Нет, не потому, что видел себя в кадре. Не потому что матюкнулся. Он узнал мужичка, которого так неосмотрительно послал. Это был известнейший депутат, тот самый, что выступил с обличительной речью против академика Сахарова.
— Лень, это надо давать в эфир, — сказал редактор. — Это сенсация.
— Вы что? Это же… Это рабочий материал, это вообще…
— Это телевидение! Это живой репортаж! И ты там очень выразительный, — засмеялся редактор.
Материал пошел в эфир, с купюрой правда. И Крахмальников, когда смотрел его, понял, почему боялся камеры. Простая, в общем, вещь — он был занят собой, старался выглядеть лучше, умнее. А надо было заниматься делом. С тех пор он камеры не боялся. А новым репортерам, у которых тоже были с этим проблемы, советовал: “Ты пошли кого-нибудь в кадре на три буквы. И все получится”.
Булгаков зашел в студию за пятнадцать минут до эфира в сопровождении своей свиты и Загребельной. Охранники встали по обе стороны двери. Секретарь скромно присел в уголке, рядом с одной из стационарных камер. Галина Юрьевна пригласила Булгакова зайти после эфира на рюмочку кофе и, повиливая мощными бедрами, удалилась.
— А где Саша? — спросил Булгаков.
— Сегодня его не будет, — развел руками Крахмальников. — Заболел.
Леонид сразу заметил, что Олег Витальевич чем-то раздражен.
— Тогда, может быть, отменим? — предложил Булгаков.
— Нет. Просто вы будете отвечать на мои вопросы.
— Что тут у вас сегодня происходит? — раздраженно воскликнул Булгаков.
— Что и всегда — жизнь происходит, Олег Витальевич.
Помощник режиссера принесла гостям по рюмке коньяку. Булгаков одним махом опрокинул свою.
— Ну и денек сегодня, быстрее бы все кончилось… — поморщился он.
Позже Крахмальников еще не раз вспомнит эти слова. Сейчас же он на них почти не обратил внимания. Он думал о том, что сегодня и впрямь что-то происходило вокруг странное, за что ему никак не удавалось зацепиться логикой. И страшнее всего было то, что эти сегодняшние странности как-то незыблемо вырастали из вчера, позавчера, из прошлого. Они никого, кроме Крахмальникова, не удивляли. Значит, все видели, как растет сегодняшний день. А он не видел. Как он ухитрился его проспать?
Режиссер дал сигнал: начинаем!
По мониторам поползла заставка программы, пошла музыка.
— Эфир, — послышался в наушнике Леонида голос Червинского.
Леонид изобразил на лице улыбку:
— Добрый вечер! Сегодня у нас будет необычный политический ринг. В прямом эфире лидер партии трудового народа Олег Витальевич Булгаков. А его оппонентами будут не конкуренты по предвыборной борьбе, а вы; наши зрители. Вопросы вы можете задавать по телефонам…
— Пошла отбивка, — скомандовала ассистент режиссера в аппаратную записи.
На мониторах засветились номера прямых телефонов студии.
— Наезд слева, — распорядился оператор-постановщик.
Одна из камер сдвинулась в сторону, приблизилась к Булгакову.
— Здравствуйте, — приветствовал Булгаков миллионы телезрителей.
Леонид смотрел на лицо Булгакова, такое открытое и радушное сейчас, и почему-то вспоминал девочку — ту черную девочку на дороге, лица которой он так и не увидел.
— Сначала самый главный сегодня вопрос — о трагедии в метро Санкт-Петербурга.
Лицо Булгакова тут же органично превратилось в проникновенно-сочувственное.
— Пока рано делать выводы, там должны поработать специалисты. Еще остается надежда, что люди живы. Возможно, не все. Но если спасут хоть кого-то…
— Простите, Олег Витальевич, — перебил Крахмальников. — Вы, наверное, не в курсе — это последняя информация. У нас на связи Петербург. Валерий!
На большом экране возникло лицо Никитина.
— Леонид!
— Каковы последние сведения?
— Они трагичны. Из всего поезда спаслось только двое.
Пошло интервью с Денисом и Наташей. Потом интервью с Копыловым, которого благополучно отпустили домой. После этого началось обсуждение.
Про Булгакова все забыли.
Он сидел красный и растерянный. Ему казалось, что Крахмальников специально не давал ему слова. Впрочем, что он мог сказать? Сволочи, помощники, не сообщили ему вовремя! Когда же это все закончится?!
И тут, словно вспомнив о Булгакове, Крахмальников предложил посмотреть предвыборный ролик кандидата.
Такого позора Олег Витальевич еще не переживал. Студия откровенно хохотала над слащавыми кадрами и комментариями ролика.
И только один человек был в полном недоумении, отчего людям так смешно, — Савкова. Ведь ролик смонтировала она.
Задумка Крахмальникова сработала в полной мере.
