чтобы когда-нибудь повторить ее своему сыну или молодому соплеменнику. Боль, лучшее из всех мнемонических средств, помогала ему запоминать каждую ноту и каждый протяжный звук — боль как нельзя лучше подготовила его разум и дух для запоминания.
— Все животные помнят… — пропел Соли, и его голос начал дрожать. — Все животные помнят первое утро мира. — Он умолк и стал тереть свой затылок, а лицо его стало серым, как старый тюлений жир. Облизнув губы, он запел дальше, уже с трудом.
Вскоре он перешел к первой из Двенадцати Загадок:
— Как поймать красивую птицу, не убив ее дух?
Данло ждал, что сейчас последует разгадка, но Соли застонал и схватился за живот.
— Что с тобой, отец? — спросил Данло. Он не хотел говорить, чувствуя, что слова могут вывести его из сон-времени.
Но Соли стал задыхаться, и надо было выяснить, что с ним такое. Теперь Данло знал дорогу и мог вернуться в сон-время всякий раз, когда понадобится.
— Дай я развяжу тебе капюшон — он слишком туго затянут.
Видно было, что Соли серьезно болен. На лбу у него выступил пот, из носа шла кровь, а глаза были как у вмерзшего в лед кита. Данло встал, и кровь, прихлынувшая к его израненному члену, причинила ему мучительную боль. Он помог Соли лечь на окровавленный помост, где только что расстался со своим детством, Алалоям ирония несвойственна, но Данло полностью ощутил мрачный юмор, заложенный в этой перемене ролей.
— Здоров ли ты, отец?
— Нет, — выдохнул Соли, — и не буду больше. — Он перевел дух и медленно произнес: — Слушай, Данло, ты должен знать.
При посвящении один из мужчин должен изображать Зверя.
Вот… маска. — Он с трудом перегнулся и достал из своей сумки маску, склеенную из костей, меха, зубов и перьев. Ею он потряс перед Данло. — Но Зверем быть тяжело. Если мальчик шевельнется или закричит, его нужно убить. Одной маски мало, чтобы стать Зверем. Для этого нужна помощь. Тот, кто будет Зверем, должен накануне посвящения съесть печень морского окуня. Она дает нездешнее зрение и страшную силу. Но есть ее опасно. Если сила слишком велика, она поглощает тебя.
Данло взял Соли за руку. Голый, в одной шегшеевой шкуре на плечах, он сильно замерз, но рука Соли была еще холоднее.
— Что я могу сделать? Неужели нет никакого средства? Заварить кровяной чай, чтобы придать тебе сил?
— Нет. Это не поможет.
— Тебе больно? Что мне сделать для тебя, отец?
— Я думаю… думаю, что Хайдар знал средство, но он ушел.
Все мужчины ушли… и женщины тоже.
Данло моргнул, прогоняя боль из глаз, и увидел все очень ясно. На лице Соли, в его усталых, страдающих глазах, была только смерть. Скоро Соли уйдет на ту сторону, и помочь ему нельзя. Шайда для человека умереть слишком рано, но смерть Соли не могла быть шайдой — ясно было, что он умирает в свой срок.
— Ти-алашария, отец… и ты тоже. Почему, почему?
— Да. — Соли поднял руку к небу. — Звезды… надо сказать тебе о звездах.
Данло, глядя в морозное небо, закутался в шегшеевый мех, выдохнул длинную струю пара и сказал:
— Звезды — глаза Древних. Это даже ребенок знает.
— Нет, звезды… нечто иное.
— В Песни Жизни говорится о звездах?
Соли закашлялся — казалось, что он вот-вот снова начнет задыхаться.
— Да, Песнь Жизни… но есть и другие, кроме песни нашего народа. Звезды светят, как глаза, верно, но это всего лишь метафора. Символ вроде тех цифр, что мы с тобой чертили на снегу. Есть в звездах другое… о чем я должен сказать тебе.
— Говори, отец.
— Это трудно объяснить.
— Говори, прошу тебя.
Соли вздохнул и сказал:
— Каждая звезда — она как Савель, солнце. Горящий водород, дающий свет. Пятьсот миллиардов таких костров только в нашей галактике… а галактик много. Кто бы мог подумать, что во вселенной столько всего?
Данло прижал костяшки пальцев ко лбу. Он был сбит с толку, и его мутило. Однажды, когда ему было восемь, их с Хайдаром в море захватил моратет. Белое небо смешалось с белизной льда. Десять дней спустя он перестал понимать, где право и где лево, где верх и где низ. Теперь его кружил и путал духовный моратет.
