Только не стягивай сильно.
После нескольких попыток девушке удалось захлестнуть вокруг двух тел и завязать крепким узлом длинный “артистический” шарф Дениса, которым он так гордился и с которого сдувал пылинки там, наверху, и маленькая группа снова двинулась вперед.
Наконец они миновали вторую колесную тележку, для чего Денису пришлось поднырнуть с живой ношей на спине, и в свете фонаря засветился поток воды, падающий на сцепку. Под него им пришлось вылезать из-под поезда. За сцепкой желоб был заполнен темной массой из песка, глины и кусков бетона, уходящей за днище и стенки вагона, словно тело плотины, так что это было непреодолимым концом их пути.
— Посвети вправо, — попросил Слава совсем уже слабым голосом. — Что видишь?
— Углубление и что-то вроде ворот решетчатых.
— Вышли, значит. Теперь только бы открыть эти долбаные ворота — за ними подъем и выход.
Они выбрались на служебную дорожку и осмотрелись. Со стороны, куда они только что ползли, на тоннель наступала сплошная стена той же массы, что запечатала пространство под вагоном. Хованский сфотографировал вывал. При вспышке показалось, что стена эта дышит, напрягшись, словно огромный черный зверь перед прыжком. Потом Денис зажег фонарик, чтоб рассмотреть ее подробнее, и тут что-то ярко отразило луч и даже пустило зайчик света на стенку смятого вагона. Денис потянул это что-то, и в руке оказалось зеркало заднего вида с кронштейном из довольно толстого металлического прутка. Кронштейн был перекручен, словно проволока.
— Та-ак, стало быть, впереди полный амбец, — констатировал Слава, увидев это свидетельство катастрофы. — Поезд влетел в вывал и запрессовался в нем, как анкер в стенке. Никого там уже нет. Кого не убило сразу, тех этой пастой задушило. — Он указал рукой на “живую” стенку. — Ладно, царствие им небесное. Как двери-то откроем? Смотри, замчище какой.
— Дай я этой штукой попробую, — предложил Денис и попытался остатками кронштейна сломать замок, но ему не удалось.
— Нет, тут нужно по-другому, — сказал “афганец”, доставая пистолет. — Наталья, ты отойди подальше, а ты повернись, чтоб мне с руки было, — попросил он Дениса.
Освещая слабеющим на глазах фонариком дужку замка, Слава приставил к ней ствол пистолета и нажал на курок. Раздался грохот, и срикошетившая пуля звонко чмокнула стенку вагона. Замок остался невредимым.
— Черт, это только в кино менты с трех метров замки открывают, — разозлился Слава. — Попробую еще раз.
На этот раз он прицелился не в дужку, а сверху вниз в корпус замка, чтоб сдернуть его с толстой неподатливой железяки. Замок слетел только после третьего выстрела подряд. Звуки пальбы возвращались гулким эхом из черной пасти штольни за решеткой и сливались в один сплошной гром. Этого тоннель уже не выдержал: когда Денис, пропуская Наташу первой в спасительную темноту штольни, открыл решетчатую створку ворот, потревоженная стрельбой стена аморфной массы за его спиной вздохнула и прорвалась, как гигантский нарыв, смесью воды, песка и кусков искореженного бетона. Крюк арматуры, торчащий из одной из этих глыб, вцепился в куртку “афганца”, все еще крепко привязанного шарфом к спине Дениса, и поток увлек их обоих в просвет между вагонами, откуда они совсем недавно выбрались наверх.
Хованский судорожно ухватился за открытую им створку, чувствуя, как стали разжиматься слабеющие от холода и непомерного груза пальцы. Наташа бросилась было к ним, но Денис закричал;
— Уходи, уходи назад! Смоет.
Они висели в потоке омывающей их грязи и стонали. Денис — от неимоверного напряжения, а Слава — от боли в животе, пронзенном сквозь куртку стальным крюком, и собственного бессилия. Он нашарил в кармане нож-выкидушку.
— Прощай, браток. Найди наверху мать Славки-“афган…”, — раздалось позади Хованского, и он ощутил внезапное облегчение в пальцах.
Перерезанный шарф перестал давить на грудь и угрем соскользнул в поток густой жижи. Денис подтянулся и взобрался на решетку. Переступая по ее ячейкам и ежесекундно соскальзывая, он добрался до стены, спрыгнул на сухое пока еще дно штольни и, обессиленный, припал к Наташе, которая стояла с фонариком в руке и, немая от ужаса, наблюдала все происшедшее.
— Он меня… Асам… Он меня… Второй раз уже… Спас… А сам… — прерывисто дыша, пытался высказать Денис все, что думал о человеке, поведшем их к спасению и погибшем за них.
Они оба как подкошенные опустились на ледяное дно штольни, продуваемой выдавливаемым из тоннеля воздухом, и молча просидели несколько минут, а может часов, обнявшись и погасив фонарик — словно справляли поминки по своему спасителю.