За звуконепроницаемой перегородкой сидят операторы связи. Три телефона трезвонят, не умолкая. Но ни одного вопроса Булгакову. Все — о питерской катастрофе.
Наконец звонкий голос спрашивает:
— Я хотела бы знать, будет ли Олег Витальевич по-прежнему искать поддержки у партии власти, в которой состоит и мэр Санкт-Петербурга?
— Вопрос к Булгакову, — слышится в наушнике Крахмальникова голос ассистента режиссера.
— Тут у нас есть телефонный звонок Олегу Витальевичу, — сообщает Евгений.
— Повторите вопрос, — говорит оператор связи в трубку. Но там слышны лишь короткие гудки.
— Мы вас слушаем. Вы в эфире, — повторяет Крахмальников. И переводит взгляд на Булгакова:
— Что-то у нас со связью сегодня. А вот у меня есть вопрос: как вы относитесь к программе Стрекалина?
— А при чем тут Стрекалин? — удивляется Булгаков.
— Значит, для вас и это новость? — мягко улыбается Крахмальников. — Стрекалин ваш противник на выборах.
— Казанцев…
— Казанцев снял свою кандидатуру.
— Вот это для меня действительно новость…
— Ни хрена себе, — ахает в аппаратной Игорь Червинский. — А я думаю, чего он пропал… Булгаков не успевает ответить на вопрос. На связи Питер, снова Никитин. Он передает прямой репортаж с митинга у здания мэрии. На нем выступает Ломов.
Телефоны раскаляются.
Но время эфира вышло.
— Заставка, титры, — командует в микрофон ассистент режиссера.
Заиграла музыка, по темно-синему фону экрана поползли титры.
На съемочной площадке погасили прожекторы. Помощник режиссера помогла Булгакову снять микрофон.
Крахмальников промокнул платком виски.
— За что ж вы меня так, Леонид Александрович?
— В смысле?
— Это ведь мной оплаченное эфирное время. А вы про какую-то аварию.
— Олег Витальевич, там сотни людей погибли, — тихо сказал Крахмальников.
Булгаков резко переменил тему:
— А где ваш Балашов?
— Черт его знает, сами ищем, — с наслаждением потянулся на стуле Крахмальников.
— Вас не затруднит, если он появится — пусть выйдет на меня. — Булгаков поднялся, протянул Крахмальникову руку. — Спасибо. До свиданья.
Леонид тоже встал:
— Вы к Якову Ивановичу зайдете?
— Нет, я уже уезжаю.
— Тогда я вас провожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Лень, это надо давать в эфир, — сказал редактор. — Это сенсация.
— Вы что? Это же… Это рабочий материал, это вообще…
— Это телевидение! Это живой репортаж! И ты там очень выразительный, — засмеялся редактор.
Материал пошел в эфир, с купюрой правда. И Крахмальников, когда смотрел его, понял, почему боялся камеры. Простая, в общем, вещь — он был занят собой, старался выглядеть лучше, умнее. А надо было заниматься делом. С тех пор он камеры не боялся. А новым репортерам, у которых тоже были с этим проблемы, советовал: “Ты пошли кого-нибудь в кадре на три буквы. И все получится”.
Булгаков зашел в студию за пятнадцать минут до эфира в сопровождении своей свиты и Загребельной. Охранники встали по обе стороны двери. Секретарь скромно присел в уголке, рядом с одной из стационарных камер. Галина Юрьевна пригласила Булгакова зайти после эфира на рюмочку кофе и, повиливая мощными бедрами, удалилась.
— А где Саша? — спросил Булгаков.
— Сегодня его не будет, — развел руками Крахмальников. — Заболел.
Леонид сразу заметил, что Олег Витальевич чем-то раздражен.
— Тогда, может быть, отменим? — предложил Булгаков.
— Нет. Просто вы будете отвечать на мои вопросы.
— Что тут у вас сегодня происходит? — раздраженно воскликнул Булгаков.
— Что и всегда — жизнь происходит, Олег Витальевич.
Помощник режиссера принесла гостям по рюмке коньяку. Булгаков одним махом опрокинул свою.
— Ну и денек сегодня, быстрее бы все кончилось… — поморщился он.
Позже Крахмальников еще не раз вспомнит эти слова. Сейчас же он на них почти не обратил внимания. Он думал о том, что сегодня и впрямь что-то происходило вокруг странное, за что ему никак не удавалось зацепиться логикой. И страшнее всего было то, что эти сегодняшние странности как-то незыблемо вырастали из вчера, позавчера, из прошлого. Они никого, кроме Крахмальникова, не удивляли. Значит, все видели, как растет сегодняшний день. А он не видел. Как он ухитрился его проспать?
Режиссер дал сигнал: начинаем!
По мониторам поползла заставка программы, пошла музыка.
— Эфир, — послышался в наушнике Леонида голос Червинского.
