А она возвращала его назад.
Господин стоял невдалеке и наблюдал.
Она стала возвращаться к метро. Он окликнул по имени, но ее как засосало по ступенькам в шахту перехода.
Он обнаружил ее на платформе, – сверкая одеяниями, Рита пошла сначала в одну сторону, потом в другую.
По-безумному накрашена, неровно, как трагический клоун, тянула за собой несколько пакетов с мусором и что-то иногда протяжно завывала, принимаясь петь то одну, то другую песню. Часто незнакомую, например:
– …кровь с мостовых да не смыва-а-е-е-тся! – И так несколько раз, или: – Пойду в аптеку, куплю яду, аптека яду не дает, а я молоденькая девчонка, любовь с ума меня сведет!.. – Бросала на полуфразе. – Ты ее с собою не зови, у нее гранитный камушек внутри! – Или, остановившись, как заклинание, вдохновенно повторяла самой себе: – Сердце бьется, бьется, бьется и добьется своего!!!
Господин нелепо смотрелся на платформе в своих вызывающе богатых одеждах, в пальто с необычным воротником – он много лет не был в метро и чувствовал себя там неуверенно, тем более что люди глядели на него почти с ненавистью.
К платформе подошел поезд. Она впрыгнула в вагон. Он – за ней. Она пошла в конец вагона туда, где места на трех. Положила все свои пакеты. Люди брезговали и отшарахивались от нее. Она не замечала зла – села, положила все свои тюки на лавку, прилегла на них, закрыла глаза и тут же открыла, не умея спать. Вся переливаясь под электрическим светом, не отводила глаз ни под чьим взглядом и досматривала в людей до конца. Грязными пальцами нервически вытягивала прядь за прядью слипшиеся волосы из-под короны. Потом подробно развязала бинт на руке, проверила рану всем напоказ, что даже кто-то охнул. Потом опять прилегла, положив руку и ногу на свои пакеты для контроля. Господин подкрался к ней совсем близко.
Вдруг в вагоне, как это часто бывает, выключили свет, и он положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула у него под рукой, как, бывает, вздрагивают кошки и замирают, чтобы потом улучить момент и вырваться.
На станции, когда двери раскрылись, она выскочила и побежала по платформе, в ужасе не переставая кричать. Он догнал, схватил ее. Она, падая спиной ему на руки, ослепляя блеском резко треснувшей короны, кричала:
– Коты-коты-коты-коты-коты-коты!.. – Вокруг собрались несколько человек. Он потащил ее – она завывала, сопротивлялась, но пакеты из рук не выпускала. На улице он прислонил ее к дереву.
Лицо ее застыло в трагическую маску. Она жалобно заговорила, будто не узнавая его.
Рита (торжественно): Москва. Власть не очень защищает. Таких, как я! В городе происходят странные, как инсценировки, самоубийства, несчастные случаи… Разве в наше время в Москве правительство разрешило вам такую казнь?
Господин сильно поплохел за это время: глаза остекленели, желтая кожа, затемненные очки. Он снял очки. Тогда она заговорила с ним по-новому, жалобно, словно увидела другого человека.
Рита: Я и так без никого. Меня обозвали тут на улице. Собака погналась за мной, пыталась укусить, так холодно! И вы вместо поддержки в этом краю, в этой местности хватаете меня! Мне всегда так нравилось слушать, как голос дикторши в вагоне объявлял: «Станция „Ба-а-а-а-бушкинская"». Правда, красиво?
Господин: Да.
Рита: А что? У меня нет последнего желания?
Господин: Желания не выполняем.
-«ПРОЩАЙ, ГОСПОДИН!»
Уже наступала ночь, когда они вошли в Ритину квартиру. С кровати повскакивали и разбежались в разные стороны и в окно несколько котов. В квартире – разруха. Вслед за Господином с Ритой трое мужчин внесли много-много цветов в вазах, заставили ими всю комнату, ушли не прощаясь. Господин подробно закрыл дверь на все замки и засовы. Рита покорно сидела за столом и шевелила пальцем сломавшийся бутон от розы. Иногда принималась петь.
Господин: Сейчас выпьем шампанского.
Рита: Нельзя пить цветную воду.
Он сел за стол напротив нее.
Рита (разглядывая его): Здравствуйте. Вас, наверно, разыграли, но мы не знаем, кто вы такой, – вдруг сказала она, как в радио.
Господин горестно вздохнул, открыл бутылку шампанского.
Господин: Какой тост?
Рита: Тост, но ты его не расшифруешь никогда.
Господин: Какой?
Рита: За потерянный солнцем рай!
Он выпил один. Вытер сухой рот.
Господин: Я люблю тебя.
Рита: Любовь… ну, это не мясо, но что-то кровавое.
На рояле под стеклом лежала посмертная маска и руки Ленина.
