Обращаться с ним было несложно: единственный рычажок, имеющий три положения – выключено, включено и пауза.
Блейз установил рычажок в положение «включено». Вокруг него тут же начал образовываться купол, постепенно увеличиваясь в объеме. Блейз понял, что рост пузыря может продолжаться бесконечно, и остановил его, переведя рычажок в положение «пауза». Пузырь перестал расти. Тогда он передвинул рычажок в положение «выключено», поле исчезло, и он, сунув устройство обратно в карман, снова вышел на балкон.
Блейз давно приучил себя определять любое расстояние, почти машинально запоминая количество шагов. Шаги же он считал и по дороге туда, и на обратном пути из зала заседаний Совета. Теперь, посмотрев вдоль стены, он прикинул, что балкон зала находится от него на расстоянии примерно трех четвертей длины этой стороны здания. По всей видимости, нужный балкон он найдет без труда.
Блейз напоследок окинул взглядом погруженную в полумрак пустую гостиную. Наверняка в течение следующих нескольких часов никто не станет его разыскивать. Он посмотрел вниз. Машин на улице почти не было. Уже стемнело, но ни одна из лун Ньютона еще не взошла, зато звезды уже сверкали вовсю.
Он взялся рукой за перила и перенес через них одну ногу, встав ею на уступ. Затем поднял руку и ухватился за завитушки тянущейся над его головой панели.
И тут Блейз вдруг заколебался.
И балкон и панель на ощупь были твердыми и холодными. Улица внизу тоже выглядела холодной и непривлекательной. Да и вечерний воздух как будто стал холоднее, хотя вряд ли это могло произойти так быстро.
Блейз взглянул на звезды. Сейчас они казались ему лишь далекими чуждыми искорками света и ничем больше.
Он еще раз задумался над тем, что собирался сделать, и его охватили сомнения. Неужели на заседание такого органа, как Совет, пусть и столь рискованным путем, мог проникнуть посторонний? Даже человек гораздо более низкого роста, чем Блейз, но не испытывающий страха высоты, в принципе сумел бы до них добраться. Хотя вполне вероятно, на этом пути его еще ждут сюрпризы…
Его мозг лихорадочно перебирал возможные последствия – хорошие и плохие, – и он вдруг понял, что настроен как-то иначе, чем на Ассоциации.
Там на него вдруг снизошло состояние – нет, не неистовости, свойственной берсеркам, этим воинам-безумцам, сохранившимся в памяти людской со времен древних викингов Старой Земли. Скорее это можно было назвать «обреченностью» – еще одно старое слово со множеством смысловых оттенков, впрочем, всегда связанных с предчувствием близости – или возможности – гибели.
Вряд ли это была робость или трусость. Ни то ни другое понятия к его нынешнему состоянию были неприменимы. А тогда это казалось настоящим приключением – почти веселым, чем-то вроде предвкушения схватки с какой-то темной силой. Своего рода предварительное испытание, предшествующее главному.
Короче, чем бы это чувство ни было, сейчас оно отсутствовало. Он ощущал себя просто человеком, причем с весьма ограниченными возможностями. Высоты он никогда не боялся. Он всегда просто сознавал, что находится на определенной высоте. И сейчас в душе у него начал нарастать гнев на самого себя.
Страх должен уйти. Пусть затеряется в туманной дымке далекого детства. Если он позволит себе хоть чего-то бояться, ему никогда не достигнуть намеченной цели.
Он перебросил через перила и вторую ногу. Теперь лицо его было обращено к стене из прозрачных панелей. За ними, как он и рассчитывал, было темно, поскольку в это время на Ньютоне обычно ужинали.
Блейз, подобно какому-то длинноногому крабу, боком двинулся вперед, по пути то и дело перелезая через перила промежуточных балконов. По мере того как он продвигался все дальше и дальше, напряжение постепенно оставляло его. В конце концов он начал думать лишь об уступе, по которому переступали его ноги, и о панели, за которую держались его пальцы. Сказались его упорные занятия и высокая самодисциплина. Сейчас в мире больше не существовало ничего, кроме него самого и здания.
Он спокойно продолжал свой путь, пока какое-то тревожное чувство внезапно не остановило его.
Ощущение было довольно неопределенным, а не реакцией его натренированных органов чувств на что-либо конкретное. Тем не менее оно было реально, хотя и необъяснимо. Что-то вроде «чутья на сушу» – чувства, позволяющего морякам определять, что берег где-то неподалеку, хотя еще и скрыт за бесконечной линией океанского горизонта.