Очнулся Денис оттого, что пальцев его безвольно опущенной руки коснулось что-то живое и мохнатое, и тут же вскрикнула Наташа:
— Ой, кто-то меня задел! Крыса! Сейчас укусит! Они вскочили, затопали ногами. Хованский зажег фонарик. По дну штольни действительно пробегали, поблескивая мокрыми спинками, крупные, размером с месячного котенка, грызуны. Их светлые хвосты волочились по полу, оставляя на нем темные дорожки.
Но Наташа напрасно боялась укуса — крысам было не до них. Они спасались точно так же, как люди, указывая им верное направление к спасению.
Денис коротко мигнул вспышкой вслед зверькам, чтобы осмотреть дорогу впереди. Штольня поднималась под небольшим углом. Посередине ее вогнутого пола была проложена узкая дорожка, сваренная из металлических прутков и напоминающая стремянку, упавшую на землю. По ней-то и предстояло подниматься наверх. И чем скорей, тем лучше, потому что их ног уже стали касаться всплески поднимающейся воды.
— Мы пойдем в темноте, — сказал Денис. — Нужно беречь батарейки. Дай мне конец твоей косынки и ступай за мной. Если я упаду или куда-нибудь провалюсь, ты успеешь остановиться.
— Нет, ты уж не падай больше, пожалуйста, — у меня сердце не выдержит.
— А ты тогда рванулась к нам, чтобы помочь? Думаешь, справилась бы?
— Нет. Я просто хотела прыгнуть сразу за вами. Чтоб не мучиться…
— Глупенькая. Всегда нужно биться до последнего, даже если ты осталась одна. Помнишь историю про двух мышей в банке со сметаной?
— Я буду помнить всю жизнь историю про двух людей в тоннеле с мышами, точнее, с крысами. Если мы выживем, конечно.
— Ну вот, говорят, надежда умирает последней. А по-моему, последним умирает чувство юмора. Значит, ты не безнадежна. И шагай уверенней — крысы бегут не по этой лесенке, а по гладкому полу. Так что тебе нечего бояться.
Подъем был не круче, чем у пандусов для инвалидов, которые стали появляться в некоторых питерских подземных переходах, но Наташа с Денисом быстро устали. Во-первых, потому, что идти пришлось в полной тьме, и они спотыкались буквально на каждом шагу о металлические прутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
После нескольких попыток девушке удалось захлестнуть вокруг двух тел и завязать крепким узлом длинный “артистический” шарф Дениса, которым он так гордился и с которого сдувал пылинки там, наверху, и маленькая группа снова двинулась вперед.
Наконец они миновали вторую колесную тележку, для чего Денису пришлось поднырнуть с живой ношей на спине, и в свете фонаря засветился поток воды, падающий на сцепку. Под него им пришлось вылезать из-под поезда. За сцепкой желоб был заполнен темной массой из песка, глины и кусков бетона, уходящей за днище и стенки вагона, словно тело плотины, так что это было непреодолимым концом их пути.
— Посвети вправо, — попросил Слава совсем уже слабым голосом. — Что видишь?
— Углубление и что-то вроде ворот решетчатых.
— Вышли, значит. Теперь только бы открыть эти долбаные ворота — за ними подъем и выход.
Они выбрались на служебную дорожку и осмотрелись. Со стороны, куда они только что ползли, на тоннель наступала сплошная стена той же массы, что запечатала пространство под вагоном. Хованский сфотографировал вывал. При вспышке показалось, что стена эта дышит, напрягшись, словно огромный черный зверь перед прыжком. Потом Денис зажег фонарик, чтоб рассмотреть ее подробнее, и тут что-то ярко отразило луч и даже пустило зайчик света на стенку смятого вагона. Денис потянул это что-то, и в руке оказалось зеркало заднего вида с кронштейном из довольно толстого металлического прутка. Кронштейн был перекручен, словно проволока.
— Та-ак, стало быть, впереди полный амбец, — констатировал Слава, увидев это свидетельство катастрофы. — Поезд влетел в вывал и запрессовался в нем, как анкер в стенке. Никого там уже нет. Кого не убило сразу, тех этой пастой задушило. — Он указал рукой на “живую” стенку. — Ладно, царствие им небесное. Как двери-то откроем? Смотри, замчище какой.
— Дай я этой штукой попробую, — предложил Денис и попытался остатками кронштейна сломать замок, но ему не удалось.
— Нет, тут нужно по-другому, — сказал “афганец”, доставая пистолет. — Наталья, ты отойди подальше, а ты повернись, чтоб мне с руки было, — попросил он Дениса.
Освещая слабеющим на глазах фонариком дужку замка, Слава приставил к ней ствол пистолета и нажал на курок. Раздался грохот, и срикошетившая пуля звонко чмокнула стенку вагона. Замок остался невредимым.
