С бесконечной грустью воин-поэт убрал иглу от шеи Данло и опустил нож.
— Ты ответил правильно, — сказал он Данло. — По правилам моего ордена миг спустя ты будешь свободен.
Он отошел на несколько шагов назад, не сводя глаз с Данло и Ханумана. Взглянув на их соединенные окровавленные руки, он спрятал иглу обратно в карман, однако нож оставил.
В коридоре позади него стал слышен скрип дверей и приглушенные голоса, но он не обращал на это внимания.
— Почему… он хочет… освободить нас? — выговорил Хануман.
— Потому что я должен, — ответил воин-поэт.
— Но ведь ты… подрядился… убить меня!
— Да, и поэтому многие избегают заключать контракты с нашим орденом. Впрочем, прошло уже много времени с тех пор, когда мы в последний раз разрешали кому-то занять место своего друга. Это произошло 212 лет назад, в храме на Жакаранде, перед Валерианскими воротами. А из тех немногих, кто искал момента возможного, никто так и не смог завершить стихи — до сегодняшнего дня.
Воин-поэт устремил пристальный, глубокий взгляд на Данло, ликующего и озадаченного собственным успехом, но тут на Ханумана напал кашель, и он стал задыхаться.
— Можно мне взять дротик? — спросил Данло. — Чтобы он мог… уснуть?
— Один момент. Есть еще одно, что Хануман должен видеть, если уж действовать по всем правилам.
— Что же это?
Жесткая улыбка тронула губы Марека.
— Мне заплатили за жизнь — ведь я говорил тебе?
— Да, — растерянно ответил Данло. — Дядья Ханумана заплатили за то, чтобы ты вонзил нож ему в глаз.
— Это не так. Ты не понял сути нашего контракта. Дядья Ханумана хотели, чтобы его убили надежно, на расстоянии. С помощью яда или вируса. Недорогая смерть, лишенная всякой чести.
— Я все еще не понимаю.
— Мы разыскивали Ханумана весь прошлый год. Мы подозревали, что он отправился в Невернес, а потом наши информаторы подтвердили это. Они же сообщили нам, что хариджаны возмущены смертью мальчика по имени Педар, с которой связывают имена Данло ви Соли Рингесса и Ханумана ли Тоша.
— Значит, хариджаны тоже заказали… убить Ханумана?
— Нет, разумеется. Воины-поэты не заключают контрактов с хариджанами. Единственные, с кем мы договаривались, — это Архитекторы.
— Но тогда…
— Узнав, что Хануман причастен к смерти Педара, мы усмотрели в этом повод изменить контракт. И меня послали в Невернес.
— Но Хануман непричастен к смерти Педара.
— Я другого мнения. Я с самого начала подозревал, что он имеет прямое отношение к этому несчастному случаю.
— Что ты такое говоришь! — Данло, продолжая держать Ханумана за руку, повернулся к нему, но лицо его друга было бледным и пустым, а взгляд — устремленным навстречу собственной боли.
— Я подозревал, что Хануман убил Педара, но не мог знать наверняка, пока не увидел его лица. Вот почему, в первую очередь, я подкупил эту безобразную библиотекаршу, чтобы она впустила меня в это безобразное здание. Чтобы подойти к Хануману поближе и рассмотреть его лицо.
— Но Хануман… не мог убить Педара!
— И все-таки он убил его. Убил умышленно. Посмотри на лицо своего друга! Он слышит нас и понимает. Имеешь ли ты какое-нибудь представление о цефической технике? О том, что лицо всегда выдает правду? Прочти эти знаки, молодой Данло.
Нет, не только то, как он прикусывает губу. Взгляни ему в глаза и заметь, как расширяются и снова сужаются его зрачки при каждом упоминании слова «убийство». Педара убил он. Возможно, с помощью какого-то наркотика, который заставил Педара оступиться. Он убил Педара, чтобы спасти твою жизнь. Из любви к тебе. Он был способен убить из благородных побуждений — я заподозрил это после разговора со старейшинами хариджан. И убедился в этом, когда связал его жгучим волокном и спросил, достало ли у него мужества стать убийцей. Глазами он ответил мне «да». Редкого благородства человек наш Хануман ли Тош. И потому заслуживающий редкой и благородной смерти. Настоящей смерти — жаль, что он никогда уже, наверно, не переживет свой момент возможного после того, как ты его освободил.
— Хануман не убийца! — крикнул Данло. — Убийца — ты! Ты, со своим контрактом, своими иглами и своим ножом!
Воин-поэт не стал спорить и только посмотрел на нож, который держал легко и небрежно.
— Да… мой контракт.
