Никакого шерстяного белья, юбка выше колен и сапоги до колен. Более безобразной моды я не видела. – Она критически оглядела племянницу. – Вот обкорнала волосы и ходишь теперь, как Рыжий Меггс.
Лиз сгорбила плечи.
– И все-таки это очень холодная комната.
– Это очень уютная комната, и я ее люблю, – выдвинул свой обычный аргумент Мартин.
Лиз ухмыльнулась в его сторону.
– Дело вкуса. Но ты не можешь отрицать, что она всегда выглядит так, словно ее приготовили для банкета в честь лорда-мэра.
– Когда была жива твоя прабабушка, здесь один раз был дан банкет в честь лорда-мэра, – сухо сказала Элис.
Лиз засмеялась.
– Готова спорить, это был просто местный мэр, повышенный в чине легендой. Но даже если так, в комнате от этого не теплее. Не понимаю, почему мы не можем установить нормальное отопление, как Мандели.
– Спроси своего отца. Это его дом. Будь этот дом моим, я бы его весь обновила.
– Он такой же твой, как и мой, – заметил Мартин со своей обычной раздражающей педантичностью.
– Мама завещала его тебе!
– Верно. Но с условием, что ты будешь жить здесь до тех пор, пока пожелаешь.
– Какой от этого толк, если у меня нет права ничего переделать по-своему.
– Милая Элис, ты можешь менять все, что хочешь, на своей половине – свою спальню, гостиную, кухню и прочее. Вы, женщины, удивительные создания! Неужели тебе мало самой современной кухни на всей улице и такой голливудской ванной, что мне становится неловко всякий раз, когда я туда вхожу? Но я не позволю превращать фасад в жуткий винегрет из старого и нового, как сделал Холлоуэй. Не могу понять, зачем это ему понадобилось!
– Но ведь ты тоже не отказался бы разделить «Лавры», если бы у мужа Элизабет не было денег купить собственный дом?
– Если моя дочь сделает такую глупость и выйдет замуж, я все-таки надеюсь, что у нее хватит здравого смысла выбрать человека, который сможет ее содержать. – Он поглядел на Лиз, ожидая что она его поддержит.
Лиз задумчиво наклонила голову набок.
– Если мой муж будет занят чем-то более важным, чем наживание денег, я готова сама его содержать.
– Но только не на мои деньги! – заявил Мартин.
– На свои. Я получу диплом.
– Уж эти нынешние девицы и их дипломы! Иногда мне начинает казаться, что вы вовсе лишены женственности, – Элис с сердцем передвинула тостер. – Но как бы то ни было, ты должна остерегаться охотников за приданым – когда мы с твоим отцом умрем, ты будешь богатой женщиной.
– Если задолго до этого нас всех не распылят на атомы.
– Ах, к чему такая мрачность!
– Не будем отклоняться от темы, – твердо сказал Мартин. – Я не позволю перестраивать мою столовую, потому что она мне нравится такой, какая она есть. Мой кабинет и спальню я также трогать не дам. Я разрешил вам делать с домом в Лиллипилли все, что вы хотели, так удовлетворитесь этим.
Элис продолжала старый спор, хотя и знала, что это бесполезно.
– Не понимаю, почему нельзя сделать большие окна в обеих комнатах по фасаду?
– Почему? Потому что из них не открывается никакого красивого вида, а та гадость, в которую превратили холлоуэевский дом, право же, не станет приятней для глаза, если мы получим возможность рассматривать ее во всех подробностях.
– Мы впустим в комнаты солнце!
– Ты уже истратила несколько сотен фунтов на жалюзи, чтобы не впускать его туда. Ну, чего ты еще хочешь? Солнца никогда не бывает только в моей комнате.
– Почему бы нам не продать «Лавры», если ты недоволен? Дом и сад слишком велики для меня теперь, когда стало так трудно находить прислугу, не говоря уж об этих ужасных жилых массивах, которые строятся вокруг нас.
– Я вполне доволен. Я ведь сказал только, что в моей комнате солнца не бывает. Но впустить больше солнца в комнаты хотела ты, а не я. Мне нравится жить в большом доме с большим садом. И мне все равно, какие жилые массивы строятся вокруг нас, пока их не начали строить в Уголке. А что касается прислуги, то всегда можно кого-нибудь найти, если платить достаточно. Вся беда в том, что ты и теперь хочешь платить слугам столько же, сколько мама платила им до войны.
Элис уклонилась от этой неприятной темы и сказала умоляюще, как говорила уже не раз:
– По крайней мере разреши покрасить балконную решетку.
– Пока я жив, этого не будет! Уж если говорить о нелепых причудах нынешней моды, мне особенно противно видеть, как старинные чугунные решетки марают белой краской. Возможно, викторианцы строили дома не слишком красивые с архитектурной точки зрения, но, во всяком случае, они были последовательны.