Блейз осторожно переместил ногу вперед, пытаясь определить какую-нибудь разницу в качестве поверхности уступа.
Но насколько он мог судить, и дальше поверхность была все такой же твердой. Тогда он протянул вперед руку, ощупывая панель.
И тут его пальцы скользнули в пустоту. Он внимательно посмотрел на кажущуюся по-прежнему сплошной поверхность панели.
Блейзу не составило труда определить, где же проходит граница между настоящей панелью и ее проекцией. При свете дня он сразу заметил бы разницу. Но даже и теперь она была вполне заметна.
Разграничительная линия, за которой начиналась трехмерная проекция. Но ведь если сменилась иллюзией панель, то и уступ под его ногами… Он снова как можно дальше вытянул ногу и коснулся уступа впереди, одновременно отклоняясь всем телом назад.
Поверхность оставалась твердой. По крайней мере там, куда доставала его ступня. Но над ним настоящей панели больше не было. Он вернул ногу в прежнее положение. Блейзу показалось, что уступ стал вдвое уже. Если он будет продолжать продвигаться и дальше, не имея возможности держаться за ажурную панель, а уступ вдруг тоже превратится в иллюзию… он посмотрел вперед, на тот балкон, который, по его мнению, был балконом зала Совета. Между ним и этим балконом оставался всего лишь один балкон.
Страх и неуверенность – плохие помощники. Проще всего было бы убедить себя, что интересующую его информацию можно раздобыть не подслушивая с балкона, а иным путем. Но это в любом случае следовало считать отступлением, а он в свое время дал себе обещание, что отступать не будет никогда. Сделай он это хоть раз, и у него появится соблазн поступить так же и в другой раз, потом еще, и вся его жизнь так и пройдет во временных на первый взгляд отступлениях, а цель останется недостижимой.
Блейз вспомнил, как шел по карнизу в прошлый раз и воспользовался своим «ки». Тогда он сумел убедить себя, что он лежит на плоской поверхности стены, глядя вверх на звезды.
Однажды ему это удалось. Может получиться и сейчас.
Мысль об этом была подобна свежему ветру, развеявшему туман сомнений, которые чуть было не возобладали над его стремлением к цели.
«Киосидзумеру», – подумал он.
Японское название того, что он собирался сделать, успокоило его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
Блейз установил рычажок в положение «включено». Вокруг него тут же начал образовываться купол, постепенно увеличиваясь в объеме. Блейз понял, что рост пузыря может продолжаться бесконечно, и остановил его, переведя рычажок в положение «пауза». Пузырь перестал расти. Тогда он передвинул рычажок в положение «выключено», поле исчезло, и он, сунув устройство обратно в карман, снова вышел на балкон.
Блейз давно приучил себя определять любое расстояние, почти машинально запоминая количество шагов. Шаги же он считал и по дороге туда, и на обратном пути из зала заседаний Совета. Теперь, посмотрев вдоль стены, он прикинул, что балкон зала находится от него на расстоянии примерно трех четвертей длины этой стороны здания. По всей видимости, нужный балкон он найдет без труда.
Блейз напоследок окинул взглядом погруженную в полумрак пустую гостиную. Наверняка в течение следующих нескольких часов никто не станет его разыскивать. Он посмотрел вниз. Машин на улице почти не было. Уже стемнело, но ни одна из лун Ньютона еще не взошла, зато звезды уже сверкали вовсю.
Он взялся рукой за перила и перенес через них одну ногу, встав ею на уступ. Затем поднял руку и ухватился за завитушки тянущейся над его головой панели.
И тут Блейз вдруг заколебался.
И балкон и панель на ощупь были твердыми и холодными. Улица внизу тоже выглядела холодной и непривлекательной. Да и вечерний воздух как будто стал холоднее, хотя вряд ли это могло произойти так быстро.
Блейз взглянул на звезды. Сейчас они казались ему лишь далекими чуждыми искорками света и ничем больше.
Он еще раз задумался над тем, что собирался сделать, и его охватили сомнения. Неужели на заседание такого органа, как Совет, пусть и столь рискованным путем, мог проникнуть посторонний? Даже человек гораздо более низкого роста, чем Блейз, но не испытывающий страха высоты, в принципе сумел бы до них добраться. Хотя вполне вероятно, на этом пути его еще ждут сюрпризы…
Его мозг лихорадочно перебирал возможные последствия – хорошие и плохие, – и он вдруг понял, что настроен как-то иначе, чем на Ассоциации.
