Шарф шевелился на земле. Она подняла и замотала ему руки. Оглядываясь, закричала: – Помогите, помогите!.. – Вороны разлетелись. Взлетное поле с самолетами растворилось из-за сплошного снегопада. Мужчина не просыпался, заваливаясь все сильнее и сильнее на бок, и не было сил удержать его.
ОТСТУПЛЕНИЕ 5
В огромной с высокими потолками белой комнате лежал Михаил. В черном костюме, белой рубашке, с зализанными волосами, в блестящих ботинках – на столе. Окно было раскрыто настежь, будто проветривали помещение, отчего волосы шевелились у него на голове, как у живого.
В комнате на стуле сидел Господин и вглядывался в лицо сына.
Он стал слышать странный звук – и звук этот стал нарастать. То ли стон, то ли плач его Михаила. И нарастал он откуда-то сверху.
– Ри! Ри!.. – неслось отовсюду и ниоткуда конкретно.
Господин встал и выглянул в соседнюю комнату – там сидели женщины в черном, мужчины стояли отдельно у окна. Он захлопнул дверь. Стон опять вернулся, уже отчетливее:
– Рита! Рита! Рита!.. – плакал голос его сына. Тогда Господин наклонился к нему, сказал:
– Сейчас-сейчас… – закатал у мертвого рукав пиджака и сделал ему укол, достав заготовленный для себя шприц.
Отбросил в угол далеко от себя шприц, закрыл лицо рукой, отошел.
И действительно, стон Михаила стал затихать, меняться на облегчительный вздох и совсем стал неслышим для Господина, как будто душе умершего стало небольно…
Дома Рита легла в ванну. Брала и роняла в воду книги, не пытаясь читать. Если она поворачивала голову в одну сторону – капля крови сползала по белому скату прямо перед ее глазами, в другую – та же капля крови медленно проползала мимо ее зрачков.
Осев на дне, книги просвечивали своими названиями сквозь толщу воды. Надела белое платье и фату, которые, оказывается, хранила в сундуке. Наряженная, легла на кровать, навела на себя маленькое ручное зеркало и, обращаясь к своему отражению, говорила:
– Это ее последнее изображение. Больше ее никто не видел! Ни на дальних расстояниях, ни на ближних… А что, разве вы ничего не знаете, что Рита двадцать пятого числа умерла?..
Потом она встала, резала лимоны на дольки и раскладывала их по книгам между страницами. Потом пошла на лестницу. Найдя хоть один окурок на ступеньках, тут же докуривала его. Ее спугнул гул лифта… Она прыгнула назад в свою разгромленную квартирку. Легла на подоконник, целуя себя в плечи… Потом сама себе целовала руки, как будто сама себя жалея, ведь никто ее больше не мог утешить.
Очнулась от резкого телефонного звонка. Голос в трубке сказал:
– Ну, хорошо, сегодня в пять. Но только две минуты! – И раздались гудки.
Она посмотрела на часы на стене – без пяти минут пять – но еще не светало. Она стала готовиться, подвела глаза, губы и румяна. На спутанных волосах старательно усаживала фату с небольшой короной с искусственными бриллиантами, она съезжала набок. Ровно в пять позвонили в дверь. На пороге стоял Михаил: бледный, в несвойственном ему, как дедушкином, костюме, в белой рубашке. Он, постояв, вежливо зашел. Сел за стол, она пододвинула ему чашку с чаем. Он ласково и зачарованно посмотрел на нее, как издалека. А она, сложив руки на шее, смотрела на него. Он наклонил голову. Сказал не своим, а совсем молодым-молодым голосом, как детским:
– Там так весело! Но я не встретил Георгия.
В часах что-то зашипело – вдруг время истекло, и он встал, как солдатик. Механическими шагами вышел, даже не оглянувшись. Дверь скрипнула, и он исчез.
Она закричала.
В открытое окно намело небольшой сугроб. На подоконнике сидела ворона. Длинная занавеска выворачивалась наружу. Ветром ее задуло в огонь на плите, который она не выключала… Занавеска загорелась. Когда она уходила, один раз оглянулась с улицы: в окне полыхали теплым огнем занавески.
На ветровом стекле, засыпанном снегом, она написала указательным пальцем: «Не ищите меня никогда. Ри…» – но имя не дописала, отвлекаясь на карканье ворон в небе.
Снегопад засыпал надпись.
Она тронулась не спеша, присматриваясь к земле, подбирая на ходу бумажки, увлекаясь и отдаляясь, все дальше и дальше от дома, собирая мусор в красивую лакированную сумку, которую когда-то носила в «мирной» жизни. Постепенно в нее набиралось – торчали пакеты из-под молока, грязные и мокрые упаковки, даже туфель на высоком каблуке…
Господин подъехал к дому Маргариты. Он был совсем один. Он посигналил под ее окнами своей «специальной» трелью. Вышел из машины, вгляделся в пустое окно – оно было раскрыто, и ветер выворачивал и трепал длинную белую занавеску, обгорелую с одного края. Несколько ворон, каркая в наступающих сумерках, летали вокруг окна – занавеска мешала им сесть. Старая женщина с мусорным ведром сказала ему с досадою и укоризненно:
– Она ходит с колбасой у метро.
