Ярко светило солнце, было холодновато, все ходили уже в плащах, а тут бежала женщина, лет тридцати. Бежала неумело, как уточка, раскачиваясь и размахивая руками, никуда не оглядываясь, босая, с голыми белыми ногами, не худыми и не толстыми, а такими женскими, одетая в одну только коротенькую сорочку – все было у нее напоказ, потому что бежала она и без трусов и вообще без всего, только в белой расстегнутой распашонке. Как она оказалась на этой улице, там и домов поблизости не было, да еще на таком подробном солнце?
– Хорошо, что живая, – сказал шофер.
Лицо у бегущей было испуганное, подпухшее, жеваные волосы развевались от ветра. Водитель нажал на газ, а Рита подумала: «Вот и мне надо остерегаться, я – такая же, как она, только пока одетая, и еду в машине, но надо мной так же улюлюкают, и подсмеиваются все, и хотят, чтобы еще больше сорочка задралась, и чтобы упала в лужу, и встала, и опять, еще более загрязненная, побежала неизвестно куда, к кому, совсем опозоренная, никому не нужная, больная похмельем и совсем сошедшая с ума!» Как некоторым хочется вдруг непреодолимо выпрыгнуть с каруселей скорее на землю, так и Рите хотелось побежать рядом с этой женщиной.
«Но ты должна себя держать на контроле!» – сказала она самой себе. Мысль понеслась в другую опасную сторону: «То есть это предупреждение тебе. Ты согласишься на смерть, если только она будет красива. Ты очаруешься ею, и тогда тебе не страшно будет умирать. Вот если она будет некрасива, ты спасешь себя! Тяга к красивой смерти – редкий дар. Как приятно слышать – предрасположенность к красивой смерти. Но смерть не страшит меня. Она как подруга мне, как сестра, улыбающаяся, вся в белом. Я представляю ее лицо, и мне хочется обнять ее за плечи, поговорить с ней: „Как долго я не видела тебя!.."»
ГЛАВА: ПОКА ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ, ОНА САМА РЕШИЛА ДОСТАТЬ ЕМУ ДЕНЕГ
Когда Рита позвонила в дверь одного знакомого, у которого хотела занять деньги, но боялась уединяться с ним. Его уже трясло от гнева и нетерпения. Она опаздывала на три часа.
– Дрянь! Дрянь! Вот дрянь! – тонким голосом вскрикивал он, открывая дверь. – Какая дрянь! – Он распахнул ее. Рита стояла перед ним, покачиваясь на каблуках, выше его на целую голову, а звонок продолжал звенеть.
– Кажется, у меня запала кнопка и поэтому не перестает звонок… – сказала она.
– Аа-а!!! – вскричал ее знакомый и побежал назад в свою квартирку.
Она, как будто перешагивая грязь, стала ступать за ним, прижимая локтем сумочку и озираясь, как в музее:
– Я еле пришла.
Он, нервно порывшись в кухонном столе, пробежал обратно мимо нее с ножом. Звонок звенел, не переставая. Ножом он пытался выковырнуть кнопку, но ничего не получалось. Совсем доведенный, он резанул по проводу, и звон прекратился.
В тишине Рита стояла у коридорной вешалки, интеллигентно поджидая хозяина. Мрачный, лохматый, в кальсонах, он прошел мимо нее. Швырнул нож на подзеркальник рядом с ней.
– Это же невежливо, – тонким, неестественным для нее голосом начала она. – Почему ты в кальсонах? Почему не приглашаешь пройти? – Он ничего не ответил. Он был нездоров и с плохим характером, который ему потом помешал в жизни.
Ушел в дальнюю комнату. Она услышала скрип пружин – значит, лег на кровать и ждет, что она придет к нему. Она не двинулась с места, а занудно заговорила:
– Я опоздала, потому что у нас не свидание какое-то, как ты воображаешь всегда, а я пришла просить взаймы денег. – Она посмотрелась в зеркало, обреченно перевела дыхание. – Ты можешь там не лежать и не ждать, что за дурацкие подходы!
Тут она услышала, как от переполнившей его ненависти приятель стукнул кулаком в стенку. Как бы в ответ.
Она спокойно вздохнула и поморщилась. И все равно не пошла к нему в комнату на пружинящий диван, а даже наоборот – в кухню.
Все в этой квартирке было маленьким, под хозяина: низкие потолки, узкий проход в кухню, пятиметровую, с намертво приклеенной к окнам черной бумагой. Все было подсвечено настольной лампой. Рита хозяйственно поставила чайник на плиту. Уже более ласковым голосом позвала:
– Иди сюда! Попьем чаю! – Потом более резко: – Что ты там лежишь, как дурак!
И хозяин неожиданно тут же возник в дверях, постоял многозначительно, выпятив челюсть и облизывая сухие губы. Внешность у него была с первого взгляда вообще отпугивающая: рост чуть ниже карликовского, широкоскулое лицо с желтой кожей, на что Рита тут же откомментировала:
– Какая у тебя плохая кожа что-то!