Рита (склоняясь над маской): Родина превыше всего. Рыба в воде, мои серьги со мной. Давайте, спрашивайте меня, я перечислю свои незаживающие раны. И ничего с ними нельзя поделать. Я ими ранена. (Пауза, опять заговорила, быстро-быстро.) Имела склонность к поджогам, была чувствительна, если вдруг не замечали и не ценили – сразу внутренне плакала. Возбуждалась, когда били по лицу, несильно!.. Старея, научилась ценить молодую кожу на молодых лицах, даже прыщи казались показателем здоровья. Когда хватали за волосы на затылке, как кошку, цепенела, становилась ручной… А вы выдирайте, выдирайте поразившие вас фразы!
На столе она нашла рассыпанные таблетки, проглотила одну. Остальные Господин поспешно смахнул на пол.
Рита: Таблетка – это как стакан водки, который пьют за упокой души. Надоело говорить внутри себя, поэтому-то я с вами. И не мешайте моей искренности повторять эти мои слова.
Господин: Любимая.
Рита: У нас похожи с ней голоса.
Господин: С кем?
Рита: Уходишь из дома, возвращаешься, а они выпили без тебя полвазы воды, неприятно мне, что они что-то делают без меня, – сказала она про букет цветов в банке.
Он подошел к окну. С высокого этажа открывалась вся Москва.
Рита: Не смотри в окно на дорогу! Потому что там лежат сбитые собаки и кошки. Их никогда не прячут. Рассматривание мертвого старит – я всегда отворачиваюсь!
Господин: Посмотри, что с тобою стало. Что у тебя с рукой?
Рита: Это вместо бриллиантов! (Поправляет бинт на ране.)
Господин: Как ты будешь без меня?
Рита: Я же вам написала письмо на лобовом стекле машины. Прощальное письмо!.. Уже давно без вас!
Он одел, вздыхая, свои зловещие очки.
Рита: Раз так, то так. Раз так, то так. Девушка в белом. Иногда девушка в красном. Успокой себя сама, говорю я себе.
Господин: Я в тебе не ошибся. Иди сюда.
Рита: Эх, кончается работа…
Он стал закатывать ей рукав.
Рита (кричит и сжимает колени): Только без взаимности!
Господин (разглядывая ее руки в болячках, царапинах и ссадинах): Отчего у тебя такие руки?
Рита (быстро): Уже спрашивали! Я работала в саду.
Он крепко схватил ее за запястье.
Она закричала, стала руку вырывать, он ее крепко сжал.
Рита: Нет такой Богини, которая бы вступилась за меня хоть на час!.. Где она? Нужна Новая Богиня для такой, как я… А что, у меня нет последнего желания?!!
Господин (покрываясь испариной, нервничая):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Господин стоял невдалеке и наблюдал.
Она стала возвращаться к метро. Он окликнул по имени, но ее как засосало по ступенькам в шахту перехода.
Он обнаружил ее на платформе, – сверкая одеяниями, Рита пошла сначала в одну сторону, потом в другую.
По-безумному накрашена, неровно, как трагический клоун, тянула за собой несколько пакетов с мусором и что-то иногда протяжно завывала, принимаясь петь то одну, то другую песню. Часто незнакомую, например:
– …кровь с мостовых да не смыва-а-е-е-тся! – И так несколько раз, или: – Пойду в аптеку, куплю яду, аптека яду не дает, а я молоденькая девчонка, любовь с ума меня сведет!.. – Бросала на полуфразе. – Ты ее с собою не зови, у нее гранитный камушек внутри! – Или, остановившись, как заклинание, вдохновенно повторяла самой себе: – Сердце бьется, бьется, бьется и добьется своего!!!
Господин нелепо смотрелся на платформе в своих вызывающе богатых одеждах, в пальто с необычным воротником – он много лет не был в метро и чувствовал себя там неуверенно, тем более что люди глядели на него почти с ненавистью.
К платформе подошел поезд. Она впрыгнула в вагон. Он – за ней. Она пошла в конец вагона туда, где места на трех. Положила все свои пакеты. Люди брезговали и отшарахивались от нее. Она не замечала зла – села, положила все свои тюки на лавку, прилегла на них, закрыла глаза и тут же открыла, не умея спать. Вся переливаясь под электрическим светом, не отводила глаз ни под чьим взглядом и досматривала в людей до конца. Грязными пальцами нервически вытягивала прядь за прядью слипшиеся волосы из-под короны. Потом подробно развязала бинт на руке, проверила рану всем напоказ, что даже кто-то охнул. Потом опять прилегла, положив руку и ногу на свои пакеты для контроля. Господин подкрался к ней совсем близко.
Вдруг в вагоне, как это часто бывает, выключили свет, и он положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула у него под рукой, как, бывает, вздрагивают кошки и замирают, чтобы потом улучить момент и вырваться.
На станции, когда двери раскрылись, она выскочила и побежала по платформе, в ужасе не переставая кричать. Он догнал, схватил ее. Она, падая спиной ему на руки, ослепляя блеском резко треснувшей короны, кричала:
– Коты-коты-коты-коты-коты-коты!.. – Вокруг собрались несколько человек. Он потащил ее – она завывала, сопротивлялась, но пакеты из рук не выпускала. На улице он прислонил ее к дереву.
