– Мы знаем, что это он.
– Это не доказательство. Но раз вы так уверены, доставьте его в полицию. Расскажите там вашу версию, повторите ее в посольстве Западной Германии. Если вам удастся их убедить, они выдадут его западногерманским властям, и он займет свое место на скамье подсудимых вместе с другими преступниками. И правосудие совершится законным порядком.
– Мистер Белфорд, – неторопливо начал Курт, – вы очень гордитесь собой и своей страной, и вы упорно придерживаетесь своего представления о справедливости. Но какая же это справедливость, если такие преступники, как он, могут оставаться здесь и развращать ваш народ бредовыми идеями? Ведь они действительно его развращают. Вы человек справедливый, но вы ищете справедливость только в своде законов, в то время как преступник ухаживает за вашей сестрой.
Мартин покраснел.
– Это не относится к делу.
Элис вскинула голову и вытерла Карлу лицо своим носовым платком.
Бранкович передал пистолет Марии, подошел к двери, закурил и остался стоять на пороге, глядя в темноту.
«Профиль, как у древнего божества, – подумал Иоганн. Неумолим. Но он ошибается. Дядя Карл глупый, тщеславный старик, но не преступник».
Лиз сжала его локоть.
– Не беспокойся. С ним ничего не случится. Хотя отец не любит Карла, но он сделает все, чтобы вызволить его из этой истории.
«Она ничего не понимает, – сказал себе Иоганн. – Как и ее отец. Они не понимают, что скрывается за всем этим. Дурачье! Дурачье!»
Бранкович бросил сигарету и подошел к Мартину.
– Мы пытались сэкономить время, но сейчас я вижу, что надо рассказать вам все, чтобы убедить вас.
– Я не собираюсь давать вам уроки истории, но будет уместно вспомнить, что мы забытые вами союзники. Есть факты, без которых вы не сможете правильно представить себе преступления этого человека, потому что вы, некогда наши союзники, позволили таким, как он, извратить правду о нашей войне, которая также была и вашей войной.
В тысяча девятьсот сорок первом году, после побед в Западной Европе, нацистские армии, чтобы обеспечить себе доступ к румынской нефти, вошли вместе с усташами в Югославию. Правительство Югославии капитулировало.
Лозунг Тито «Правительство капитулировало, народ – нет!» поднял страну на общенациональное восстание. Большинство югославов были истинными патриотами, но и у нас нашлись свои квислинги, которые предали соотечественников и родину.
В этих группировках, правда, были разные люди, но все они были едины в своих целях и методах: это были предатели и террористы, убивавшие с хладнокровной жестокостью. Их было немного, остальные же показали себя настоящими патриотами. Теперь усташи пытаются уверить вас, австралийцев, что хорваты и усташи – это одно и то же. Далеко не так. Из трех с лишним миллионов жителей Хорватии им удалось завербовать не более тридцати тысяч убийц, которые согласились помогать им в грязной работе, – но они совершали такие чудовищные зверства, что даже немцам это пришлось не по вкусу. В одной только Хорватии они уничтожили восемьдесят тысяч человек, в том числе много своих же братьев – хорватов, которые были против Гитлера. Усташи, как и эсэсовцы, числятся в списке военных преступников.
«Отличный свидетель, – подумал Мартин, слушая Бранковича. – Спокойный и бесстрастный. Каждый факт на своем месте, каждая цифра выделена».
В памяти Мартина начали возникать забытые воспоминания о годах войны, точно изображения на фотопленке в проявителе. Он вынул записную книжку и стал по привычке делать пометки.
Лиз и Иоганн затаив дыхание приобщались к истории, казавшейся им столь же далекой и нереальной, как Пунические войны или вторжение Цезаря в Британию.
Элис закрыла глаза. Ей хотелось отключиться, не слушать монотонный голос Бранковича, но тот продолжал:
– В октябре нацистские армии вступили в наш район в центральной Сербии, который граничил с территорией, освобожденной партизанами. Мой родной город Карловац был невелик и насчитывал не больше пятнадцати тысяч жителей, но он стал центром Сопротивления. Мы ненавидели захватчиков. Уже через три месяца в наших горах действовал один из самых больших партизанских отрядов. Партизаны стали нарушать коммуникации немцев. Они взорвали четыре железнодорожные линии. К октябрю они освободили два города, и три тысячи нацистских солдат и местных предателей оказались в окружении. Генерал Лист посылал фельдмаршалу Кейтелю одну просьбу о помощи за другой, и в результате была разработана система чрезвычайных мер. Генерал Бомер издал приказ о коллективной ответственности населения – приказ, который обрекал на смерть миллионы невинных людей во всей оккупированной Европе во имя установления «нового порядка», провозглашенного Гитлером. Я простой человек, и у меня не хватит слов, чтобы рассказать, что нам пришлось пережить за эти шесть месяцев оккупации. Попробуйте представить себе, что бы вы чувствовали, если бы японцы вторглись в Австралию, тогда вы поймете. Пусть дальше рассказывает Курт.
Кеппель медленно прошел в другой угол сарая, словно направляясь к месту для свидетелей, молча посмотрел на Мартина, на фон Рендта, снова на Мартина и только потом заговорил тем хладнокровным тоном, каким в суде дают показания полицейские.
– Мое имя Курт-Вильгельм Кеппель; я родился в Дрездене, мой отец был часовщиком. В тысяча девятьсот тридцать восьмом году, когда меня призвали в вермахт, я, как и отец, работал часовщиком. Тогда мне было восемнадцать лет. Вы, кажется, удивлены? Тем не менее это правда, я, как это пишут в книгах, поседел за одну ночь. Я был обыкновенным немецким парнем. Мы не были чудовищами, но нас учили быть грубыми, надменными, жестокими; нам внушали, что мы раса господ. Я испытывал только гордость, когда мы входили в Австрию. С искренним патриотическим пылом я помогал вернуть родине Судеты. Я был послушным солдатом «третьего рейха», и мой долг заключался в том, чтобы распространить его цивилизацию по всему миру. Это был триумфальный марш по многим странам, и всегда находились граждане, которые кричали «ура» и бросали нам цветы; это заслоняло от нас подлинную суть вещей. Нам было положено завоевывать симпатии населения, а не озлоблять его. Но особые части – зондеркоманды, вроде той, которую возглавлял он, – и Кеппель указал пистолетом на фон Рендта, – расправлялись с патриотами, коммунистами, либералами, евреями, всеми теми, кто противился благодетельным планам фюрера относительно неполноценных рас.
По странной случайности мне не пришлось увидеть ни одного кровопролития, пока мы не вступили в Югославию. Там война предстала перед нами без прикрас. Мы были поражены тем, что эти Untermenschen не любят нас, и искренне возмущались, когда они нападали на нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86