Итак, его лицо. На нем все время выступала блуждающая улыбочка, одновременно и подлая, и приниженная, будто он смаргивает, каждую секунду ожидая, что его шлепнут прямо по лицу. Небольшие глаза пронзительно горели, рыжие вкрапины на зрачках – пометины последующих недугов – татарские глаза. Яркий растянутый рот. И волосы у него вечно пачкались, хоть он предпринимал различные ванные процедуры и очень ухаживал за собой, имея внутри какую-то болезнь, постоянно лечился и охал. Жирные свои пряди он любил заворачивать под майку с длинными рукавами.
С унынием оглядев его, такого свирепого и одинокого, но совершенно не жалкого, а даже воинственного и агрессивного деньгодателя, Рита спросила:
– Я прочитала на титульном листе: рассказ «Тик-Так»… – Она наклонилась к задвинутой печатной машинке в углу. – Ты что, решил стать писателем? Разве это приносит деньги?
Он подошел в ней вразвалочку и, с неулыбающимся лицом глядя в улыбающееся Ритино, схватил ее за талию.
– Это же невежливо! – недовольно сказала она. Он немного отпустил. Взгляд его потеплел. Она слегка пихнула его в грудь.
Тогда он уселся тут же в кресло – сделал равнодушное лицо. Забросив одну босую ногу в сандалии на другую, он уставился в стену.
– Какой у тебя тяжелый характер, – сказала Рита. – Если ты себя так бережешь, одень носки. И меняй их каждый час, чтобы всегда были сухие.
Прошла мимо него, чтобы взять чашки. Он опять резко зацепил ее за край платья и стал за него подтягивать девушку к себе.
Рите стало жалко платья, что он порвет последний подол, так энергично и сильно он его тянул, и она неохотно села ему на колени.
– Ну? Почему ты всегда пристаешь, пристаешь, пристаешь… прямо у дверей!.. Что у тебя там в голове?
Тот вскинул голову, выразительно посмотрел на нее. Она постучала ему по голове. Тогда он ответил:
– А почему ты всегда опаздываешь, опаздываешь, опаздываешь, потом обманываешь, обманываешь, а потом всегда не можешь, не можешь, не можешь?.. – У него был тонкий голос, пародирующий ее манеру говорить.
– Где обманываю? Я пришла занять у тебя небольшое количество денег, я никогда ни у кого не просила взаймы! – Она попыталась встать, чуть оскорбленная, но он держал ее крепко, даже как-то цепко, а она, возвысив голос, заспрашивала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
– Хорошо, что живая, – сказал шофер.
Лицо у бегущей было испуганное, подпухшее, жеваные волосы развевались от ветра. Водитель нажал на газ, а Рита подумала: «Вот и мне надо остерегаться, я – такая же, как она, только пока одетая, и еду в машине, но надо мной так же улюлюкают, и подсмеиваются все, и хотят, чтобы еще больше сорочка задралась, и чтобы упала в лужу, и встала, и опять, еще более загрязненная, побежала неизвестно куда, к кому, совсем опозоренная, никому не нужная, больная похмельем и совсем сошедшая с ума!» Как некоторым хочется вдруг непреодолимо выпрыгнуть с каруселей скорее на землю, так и Рите хотелось побежать рядом с этой женщиной.
«Но ты должна себя держать на контроле!» – сказала она самой себе. Мысль понеслась в другую опасную сторону: «То есть это предупреждение тебе. Ты согласишься на смерть, если только она будет красива. Ты очаруешься ею, и тогда тебе не страшно будет умирать. Вот если она будет некрасива, ты спасешь себя! Тяга к красивой смерти – редкий дар. Как приятно слышать – предрасположенность к красивой смерти. Но смерть не страшит меня. Она как подруга мне, как сестра, улыбающаяся, вся в белом. Я представляю ее лицо, и мне хочется обнять ее за плечи, поговорить с ней: „Как долго я не видела тебя!.."»
ГЛАВА: ПОКА ОН НЕ ВЕРНУЛСЯ, ОНА САМА РЕШИЛА ДОСТАТЬ ЕМУ ДЕНЕГ
Когда Рита позвонила в дверь одного знакомого, у которого хотела занять деньги, но боялась уединяться с ним. Его уже трясло от гнева и нетерпения. Она опаздывала на три часа.
– Дрянь! Дрянь! Вот дрянь! – тонким голосом вскрикивал он, открывая дверь. – Какая дрянь! – Он распахнул ее. Рита стояла перед ним, покачиваясь на каблуках, выше его на целую голову, а звонок продолжал звенеть.
– Кажется, у меня запала кнопка и поэтому не перестает звонок… – сказала она.