— Черт, это только в кино менты с трех метров замки открывают, — разозлился Слава. — Попробую еще раз.
На этот раз он прицелился не в дужку, а сверху вниз в корпус замка, чтоб сдернуть его с толстой неподатливой железяки. Замок слетел только после третьего выстрела подряд. Звуки пальбы возвращались гулким эхом из черной пасти штольни за решеткой и сливались в один сплошной гром. Этого тоннель уже не выдержал: когда Денис, пропуская Наташу первой в спасительную темноту штольни, открыл решетчатую створку ворот, потревоженная стрельбой стена аморфной массы за его спиной вздохнула и прорвалась, как гигантский нарыв, смесью воды, песка и кусков искореженного бетона. Крюк арматуры, торчащий из одной из этих глыб, вцепился в куртку “афганца”, все еще крепко привязанного шарфом к спине Дениса, и поток увлек их обоих в просвет между вагонами, откуда они совсем недавно выбрались наверх.
Хованский судорожно ухватился за открытую им створку, чувствуя, как стали разжиматься слабеющие от холода и непомерного груза пальцы. Наташа бросилась было к ним, но Денис закричал;
— Уходи, уходи назад! Смоет.
Они висели в потоке омывающей их грязи и стонали. Денис — от неимоверного напряжения, а Слава — от боли в животе, пронзенном сквозь куртку стальным крюком, и собственного бессилия. Он нашарил в кармане нож-выкидушку.
— Прощай, браток. Найди наверху мать Славки-“афган…”, — раздалось позади Хованского, и он ощутил внезапное облегчение в пальцах.
Перерезанный шарф перестал давить на грудь и угрем соскользнул в поток густой жижи. Денис подтянулся и взобрался на решетку. Переступая по ее ячейкам и ежесекундно соскальзывая, он добрался до стены, спрыгнул на сухое пока еще дно штольни и, обессиленный, припал к Наташе, которая стояла с фонариком в руке и, немая от ужаса, наблюдала все происшедшее.
— Он меня… Асам… Он меня… Второй раз уже… Спас… А сам… — прерывисто дыша, пытался высказать Денис все, что думал о человеке, поведшем их к спасению и погибшем за них.
Они оба как подкошенные опустились на ледяное дно штольни, продуваемой выдавливаемым из тоннеля воздухом, и молча просидели несколько минут, а может часов, обнявшись и погасив фонарик — словно справляли поминки по своему спасителю.
Очнулся Денис оттого, что пальцев его безвольно опущенной руки коснулось что-то живое и мохнатое, и тут же вскрикнула Наташа:
— Ой, кто-то меня задел! Крыса! Сейчас укусит! Они вскочили, затопали ногами. Хованский зажег фонарик. По дну штольни действительно пробегали, поблескивая мокрыми спинками, крупные, размером с месячного котенка, грызуны. Их светлые хвосты волочились по полу, оставляя на нем темные дорожки.
Но Наташа напрасно боялась укуса — крысам было не до них. Они спасались точно так же, как люди, указывая им верное направление к спасению.
Денис коротко мигнул вспышкой вслед зверькам, чтобы осмотреть дорогу впереди. Штольня поднималась под небольшим углом. Посередине ее вогнутого пола была проложена узкая дорожка, сваренная из металлических прутков и напоминающая стремянку, упавшую на землю. По ней-то и предстояло подниматься наверх. И чем скорей, тем лучше, потому что их ног уже стали касаться всплески поднимающейся воды.
— Мы пойдем в темноте, — сказал Денис. — Нужно беречь батарейки. Дай мне конец твоей косынки и ступай за мной. Если я упаду или куда-нибудь провалюсь, ты успеешь остановиться.
— Нет, ты уж не падай больше, пожалуйста, — у меня сердце не выдержит.
— А ты тогда рванулась к нам, чтобы помочь? Думаешь, справилась бы?
— Нет. Я просто хотела прыгнуть сразу за вами. Чтоб не мучиться…
— Глупенькая. Всегда нужно биться до последнего, даже если ты осталась одна. Помнишь историю про двух мышей в банке со сметаной?
— Я буду помнить всю жизнь историю про двух людей в тоннеле с мышами, точнее, с крысами. Если мы выживем, конечно.
— Ну вот, говорят, надежда умирает последней. А по-моему, последним умирает чувство юмора. Значит, ты не безнадежна. И шагай уверенней — крысы бегут не по этой лесенке, а по гладкому полу. Так что тебе нечего бояться.
Подъем был не круче, чем у пандусов для инвалидов, которые стали появляться в некоторых питерских подземных переходах, но Наташа с Денисом быстро устали. Во-первых, потому, что идти пришлось в полной тьме, и они спотыкались буквально на каждом шагу о металлические прутки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71