Лиз перевела спор на другое:
– А ты способен понять ту просто монументальную глупость, которая заставляла их строить дома фасадом на юг, а не на север, точно они по-прежнему находились в Англии? Они жили в прошлом во всех отношениях!
– De gustibus non est disputandum, – сказал Мартин.
– Ах, уж эта твоя латынь! – Элис сияла крышку с блюда, и по столовой разлилось благоухание жареной печенки и грудинки.
– Ньям-ньям! – воскликнула Лиз. – Обожаю печенку, как ее готовит тетя Элис! А ты, папа?
– Мне нравится все, что готовит твоя тетя Элис, – ответил Мартин, улыбаясь им обоим.
Элис, далеко не умиротворенная, положила печенку с грудинкой на их тарелки и, облизнувшись, решительно опустила крышку, а сама с добродетельным видом сбрасывающего вес человека, который устоял перед соблазном, принялась за неаппетитный диетический сухарик.
«Как лгут рекламы! – думала она. – Утверждают, будто эти сухарики вполне заменяют завтрак и по питательности и по сытности, а ведь к десяти часам я так проголодаюсь, что поджарю себе еще хлеба и доем все, что останется!»
Но, во всяком случае, Мартин и Лиз видели, как строго она соблюдает диету.
Она налила чай Мартину, кофе со сливками Лиз, черного кофе себе и сунула руки в карманы, чтобы не снять крышку с блюда. Под ее пальцами зашуршал конверт. Она достала его и бросила по столу Лиз, сказав сердито:
– Чуть было не забыла! Старый Мак просил передать тебе.
Лиз вскрыла конверт, просмотрела письмо и спрятала его назад в конверт. Элис, не сдержав раздражения, спросила насмешливо:
– Какой еще нелепый план спасения мира пришел в голову Младшему Маку?
– Все тот же!
Элис чувствовала, что отталкивает двух людей, кроме которых у нее в мире никого не было. Иногда она сама изумлялась, почему делает это, и все же не могла противиться силе, вдруг беспричинно овладевавшей ею.
– Вечно суете нос в чужие дела. Право, не знаю, куда идет нынешняя молодежь!
Лиз ответила по-прежнему спокойно:
– На твоем месте я не стала бы тревожиться. Платон задавал тот же вопрос, однако мы все еще существуем.
– А твои ужасные манеры! Не понимаю, зачем только твой отец потратил столько денег на твое образование. Эти ее университетские друзья ее погубят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Лиз сгорбила плечи.
– И все-таки это очень холодная комната.
– Это очень уютная комната, и я ее люблю, – выдвинул свой обычный аргумент Мартин.
Лиз ухмыльнулась в его сторону.
– Дело вкуса. Но ты не можешь отрицать, что она всегда выглядит так, словно ее приготовили для банкета в честь лорда-мэра.
– Когда была жива твоя прабабушка, здесь один раз был дан банкет в честь лорда-мэра, – сухо сказала Элис.
Лиз засмеялась.
– Готова спорить, это был просто местный мэр, повышенный в чине легендой. Но даже если так, в комнате от этого не теплее. Не понимаю, почему мы не можем установить нормальное отопление, как Мандели.
– Спроси своего отца. Это его дом. Будь этот дом моим, я бы его весь обновила.
– Он такой же твой, как и мой, – заметил Мартин со своей обычной раздражающей педантичностью.
– Мама завещала его тебе!
– Верно. Но с условием, что ты будешь жить здесь до тех пор, пока пожелаешь.
– Какой от этого толк, если у меня нет права ничего переделать по-своему.
– Милая Элис, ты можешь менять все, что хочешь, на своей половине – свою спальню, гостиную, кухню и прочее. Вы, женщины, удивительные создания! Неужели тебе мало самой современной кухни на всей улице и такой голливудской ванной, что мне становится неловко всякий раз, когда я туда вхожу? Но я не позволю превращать фасад в жуткий винегрет из старого и нового, как сделал Холлоуэй. Не могу понять, зачем это ему понадобилось!
– Но ведь ты тоже не отказался бы разделить «Лавры», если бы у мужа Элизабет не было денег купить собственный дом?
– Если моя дочь сделает такую глупость и выйдет замуж, я все-таки надеюсь, что у нее хватит здравого смысла выбрать человека, который сможет ее содержать. – Он поглядел на Лиз, ожидая что она его поддержит.
Лиз задумчиво наклонила голову набок.
– Если мой муж будет занят чем-то более важным, чем наживание денег, я готова сама его содержать.
– Но только не на мои деньги! – заявил Мартин.
– На свои. Я получу диплом.