– Аа-а!!! – вскричал ее знакомый и побежал назад в свою квартирку.
Она, как будто перешагивая грязь, стала ступать за ним, прижимая локтем сумочку и озираясь, как в музее:
– Я еле пришла.
Он, нервно порывшись в кухонном столе, пробежал обратно мимо нее с ножом. Звонок звенел, не переставая. Ножом он пытался выковырнуть кнопку, но ничего не получалось. Совсем доведенный, он резанул по проводу, и звон прекратился.
В тишине Рита стояла у коридорной вешалки, интеллигентно поджидая хозяина. Мрачный, лохматый, в кальсонах, он прошел мимо нее. Швырнул нож на подзеркальник рядом с ней.
– Это же невежливо, – тонким, неестественным для нее голосом начала она. – Почему ты в кальсонах? Почему не приглашаешь пройти? – Он ничего не ответил. Он был нездоров и с плохим характером, который ему потом помешал в жизни.
Ушел в дальнюю комнату. Она услышала скрип пружин – значит, лег на кровать и ждет, что она придет к нему. Она не двинулась с места, а занудно заговорила:
– Я опоздала, потому что у нас не свидание какое-то, как ты воображаешь всегда, а я пришла просить взаймы денег. – Она посмотрелась в зеркало, обреченно перевела дыхание. – Ты можешь там не лежать и не ждать, что за дурацкие подходы!
Тут она услышала, как от переполнившей его ненависти приятель стукнул кулаком в стенку. Как бы в ответ.
Она спокойно вздохнула и поморщилась. И все равно не пошла к нему в комнату на пружинящий диван, а даже наоборот – в кухню.
Все в этой квартирке было маленьким, под хозяина: низкие потолки, узкий проход в кухню, пятиметровую, с намертво приклеенной к окнам черной бумагой. Все было подсвечено настольной лампой. Рита хозяйственно поставила чайник на плиту. Уже более ласковым голосом позвала:
– Иди сюда! Попьем чаю! – Потом более резко: – Что ты там лежишь, как дурак!
И хозяин неожиданно тут же возник в дверях, постоял многозначительно, выпятив челюсть и облизывая сухие губы. Внешность у него была с первого взгляда вообще отпугивающая: рост чуть ниже карликовского, широкоскулое лицо с желтой кожей, на что Рита тут же откомментировала:
– Какая у тебя плохая кожа что-то!
Итак, его лицо. На нем все время выступала блуждающая улыбочка, одновременно и подлая, и приниженная, будто он смаргивает, каждую секунду ожидая, что его шлепнут прямо по лицу. Небольшие глаза пронзительно горели, рыжие вкрапины на зрачках – пометины последующих недугов – татарские глаза. Яркий растянутый рот. И волосы у него вечно пачкались, хоть он предпринимал различные ванные процедуры и очень ухаживал за собой, имея внутри какую-то болезнь, постоянно лечился и охал. Жирные свои пряди он любил заворачивать под майку с длинными рукавами.
С унынием оглядев его, такого свирепого и одинокого, но совершенно не жалкого, а даже воинственного и агрессивного деньгодателя, Рита спросила:
– Я прочитала на титульном листе: рассказ «Тик-Так»… – Она наклонилась к задвинутой печатной машинке в углу. – Ты что, решил стать писателем? Разве это приносит деньги?
Он подошел в ней вразвалочку и, с неулыбающимся лицом глядя в улыбающееся Ритино, схватил ее за талию.
– Это же невежливо! – недовольно сказала она. Он немного отпустил. Взгляд его потеплел. Она слегка пихнула его в грудь.
Тогда он уселся тут же в кресло – сделал равнодушное лицо. Забросив одну босую ногу в сандалии на другую, он уставился в стену.
– Какой у тебя тяжелый характер, – сказала Рита. – Если ты себя так бережешь, одень носки. И меняй их каждый час, чтобы всегда были сухие.
Прошла мимо него, чтобы взять чашки. Он опять резко зацепил ее за край платья и стал за него подтягивать девушку к себе.
Рите стало жалко платья, что он порвет последний подол, так энергично и сильно он его тянул, и она неохотно села ему на колени.
– Ну? Почему ты всегда пристаешь, пристаешь, пристаешь… прямо у дверей!.. Что у тебя там в голове?
Тот вскинул голову, выразительно посмотрел на нее. Она постучала ему по голове. Тогда он ответил:
– А почему ты всегда опаздываешь, опаздываешь, опаздываешь, потом обманываешь, обманываешь, а потом всегда не можешь, не можешь, не можешь?.. – У него был тонкий голос, пародирующий ее манеру говорить.
– Где обманываю? Я пришла занять у тебя небольшое количество денег, я никогда ни у кого не просила взаймы! – Она попыталась встать, чуть оскорбленная, но он держал ее крепко, даже как-то цепко, а она, возвысив голос, заспрашивала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108