Леонид изобразил на лице улыбку:
— Добрый вечер! Сегодня у нас будет необычный политический ринг. В прямом эфире лидер партии трудового народа Олег Витальевич Булгаков. А его оппонентами будут не конкуренты по предвыборной борьбе, а вы; наши зрители. Вопросы вы можете задавать по телефонам…
— Пошла отбивка, — скомандовала ассистент режиссера в аппаратную записи.
На мониторах засветились номера прямых телефонов студии.
— Наезд слева, — распорядился оператор-постановщик.
Одна из камер сдвинулась в сторону, приблизилась к Булгакову.
— Здравствуйте, — приветствовал Булгаков миллионы телезрителей.
Леонид смотрел на лицо Булгакова, такое открытое и радушное сейчас, и почему-то вспоминал девочку — ту черную девочку на дороге, лица которой он так и не увидел.
— Сначала самый главный сегодня вопрос — о трагедии в метро Санкт-Петербурга.
Лицо Булгакова тут же органично превратилось в проникновенно-сочувственное.
— Пока рано делать выводы, там должны поработать специалисты. Еще остается надежда, что люди живы. Возможно, не все. Но если спасут хоть кого-то…
— Простите, Олег Витальевич, — перебил Крахмальников. — Вы, наверное, не в курсе — это последняя информация. У нас на связи Петербург. Валерий!
На большом экране возникло лицо Никитина.
— Леонид!
— Каковы последние сведения?
— Они трагичны. Из всего поезда спаслось только двое.
Пошло интервью с Денисом и Наташей. Потом интервью с Копыловым, которого благополучно отпустили домой. После этого началось обсуждение.
Про Булгакова все забыли.
Он сидел красный и растерянный. Ему казалось, что Крахмальников специально не давал ему слова. Впрочем, что он мог сказать? Сволочи, помощники, не сообщили ему вовремя! Когда же это все закончится?!
И тут, словно вспомнив о Булгакове, Крахмальников предложил посмотреть предвыборный ролик кандидата.
Такого позора Олег Витальевич еще не переживал. Студия откровенно хохотала над слащавыми кадрами и комментариями ролика.
И только один человек был в полном недоумении, отчего людям так смешно, — Савкова. Ведь ролик смонтировала она.
Задумка Крахмальникова сработала в полной мере.
За звуконепроницаемой перегородкой сидят операторы связи. Три телефона трезвонят, не умолкая. Но ни одного вопроса Булгакову. Все — о питерской катастрофе.
Наконец звонкий голос спрашивает:
— Я хотела бы знать, будет ли Олег Витальевич по-прежнему искать поддержки у партии власти, в которой состоит и мэр Санкт-Петербурга?
— Вопрос к Булгакову, — слышится в наушнике Крахмальникова голос ассистента режиссера.
— Тут у нас есть телефонный звонок Олегу Витальевичу, — сообщает Евгений.
— Повторите вопрос, — говорит оператор связи в трубку. Но там слышны лишь короткие гудки.
— Мы вас слушаем. Вы в эфире, — повторяет Крахмальников. И переводит взгляд на Булгакова:
— Что-то у нас со связью сегодня. А вот у меня есть вопрос: как вы относитесь к программе Стрекалина?
— А при чем тут Стрекалин? — удивляется Булгаков.
— Значит, для вас и это новость? — мягко улыбается Крахмальников. — Стрекалин ваш противник на выборах.
— Казанцев…
— Казанцев снял свою кандидатуру.
— Вот это для меня действительно новость…
— Ни хрена себе, — ахает в аппаратной Игорь Червинский. — А я думаю, чего он пропал… Булгаков не успевает ответить на вопрос. На связи Питер, снова Никитин. Он передает прямой репортаж с митинга у здания мэрии. На нем выступает Ломов.
Телефоны раскаляются.
Но время эфира вышло.
— Заставка, титры, — командует в микрофон ассистент режиссера.
Заиграла музыка, по темно-синему фону экрана поползли титры.
На съемочной площадке погасили прожекторы. Помощник режиссера помогла Булгакову снять микрофон.
Крахмальников промокнул платком виски.
— За что ж вы меня так, Леонид Александрович?
— В смысле?
— Это ведь мной оплаченное эфирное время. А вы про какую-то аварию.
— Олег Витальевич, там сотни людей погибли, — тихо сказал Крахмальников.
Булгаков резко переменил тему:
— А где ваш Балашов?
— Черт его знает, сами ищем, — с наслаждением потянулся на стуле Крахмальников.
— Вас не затруднит, если он появится — пусть выйдет на меня. — Булгаков поднялся, протянул Крахмальникову руку. — Спасибо. До свиданья.
Леонид тоже встал:
— Вы к Якову Ивановичу зайдете?
— Нет, я уже уезжаю.
— Тогда я вас провожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71