— Я не понимаю.
— Звезды — это огни, горящие в космосе. В черном стылом море. Люди могут путешествовать от звезды к звезде в лодках, называемых легкими кораблями. Такие люди, мужчины и женщины, называются пилотами. Твой отец тоже был пилотом, Данло.
— Мой отец? Родной отец? Как его звали? Кто он, мой благословенный отец?
Но Соли, будто не слыша его, заговорил о вещах, недоступных пониманию Данло. Он говорил о чудесах галактики, о громадной черной дыре в ее середине и о ее гибнущей, пылающей части, именуемой Экстр. Люди, говорил он, научились взрывать звезды, превращая их в сверхновые, и в этот самый миг, когда они ведут свой разговор под этим гибнущим небом, десять тысяч световых сфер шлют свои лучи во все концы вселенной.
— Столько звезд. Столько света.
Данло не мог, конечно, знать, что когда-нибудь этот гибельный свет дойдет до его мира и убьет все растения и всех животных на поверхности Ледопада. Он знал только, что Соли умирает, и думал, что тот бредит,
— Скажи, кто мой отец? — повторил он.
Но Соли уже досматривал свои последние видения, и слова его утратили всякий смысл.
— Кольца. Кольца света. Кольца вечности. О… как больно, как больно.
Вполне возможно, он пытался сказать Данло, что он его дед, но не смог; губы его перестали шевелиться, посинели, и больше он не промолвил ни слова.
— Соли, Соли!
Соли снова начал задыхаться, а потом вовсе перестал дышать. Он лежал, устремив глаза к звездам, и Данло дивился тому, как быстро он умер.
— Соли, ми алашария ля шанти деваки.
Сколько уже раз читал он эту молитву? Сколько еще ему придется ее повторить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Это была символическая и смысловая система, объединяющая все сущее в мире в великом кругу халлы. Песнь насчитывала четыре тысячи девяносто шесть строк. Соли пел ее быстро, искажая мотив своим низким голосом. Он пел о том, как младший бог, Квейткель, сотворил мир из кусочков камня и льда, о свадьбе Квейткеля с Деваки и об их детях Елене, Рейне и Манве. Данло узнал, что в третье утро мира мудрая Агира подружилась с Манве и научила его летать, охотиться, совокупляться и делать многое другое. Манве и Агира — это Два Друга, древнейшие из всех Древних, и Данло, слушая Песнь Жизни, встретился с ними в сон-времени. Сон-время объединяло то, что есть теперь, будет потом и было всегда, но существовало только Теперь, в истинном времени, вечно создающем мир заново.
— Али вое Айей, — пел Соли. — Бог — это великая серебристая талло, чьи крылья простираются до самых концов вселенной.
Песнь Жизни дошла до шестьдесят четвертой строки. За три последующих дня Данло должен был заучить ее точно так, как пел Соли, чтобы когда-нибудь повторить ее своему сыну или молодому соплеменнику. Боль, лучшее из всех мнемонических средств, помогала ему запоминать каждую ноту и каждый протяжный звук — боль как нельзя лучше подготовила его разум и дух для запоминания.
— Все животные помнят… — пропел Соли, и его голос начал дрожать. — Все животные помнят первое утро мира. — Он умолк и стал тереть свой затылок, а лицо его стало серым, как старый тюлений жир. Облизнув губы, он запел дальше, уже с трудом.
Вскоре он перешел к первой из Двенадцати Загадок:
— Как поймать красивую птицу, не убив ее дух?
Данло ждал, что сейчас последует разгадка, но Соли застонал и схватился за живот.
— Что с тобой, отец? — спросил Данло. Он не хотел говорить, чувствуя, что слова могут вывести его из сон-времени.
Но Соли стал задыхаться, и надо было выяснить, что с ним такое. Теперь Данло знал дорогу и мог вернуться в сон-время всякий раз, когда понадобится.
— Дай я развяжу тебе капюшон — он слишком туго затянут.
Видно было, что Соли серьезно болен. На лбу у него выступил пот, из носа шла кровь, а глаза были как у вмерзшего в лед кита. Данло встал, и кровь, прихлынувшая к его израненному члену, причинила ему мучительную боль. Он помог Соли лечь на окровавленный помост, где только что расстался со своим детством, Алалоям ирония несвойственна, но Данло полностью ощутил мрачный юмор, заложенный в этой перемене ролей.
— Здоров ли ты, отец?
— Нет, — выдохнул Соли, — и не буду больше. — Он перевел дух и медленно произнес: — Слушай, Данло, ты должен знать.
При посвящении один из мужчин должен изображать Зверя.