– Уж эти нынешние девицы и их дипломы! Иногда мне начинает казаться, что вы вовсе лишены женственности, – Элис с сердцем передвинула тостер. – Но как бы то ни было, ты должна остерегаться охотников за приданым – когда мы с твоим отцом умрем, ты будешь богатой женщиной.
– Если задолго до этого нас всех не распылят на атомы.
– Ах, к чему такая мрачность!
– Не будем отклоняться от темы, – твердо сказал Мартин. – Я не позволю перестраивать мою столовую, потому что она мне нравится такой, какая она есть. Мой кабинет и спальню я также трогать не дам. Я разрешил вам делать с домом в Лиллипилли все, что вы хотели, так удовлетворитесь этим.
Элис продолжала старый спор, хотя и знала, что это бесполезно.
– Не понимаю, почему нельзя сделать большие окна в обеих комнатах по фасаду?
– Почему? Потому что из них не открывается никакого красивого вида, а та гадость, в которую превратили холлоуэевский дом, право же, не станет приятней для глаза, если мы получим возможность рассматривать ее во всех подробностях.
– Мы впустим в комнаты солнце!
– Ты уже истратила несколько сотен фунтов на жалюзи, чтобы не впускать его туда. Ну, чего ты еще хочешь? Солнца никогда не бывает только в моей комнате.
– Почему бы нам не продать «Лавры», если ты недоволен? Дом и сад слишком велики для меня теперь, когда стало так трудно находить прислугу, не говоря уж об этих ужасных жилых массивах, которые строятся вокруг нас.
– Я вполне доволен. Я ведь сказал только, что в моей комнате солнца не бывает. Но впустить больше солнца в комнаты хотела ты, а не я. Мне нравится жить в большом доме с большим садом. И мне все равно, какие жилые массивы строятся вокруг нас, пока их не начали строить в Уголке. А что касается прислуги, то всегда можно кого-нибудь найти, если платить достаточно. Вся беда в том, что ты и теперь хочешь платить слугам столько же, сколько мама платила им до войны.
Элис уклонилась от этой неприятной темы и сказала умоляюще, как говорила уже не раз:
– По крайней мере разреши покрасить балконную решетку.
– Пока я жив, этого не будет! Уж если говорить о нелепых причудах нынешней моды, мне особенно противно видеть, как старинные чугунные решетки марают белой краской. Возможно, викторианцы строили дома не слишком красивые с архитектурной точки зрения, но, во всяком случае, они были последовательны.
Лиз перевела спор на другое:
– А ты способен понять ту просто монументальную глупость, которая заставляла их строить дома фасадом на юг, а не на север, точно они по-прежнему находились в Англии? Они жили в прошлом во всех отношениях!
– De gustibus non est disputandum, – сказал Мартин.
– Ах, уж эта твоя латынь! – Элис сияла крышку с блюда, и по столовой разлилось благоухание жареной печенки и грудинки.
– Ньям-ньям! – воскликнула Лиз. – Обожаю печенку, как ее готовит тетя Элис! А ты, папа?
– Мне нравится все, что готовит твоя тетя Элис, – ответил Мартин, улыбаясь им обоим.
Элис, далеко не умиротворенная, положила печенку с грудинкой на их тарелки и, облизнувшись, решительно опустила крышку, а сама с добродетельным видом сбрасывающего вес человека, который устоял перед соблазном, принялась за неаппетитный диетический сухарик.
«Как лгут рекламы! – думала она. – Утверждают, будто эти сухарики вполне заменяют завтрак и по питательности и по сытности, а ведь к десяти часам я так проголодаюсь, что поджарю себе еще хлеба и доем все, что останется!»
Но, во всяком случае, Мартин и Лиз видели, как строго она соблюдает диету.
Она налила чай Мартину, кофе со сливками Лиз, черного кофе себе и сунула руки в карманы, чтобы не снять крышку с блюда. Под ее пальцами зашуршал конверт. Она достала его и бросила по столу Лиз, сказав сердито:
– Чуть было не забыла! Старый Мак просил передать тебе.
Лиз вскрыла конверт, просмотрела письмо и спрятала его назад в конверт. Элис, не сдержав раздражения, спросила насмешливо:
– Какой еще нелепый план спасения мира пришел в голову Младшему Маку?
– Все тот же!
Элис чувствовала, что отталкивает двух людей, кроме которых у нее в мире никого не было. Иногда она сама изумлялась, почему делает это, и все же не могла противиться силе, вдруг беспричинно овладевавшей ею.
– Вечно суете нос в чужие дела. Право, не знаю, куда идет нынешняя молодежь!
Лиз ответила по-прежнему спокойно:
– На твоем месте я не стала бы тревожиться. Платон задавал тот же вопрос, однако мы все еще существуем.
– А твои ужасные манеры! Не понимаю, зачем только твой отец потратил столько денег на твое образование. Эти ее университетские друзья ее погубят!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86