Голоса в коридоре стали громче, и воин-поэт оглянулся через плечо. Какой-то старый библиотекарь и послушник в белой форме шли в их сторону. Библиотекарь двигался с трудом, наклонясь к послушнику — видимо, они только что закончили свое путешествие через пространство ши, но гид все еще считал нужным руководить разговором. В этот миг что-то — возможно, стон Ханумана — заставило библиотекаря остановиться и вскинуть голову. Сквозь облако пара он посмотрел на ярко освещенную лестницу. При виде воина-поэта с ножом в руке он закрыл лицо ладонями, вскрикнул: "О нет! ", схватил послушника за руку и увлек его в противоположную сторону. Топот их бегущих ног эхом прокатился по коридору и затих.
— Теперь сюда придут библиотекари со своими роботами, — сказал воин-поэт. — У меня остается мало времени, чтобы выполнить свой контракт.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мне заплачено за жизнь. То, что произойдет сейчас, Архитекторов не удовлетворит, однако контракт есть контракт.
Он встал, слегка расставив ноги и глядя прямо на Данло, обратил нож острием к собственному лицу и улыбнулся.
— Нет… не надо! — сказал Данло.
Он двинулся к воину-поэту, но тот достал из кармана фиолетовую иглу.
— Пожалуйста, не приближайся ко мне. На сегодня оплачена только одна жизнь, а не две. Твой момент может настать быстрее, чем ты думаешь.
— Мой момент?
Левой рукой воин-поэт направил на него иглу, правой поднес нож к своему красивому глазу.
— Я сказал, что пришел в библиотеку в первую очередь ради того, чтобы увидеть достославное лицо твоего друга. Это правда, но у меня была и другая причина — мы, поэты, любим многозначные миссии. Покончив с Хануманом, я пришел бы к тебе, Данло ви Соли Рингесс. Не затем, чтобы убить — не в этот раз. Чтобы увидеть. Чтобы самому посмотреть, кто ты есть.
Ибо у нас, воинов-поэтов, появилось новое — оно же и старое — правило: находить и убивать всех потенциальных богов. Знаешь ли ты, что причиной этого послужил твой отец? Мэллори Рингесс — просто Рингесс. Меня послали в Невернес, чтобы проверить, сын ты своего отца или нет.
По правде сказать, Данло в этот прекрасный и жуткий момент сам толком не знал, кто он. Самому себе он представлялся чужим, а его собственная жизнь — загадкой, столь же глубокой и необъяснимой, как и то, что он вдруг вспомнил стихи.
— Его отец… — начал Хануман, но закончить не смог. Он вцепился в руку Данло, лицо его искривилось, и терзающие его волны боли стали почти видимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
— Ты ответил правильно, — сказал он Данло. — По правилам моего ордена миг спустя ты будешь свободен.
Он отошел на несколько шагов назад, не сводя глаз с Данло и Ханумана. Взглянув на их соединенные окровавленные руки, он спрятал иглу обратно в карман, однако нож оставил.
В коридоре позади него стал слышен скрип дверей и приглушенные голоса, но он не обращал на это внимания.
— Почему… он хочет… освободить нас? — выговорил Хануман.
— Потому что я должен, — ответил воин-поэт.
— Но ведь ты… подрядился… убить меня!
— Да, и поэтому многие избегают заключать контракты с нашим орденом. Впрочем, прошло уже много времени с тех пор, когда мы в последний раз разрешали кому-то занять место своего друга. Это произошло 212 лет назад, в храме на Жакаранде, перед Валерианскими воротами. А из тех немногих, кто искал момента возможного, никто так и не смог завершить стихи — до сегодняшнего дня.
Воин-поэт устремил пристальный, глубокий взгляд на Данло, ликующего и озадаченного собственным успехом, но тут на Ханумана напал кашель, и он стал задыхаться.
— Можно мне взять дротик? — спросил Данло. — Чтобы он мог… уснуть?
— Один момент. Есть еще одно, что Хануман должен видеть, если уж действовать по всем правилам.
— Что же это?
Жесткая улыбка тронула губы Марека.
— Мне заплатили за жизнь — ведь я говорил тебе?
— Да, — растерянно ответил Данло. — Дядья Ханумана заплатили за то, чтобы ты вонзил нож ему в глаз.
— Это не так. Ты не понял сути нашего контракта. Дядья Ханумана хотели, чтобы его убили надежно, на расстоянии. С помощью яда или вируса. Недорогая смерть, лишенная всякой чести.
— Я все еще не понимаю.
— Мы разыскивали Ханумана весь прошлый год. Мы подозревали, что он отправился в Невернес, а потом наши информаторы подтвердили это. Они же сообщили нам, что хариджаны возмущены смертью мальчика по имени Педар, с которой связывают имена Данло ви Соли Рингесса и Ханумана ли Тоша.
— Значит, хариджаны тоже заказали… убить Ханумана?
— Нет, разумеется. Воины-поэты не заключают контрактов с хариджанами. Единственные, с кем мы договаривались, — это Архитекторы.