Вот… маска. — Он с трудом перегнулся и достал из своей сумки маску, склеенную из костей, меха, зубов и перьев. Ею он потряс перед Данло. — Но Зверем быть тяжело. Если мальчик шевельнется или закричит, его нужно убить. Одной маски мало, чтобы стать Зверем. Для этого нужна помощь. Тот, кто будет Зверем, должен накануне посвящения съесть печень морского окуня. Она дает нездешнее зрение и страшную силу. Но есть ее опасно. Если сила слишком велика, она поглощает тебя.
Данло взял Соли за руку. Голый, в одной шегшеевой шкуре на плечах, он сильно замерз, но рука Соли была еще холоднее.
— Что я могу сделать? Неужели нет никакого средства? Заварить кровяной чай, чтобы придать тебе сил?
— Нет. Это не поможет.
— Тебе больно? Что мне сделать для тебя, отец?
— Я думаю… думаю, что Хайдар знал средство, но он ушел.
Все мужчины ушли… и женщины тоже.
Данло моргнул, прогоняя боль из глаз, и увидел все очень ясно. На лице Соли, в его усталых, страдающих глазах, была только смерть. Скоро Соли уйдет на ту сторону, и помочь ему нельзя. Шайда для человека умереть слишком рано, но смерть Соли не могла быть шайдой — ясно было, что он умирает в свой срок.
— Ти-алашария, отец… и ты тоже. Почему, почему?
— Да. — Соли поднял руку к небу. — Звезды… надо сказать тебе о звездах.
Данло, глядя в морозное небо, закутался в шегшеевый мех, выдохнул длинную струю пара и сказал:
— Звезды — глаза Древних. Это даже ребенок знает.
— Нет, звезды… нечто иное.
— В Песни Жизни говорится о звездах?
Соли закашлялся — казалось, что он вот-вот снова начнет задыхаться.
— Да, Песнь Жизни… но есть и другие, кроме песни нашего народа. Звезды светят, как глаза, верно, но это всего лишь метафора. Символ вроде тех цифр, что мы с тобой чертили на снегу. Есть в звездах другое… о чем я должен сказать тебе.
— Говори, отец.
— Это трудно объяснить.
— Говори, прошу тебя.
Соли вздохнул и сказал:
— Каждая звезда — она как Савель, солнце. Горящий водород, дающий свет. Пятьсот миллиардов таких костров только в нашей галактике… а галактик много. Кто бы мог подумать, что во вселенной столько всего?
Данло прижал костяшки пальцев ко лбу. Он был сбит с толку, и его мутило. Однажды, когда ему было восемь, их с Хайдаром в море захватил моратет. Белое небо смешалось с белизной льда. Десять дней спустя он перестал понимать, где право и где лево, где верх и где низ. Теперь его кружил и путал духовный моратет.
— Я не понимаю.
— Звезды — это огни, горящие в космосе. В черном стылом море. Люди могут путешествовать от звезды к звезде в лодках, называемых легкими кораблями. Такие люди, мужчины и женщины, называются пилотами. Твой отец тоже был пилотом, Данло.
— Мой отец? Родной отец? Как его звали? Кто он, мой благословенный отец?
Но Соли, будто не слыша его, заговорил о вещах, недоступных пониманию Данло. Он говорил о чудесах галактики, о громадной черной дыре в ее середине и о ее гибнущей, пылающей части, именуемой Экстр. Люди, говорил он, научились взрывать звезды, превращая их в сверхновые, и в этот самый миг, когда они ведут свой разговор под этим гибнущим небом, десять тысяч световых сфер шлют свои лучи во все концы вселенной.
— Столько звезд. Столько света.
Данло не мог, конечно, знать, что когда-нибудь этот гибельный свет дойдет до его мира и убьет все растения и всех животных на поверхности Ледопада. Он знал только, что Соли умирает, и думал, что тот бредит,
— Скажи, кто мой отец? — повторил он.
Но Соли уже досматривал свои последние видения, и слова его утратили всякий смысл.
— Кольца. Кольца света. Кольца вечности. О… как больно, как больно.
Вполне возможно, он пытался сказать Данло, что он его дед, но не смог; губы его перестали шевелиться, посинели, и больше он не промолвил ни слова.
— Соли, Соли!
Соли снова начал задыхаться, а потом вовсе перестал дышать. Он лежал, устремив глаза к звездам, и Данло дивился тому, как быстро он умер.
— Соли, ми алашария ля шанти деваки.
Сколько уже раз читал он эту молитву? Сколько еще ему придется ее повторить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205