Лицо ее застыло в трагическую маску. Она жалобно заговорила, будто не узнавая его.
Рита (торжественно): Москва. Власть не очень защищает. Таких, как я! В городе происходят странные, как инсценировки, самоубийства, несчастные случаи… Разве в наше время в Москве правительство разрешило вам такую казнь?
Господин сильно поплохел за это время: глаза остекленели, желтая кожа, затемненные очки. Он снял очки. Тогда она заговорила с ним по-новому, жалобно, словно увидела другого человека.
Рита: Я и так без никого. Меня обозвали тут на улице. Собака погналась за мной, пыталась укусить, так холодно! И вы вместо поддержки в этом краю, в этой местности хватаете меня! Мне всегда так нравилось слушать, как голос дикторши в вагоне объявлял: «Станция „Ба-а-а-а-бушкинская"». Правда, красиво?
Господин: Да.
Рита: А что? У меня нет последнего желания?
Господин: Желания не выполняем.
-«ПРОЩАЙ, ГОСПОДИН!»
Уже наступала ночь, когда они вошли в Ритину квартиру. С кровати повскакивали и разбежались в разные стороны и в окно несколько котов. В квартире – разруха. Вслед за Господином с Ритой трое мужчин внесли много-много цветов в вазах, заставили ими всю комнату, ушли не прощаясь. Господин подробно закрыл дверь на все замки и засовы. Рита покорно сидела за столом и шевелила пальцем сломавшийся бутон от розы. Иногда принималась петь.
Господин: Сейчас выпьем шампанского.
Рита: Нельзя пить цветную воду.
Он сел за стол напротив нее.
Рита (разглядывая его): Здравствуйте. Вас, наверно, разыграли, но мы не знаем, кто вы такой, – вдруг сказала она, как в радио.
Господин горестно вздохнул, открыл бутылку шампанского.
Господин: Какой тост?
Рита: Тост, но ты его не расшифруешь никогда.
Господин: Какой?
Рита: За потерянный солнцем рай!
Он выпил один. Вытер сухой рот.
Господин: Я люблю тебя.
Рита: Любовь… ну, это не мясо, но что-то кровавое.
На рояле под стеклом лежала посмертная маска и руки Ленина.
Рита (склоняясь над маской): Родина превыше всего. Рыба в воде, мои серьги со мной. Давайте, спрашивайте меня, я перечислю свои незаживающие раны. И ничего с ними нельзя поделать. Я ими ранена. (Пауза, опять заговорила, быстро-быстро.) Имела склонность к поджогам, была чувствительна, если вдруг не замечали и не ценили – сразу внутренне плакала. Возбуждалась, когда били по лицу, несильно!.. Старея, научилась ценить молодую кожу на молодых лицах, даже прыщи казались показателем здоровья. Когда хватали за волосы на затылке, как кошку, цепенела, становилась ручной… А вы выдирайте, выдирайте поразившие вас фразы!
На столе она нашла рассыпанные таблетки, проглотила одну. Остальные Господин поспешно смахнул на пол.
Рита: Таблетка – это как стакан водки, который пьют за упокой души. Надоело говорить внутри себя, поэтому-то я с вами. И не мешайте моей искренности повторять эти мои слова.
Господин: Любимая.
Рита: У нас похожи с ней голоса.
Господин: С кем?
Рита: Уходишь из дома, возвращаешься, а они выпили без тебя полвазы воды, неприятно мне, что они что-то делают без меня, – сказала она про букет цветов в банке.
Он подошел к окну. С высокого этажа открывалась вся Москва.
Рита: Не смотри в окно на дорогу! Потому что там лежат сбитые собаки и кошки. Их никогда не прячут. Рассматривание мертвого старит – я всегда отворачиваюсь!
Господин: Посмотри, что с тобою стало. Что у тебя с рукой?
Рита: Это вместо бриллиантов! (Поправляет бинт на ране.)
Господин: Как ты будешь без меня?
Рита: Я же вам написала письмо на лобовом стекле машины. Прощальное письмо!.. Уже давно без вас!
Он одел, вздыхая, свои зловещие очки.
Рита: Раз так, то так. Раз так, то так. Девушка в белом. Иногда девушка в красном. Успокой себя сама, говорю я себе.
Господин: Я в тебе не ошибся. Иди сюда.
Рита: Эх, кончается работа…
Он стал закатывать ей рукав.
Рита (кричит и сжимает колени): Только без взаимности!
Господин (разглядывая ее руки в болячках, царапинах и ссадинах): Отчего у тебя такие руки?
Рита (быстро): Уже спрашивали! Я работала в саду.
Он крепко схватил ее за запястье.
Она закричала, стала руку вырывать, он ее крепко сжал.
Рита: Нет такой Богини, которая бы вступилась за меня хоть на час!.. Где она? Нужна Новая Богиня для такой, как я… А что, у меня нет последнего желания?!!
Господин (покрываясь испариной, нервничая):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108