Он посмотрел смонтированный питерский репортаж с интервью Копылова и вызвал Долгову, похвалил ее комментарий. Потом набрал мобильный Аллы:
— Ты свободна?
— Да.
— Давай встретимся.
— Ой, Леня, сейчас не время.
— Я не о том… Надо поговорить.
— Хорошо.
Он вышел со студии, так и не заглянув в отдел, где его, наверное, ждали и Житкова, и Лобиков, и все-все. Не сейчас, потом. Потом он с ними поговорит. Они ему верят, они его поймут.
Можно было пройти пешком — квартиру он снимал на улице Кондратюка, совсем рядом с телецентром, — но Крахмальников, как все автомобилисты, уже и представить себе не мог, как пройти пешком дальше туалета в собственном доме. Он и за хлебом — в соседний магазин — ездил на своем “мерседесе”.
Впрочем, если бы он пошел пешком, это бы заметили все и посчитали, что это странно.
А в самом деле, так хотелось пройтись.
Центром композиции квартиры и ее главной мебелью был огромный пружинный матрас на ножках. Раньше Крахмальников не замечал скудости обстановки, более того, считал, что большего человеку и не нужно. Он обожал это их гнездышко, полигон для любовных игр, дом стыда и сладости. Сегодня квартирка в хрущевке показалась Леониду страшно убогой. Он, как был в костюме, свалился на матрас и уставился в потолок.
Ну что, он не совсем потерял лицо. Кое-что сумел отстоять. Скажем, свои “Выводы”, “Персону дня”, “Мнение народа”, новостные блоки остались нетронутыми. Он даже выбил еще одну спутниковую тарелку для корпункта в Скандинавии. Собственно, его редакция потерь не понесла, даже наоборот. Было обидно расставаться с половиной передач отдела науки, но ничего не поделаешь — рынок, рейтинг, рекламодатели… Жаль и театральной странички, но она действительно делалась непрофессионально. Надо будет найти хорошего ведущего. Тут еще не все потеряно…
Вот! Он забыл о главной своей заслуге. Он не позволил устроить на канале молодежный музыкальный блок. Нет, ни за что! Этих дрыгунчиков было по всем каналам как грязи в России. Не дай бог, пустить их на “Дайвер”. Тогда с имиджем интеллектуального канала можно распрощаться. К сожалению, ему не удалось сократить спортивные передачи, всякий там футбол, теннис. Но это святое, от этих глупых взрослых игр никуда не денешься. Зато отстоял интеллектуальную игру “Светлый ум”. Нет-нет, кое-что сделано, не так уж он и проиграл.
"Да я еще и не играл вовсе”, — утешил себя напоследок Крахмальников.
Сейчас в отделе готовят к вечернему эфиру такую бомбу, вспомнил про Копылова Крахмальников, — мало не покажется! Нет, его никто не заставил поднять лапки кверху.
Думать о “Дайвере” больше не хотелось. Леониду надоело думать о неприятном. Ведь он чувствовал в себе вовсе не журналиста, а художника. Его стало мучить, как передать на бумаге вот, скажем, неувиденное лицо. Это случилось с ним на днях, он ехал на машине, а на обочине, отвернувшись, стояла черноволосая девочка. Крахмальников краем сознания решил, что, миновав ее, он с другой точки увидит лицо девочки, но она, словно угадав его мысли, все отворачивалась и отворачивалась. И эта загадка ее лица осталась в Крахмальникове как ноющая боль…
В двери повернулся ключ.
Леонид не шевельнулся.
— Ты уже здесь? — удивилась Алла.
— Да.
— Что-то случилось? — спросила она, не столько памятуя недавний разговор по телефону, сколько видя индифферентность Крахмальникова. Раньше он кидался на нее сразу, торопливо срывал одежду и овладевал ею чуть ли не в прихожей.
— Садись. Случилось. Но сначала ты расскажи. Твой муж ушел? Ты ему сказала?
— Не успела я ему ничего сказать. Просто ушел, и все. Записки не оставил. Пацаны плачут.
— Так, может, не ушел?
— Нет, ключи оставил, документы забрал, костюмы — свои, рубашки, обувь…
— Когда?
— Ночью.
— Ночью? Ты что, так крепко спала?
Алла на секунду замялась, впрочем, Евгений этого не заметил.
— Я поздно вернулась.
— Расстроилась? Ты расстроилась?
— Почему?
— Я тебе позвонил, а ты говоришь: “Может, не стоит”.
— А-а… Это… Наверное, расстроилась.
— Но почему, почему? Мы же все обсудили. Алла внимательно посмотрела на Леонида:
— Знаешь, как бывает, вот готовишься сказать кому-то: уйди, видеть тебя не могу, а он вдруг ровно на секунду раньше… И почему-то обидно. Это, наверное, потому что бросать легче, чем быть брошенной.
Крахмальников подумал, что Алла права, ему надо поторопиться — как бы жена тоже его не опередила. На сегодня хватит ему унижений.
— У меня был сейчас разговор с Гуровиным, — тяжело произнес Крахмальников.
— О чем?
— О том, что канал может накрыться медным тазом, что инвесторы пропали, что денег нет…
— А-а… И что?
Леонид пожал плечами, сейчас его победа-унижение казалась такой неважной. Сейчас вообще все казалось неважным.
— Ал, так мне говорить с женой?
— Как хочешь…
— А ты как хочешь?
— Я?.. — Алла достала сигарету, долго прикуривала, искала, куда бросить спичку. Крахмальников не курил, поэтому только рассеянно следил за ней глазами.
— Ты не ответила, — наконец не выдержал он.
— Леня, не надо ни о чем говорить с женой. Ты же и сам не хочешь.
— Я?! Не хочу?!
— Хотел — не стал бы спрашивать. А так получается, что я тебя заставляю, что ли…
— Нет, просто ты засомневалась, вот я и спросил… Вообще какой-то дурацкий разговор получается, — вдруг обиделся Крахмальников.
— Потому что говорить не о чем. Тебе со мной вообще не о чем говорить. Я вообще никакая собеседница. А вот любовница…
— Мне кажется, ты все время о чем-то умалчиваешь.
— Да. — Алла решительно загасила сигарету. — Ты прав. И моли Бога, чтоб ты ничего не узнал.
С этими словами она встала, подхватила сумку и вышла из квартиры.
Крахмальников снова уставился в потолок.
Куда пропал Казанцев? Он не показывался весь день. И Алина тоже. Надо будет обязательно позвонить им домой. Мало ли что могло случиться.
Леонид посмотрел на часы — до встречи с президентом оставалось полтора часа…
Лицо девочки. Ах, как жаль, что он его так и не увидел. И как это неувиденное лицо описать?
Питер
Они сидели в осаде без дела уже не первый час. В осаде, потому что Никитин понимал; после того как их средь бела дня в самом центре города пытались задержать за хранение наркотиков, лучше не покидать убежища хоть с относительной, но все-таки неприкосновенностью. Вряд ли для задержания интересующих ее лиц спецслужба ворвется в офис иностранной фирмы, да еще напичканной съемочной техникой. Комок грязи мигом улетит в космос и, отразившись от антенн спутника, разлетится по всему миру. А грязи эта служба при всей ее внешней небрезгливости все же не любит.
Хотя как это все “улетит”? Тарелки же выведены из строя! Техники Ти-эн-эн сбиваются с ног, бегая по офисам коллег в поисках запасных блоков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71