— Но тогда…
— Узнав, что Хануман причастен к смерти Педара, мы усмотрели в этом повод изменить контракт. И меня послали в Невернес.
— Но Хануман непричастен к смерти Педара.
— Я другого мнения. Я с самого начала подозревал, что он имеет прямое отношение к этому несчастному случаю.
— Что ты такое говоришь! — Данло, продолжая держать Ханумана за руку, повернулся к нему, но лицо его друга было бледным и пустым, а взгляд — устремленным навстречу собственной боли.
— Я подозревал, что Хануман убил Педара, но не мог знать наверняка, пока не увидел его лица. Вот почему, в первую очередь, я подкупил эту безобразную библиотекаршу, чтобы она впустила меня в это безобразное здание. Чтобы подойти к Хануману поближе и рассмотреть его лицо.
— Но Хануман… не мог убить Педара!
— И все-таки он убил его. Убил умышленно. Посмотри на лицо своего друга! Он слышит нас и понимает. Имеешь ли ты какое-нибудь представление о цефической технике? О том, что лицо всегда выдает правду? Прочти эти знаки, молодой Данло.
Нет, не только то, как он прикусывает губу. Взгляни ему в глаза и заметь, как расширяются и снова сужаются его зрачки при каждом упоминании слова «убийство». Педара убил он. Возможно, с помощью какого-то наркотика, который заставил Педара оступиться. Он убил Педара, чтобы спасти твою жизнь. Из любви к тебе. Он был способен убить из благородных побуждений — я заподозрил это после разговора со старейшинами хариджан. И убедился в этом, когда связал его жгучим волокном и спросил, достало ли у него мужества стать убийцей. Глазами он ответил мне «да». Редкого благородства человек наш Хануман ли Тош. И потому заслуживающий редкой и благородной смерти. Настоящей смерти — жаль, что он никогда уже, наверно, не переживет свой момент возможного после того, как ты его освободил.
— Хануман не убийца! — крикнул Данло. — Убийца — ты! Ты, со своим контрактом, своими иглами и своим ножом!
Воин-поэт не стал спорить и только посмотрел на нож, который держал легко и небрежно.
— Да… мой контракт.
Голоса в коридоре стали громче, и воин-поэт оглянулся через плечо. Какой-то старый библиотекарь и послушник в белой форме шли в их сторону. Библиотекарь двигался с трудом, наклонясь к послушнику — видимо, они только что закончили свое путешествие через пространство ши, но гид все еще считал нужным руководить разговором. В этот миг что-то — возможно, стон Ханумана — заставило библиотекаря остановиться и вскинуть голову. Сквозь облако пара он посмотрел на ярко освещенную лестницу. При виде воина-поэта с ножом в руке он закрыл лицо ладонями, вскрикнул: "О нет! ", схватил послушника за руку и увлек его в противоположную сторону. Топот их бегущих ног эхом прокатился по коридору и затих.
— Теперь сюда придут библиотекари со своими роботами, — сказал воин-поэт. — У меня остается мало времени, чтобы выполнить свой контракт.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Мне заплачено за жизнь. То, что произойдет сейчас, Архитекторов не удовлетворит, однако контракт есть контракт.
Он встал, слегка расставив ноги и глядя прямо на Данло, обратил нож острием к собственному лицу и улыбнулся.
— Нет… не надо! — сказал Данло.
Он двинулся к воину-поэту, но тот достал из кармана фиолетовую иглу.
— Пожалуйста, не приближайся ко мне. На сегодня оплачена только одна жизнь, а не две. Твой момент может настать быстрее, чем ты думаешь.
— Мой момент?
Левой рукой воин-поэт направил на него иглу, правой поднес нож к своему красивому глазу.
— Я сказал, что пришел в библиотеку в первую очередь ради того, чтобы увидеть достославное лицо твоего друга. Это правда, но у меня была и другая причина — мы, поэты, любим многозначные миссии. Покончив с Хануманом, я пришел бы к тебе, Данло ви Соли Рингесс. Не затем, чтобы убить — не в этот раз. Чтобы увидеть. Чтобы самому посмотреть, кто ты есть.
Ибо у нас, воинов-поэтов, появилось новое — оно же и старое — правило: находить и убивать всех потенциальных богов. Знаешь ли ты, что причиной этого послужил твой отец? Мэллори Рингесс — просто Рингесс. Меня послали в Невернес, чтобы проверить, сын ты своего отца или нет.
По правде сказать, Данло в этот прекрасный и жуткий момент сам толком не знал, кто он. Самому себе он представлялся чужим, а его собственная жизнь — загадкой, столь же глубокой и необъяснимой, как и то, что он вдруг вспомнил стихи.
— Его отец… — начал Хануман, но закончить не смог. Он вцепился в руку Данло, лицо его искривилось, и терзающие его волны боли стали почти видимыми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205