Там на него вдруг снизошло состояние – нет, не неистовости, свойственной берсеркам, этим воинам-безумцам, сохранившимся в памяти людской со времен древних викингов Старой Земли. Скорее это можно было назвать «обреченностью» – еще одно старое слово со множеством смысловых оттенков, впрочем, всегда связанных с предчувствием близости – или возможности – гибели.
Вряд ли это была робость или трусость. Ни то ни другое понятия к его нынешнему состоянию были неприменимы. А тогда это казалось настоящим приключением – почти веселым, чем-то вроде предвкушения схватки с какой-то темной силой. Своего рода предварительное испытание, предшествующее главному.
Короче, чем бы это чувство ни было, сейчас оно отсутствовало. Он ощущал себя просто человеком, причем с весьма ограниченными возможностями. Высоты он никогда не боялся. Он всегда просто сознавал, что находится на определенной высоте. И сейчас в душе у него начал нарастать гнев на самого себя.
Страх должен уйти. Пусть затеряется в туманной дымке далекого детства. Если он позволит себе хоть чего-то бояться, ему никогда не достигнуть намеченной цели.
Он перебросил через перила и вторую ногу. Теперь лицо его было обращено к стене из прозрачных панелей. За ними, как он и рассчитывал, было темно, поскольку в это время на Ньютоне обычно ужинали.
Блейз, подобно какому-то длинноногому крабу, боком двинулся вперед, по пути то и дело перелезая через перила промежуточных балконов. По мере того как он продвигался все дальше и дальше, напряжение постепенно оставляло его. В конце концов он начал думать лишь об уступе, по которому переступали его ноги, и о панели, за которую держались его пальцы. Сказались его упорные занятия и высокая самодисциплина. Сейчас в мире больше не существовало ничего, кроме него самого и здания.
Он спокойно продолжал свой путь, пока какое-то тревожное чувство внезапно не остановило его.
Ощущение было довольно неопределенным, а не реакцией его натренированных органов чувств на что-либо конкретное. Тем не менее оно было реально, хотя и необъяснимо. Что-то вроде «чутья на сушу» – чувства, позволяющего морякам определять, что берег где-то неподалеку, хотя еще и скрыт за бесконечной линией океанского горизонта.
Блейз осторожно переместил ногу вперед, пытаясь определить какую-нибудь разницу в качестве поверхности уступа.
Но насколько он мог судить, и дальше поверхность была все такой же твердой. Тогда он протянул вперед руку, ощупывая панель.
И тут его пальцы скользнули в пустоту. Он внимательно посмотрел на кажущуюся по-прежнему сплошной поверхность панели.
Блейзу не составило труда определить, где же проходит граница между настоящей панелью и ее проекцией. При свете дня он сразу заметил бы разницу. Но даже и теперь она была вполне заметна.
Разграничительная линия, за которой начиналась трехмерная проекция. Но ведь если сменилась иллюзией панель, то и уступ под его ногами… Он снова как можно дальше вытянул ногу и коснулся уступа впереди, одновременно отклоняясь всем телом назад.
Поверхность оставалась твердой. По крайней мере там, куда доставала его ступня. Но над ним настоящей панели больше не было. Он вернул ногу в прежнее положение. Блейзу показалось, что уступ стал вдвое уже. Если он будет продолжать продвигаться и дальше, не имея возможности держаться за ажурную панель, а уступ вдруг тоже превратится в иллюзию… он посмотрел вперед, на тот балкон, который, по его мнению, был балконом зала Совета. Между ним и этим балконом оставался всего лишь один балкон.
Страх и неуверенность – плохие помощники. Проще всего было бы убедить себя, что интересующую его информацию можно раздобыть не подслушивая с балкона, а иным путем. Но это в любом случае следовало считать отступлением, а он в свое время дал себе обещание, что отступать не будет никогда. Сделай он это хоть раз, и у него появится соблазн поступить так же и в другой раз, потом еще, и вся его жизнь так и пройдет во временных на первый взгляд отступлениях, а цель останется недостижимой.
Блейз вспомнил, как шел по карнизу в прошлый раз и воспользовался своим «ки». Тогда он сумел убедить себя, что он лежит на плоской поверхности стены, глядя вверх на звезды.
Однажды ему это удалось. Может получиться и сейчас.
Мысль об этом была подобна свежему ветру, развеявшему туман сомнений, которые чуть было не возобладали над его стремлением к цели.
«Киосидзумеру», – подумал он.
Японское название того, что он собирался сделать, успокоило его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143