Сначала Господин увидел, как компания из уличных пьянчужек-полубомжей, двух мужчин и опухшей женщины, собравшись в кружок, у стены с вытяжкой, ели Ритину колбасу. Рядом с ними лежало еще несколько палок. Сама же Рита была им установлена тут же невдалеке. С тремя пакетами и клеенчатой сумкой в руках. На белых волосах у нее вместо шапки была посажена корона с ободранными блестками и свисающими вдоль нарумяненных щек гирляндами бус. Множество громоздких поддельных украшений, как будто взятых из театра: перстни с выпавшими камнями, ожерелье из поддельного жемчуга, как монисто, одетое на него еще одно ожерелье. Серебристая, сверкающая на скудном солнце накидка, порванная в нескольких местах, туфли на высоких расщепленных каблуках – ничего это не могло согреть ее в такой мороз, но она не дрожала. Мальчишки бежали вслед и плевались в нее из трубочек. Она им говорила:
– Оставьте меня!
Под порывом ветра плащик вспыхнул, под ним было надето белое платье, как у Снежной королевы. Она свернула в переулок. Господин – за ней, все желая заглянуть в лицо, но видя только сутуловатую худую спину. Началась поземка. Она периодически залезала в полуподвальные ниши у окон, тянула свою руку, всю в болячках и перстнях, сквозь решетки, чтобы достать, например, полусгнивший пакет… Так они дошли до продуктового магазина. Видно было, что она боялась в него зайти, стояла и заглядывала в дверь своим острым лицом. Из магазина вышла уборщица и стала курить, глядя вдаль. Рита забеспокоилась: под ногами у женщины валялся очередной пакет, из которого вышел крупный таракан в сторону дверей. Она взяла его двумя пальцами, не убивая, не давя, положила обратно в пустую картонку.
– Видите, – негромко заговорила Рита, заискивающе глядя на уборщицу, – что вам тут подбрасывают! – Таракан стал выползать опять. – Вот вы видите, видите, какое!!! – уже громче восклицала она, захватывая насекомое пальцами и вкладывая его назад в упаковку, откуда оно вырывалось снова и пыталось убежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
ОТСТУПЛЕНИЕ 5
В огромной с высокими потолками белой комнате лежал Михаил. В черном костюме, белой рубашке, с зализанными волосами, в блестящих ботинках – на столе. Окно было раскрыто настежь, будто проветривали помещение, отчего волосы шевелились у него на голове, как у живого.
В комнате на стуле сидел Господин и вглядывался в лицо сына.
Он стал слышать странный звук – и звук этот стал нарастать. То ли стон, то ли плач его Михаила. И нарастал он откуда-то сверху.
– Ри! Ри!.. – неслось отовсюду и ниоткуда конкретно.
Господин встал и выглянул в соседнюю комнату – там сидели женщины в черном, мужчины стояли отдельно у окна. Он захлопнул дверь. Стон опять вернулся, уже отчетливее:
– Рита! Рита! Рита!.. – плакал голос его сына. Тогда Господин наклонился к нему, сказал:
– Сейчас-сейчас… – закатал у мертвого рукав пиджака и сделал ему укол, достав заготовленный для себя шприц.
Отбросил в угол далеко от себя шприц, закрыл лицо рукой, отошел.
И действительно, стон Михаила стал затихать, меняться на облегчительный вздох и совсем стал неслышим для Господина, как будто душе умершего стало небольно…
Дома Рита легла в ванну. Брала и роняла в воду книги, не пытаясь читать. Если она поворачивала голову в одну сторону – капля крови сползала по белому скату прямо перед ее глазами, в другую – та же капля крови медленно проползала мимо ее зрачков.
Осев на дне, книги просвечивали своими названиями сквозь толщу воды. Надела белое платье и фату, которые, оказывается, хранила в сундуке. Наряженная, легла на кровать, навела на себя маленькое ручное зеркало и, обращаясь к своему отражению, говорила:
– Это ее последнее изображение. Больше ее никто не видел! Ни на дальних расстояниях, ни на ближних… А что, разве вы ничего не знаете, что Рита двадцать пятого числа умерла?..
Потом она встала, резала лимоны на дольки и раскладывала их по книгам между страницами. Потом пошла на лестницу. Найдя хоть один окурок на ступеньках, тут же докуривала его. Ее спугнул гул лифта… Она прыгнула назад в свою разгромленную квартирку. Легла на подоконник, целуя себя в плечи… Потом сама себе целовала руки, как будто сама себя жалея, ведь никто ее больше не мог утешить.
Очнулась от резкого телефонного звонка. Голос в трубке сказал:
– Ну, хорошо, сегодня в пять. Но только две минуты! – И раздались гудки.
Она посмотрела на часы на стене – без пяти минут пять – но еще не светало. Она стала готовиться, подвела глаза, губы и румяна. На спутанных волосах старательно усаживала фату с небольшой короной с искусственными бриллиантами, она съезжала набок. Ровно в пять позвонили в дверь. На пороге стоял Михаил: бледный, в несвойственном ему, как дедушкином, костюме, в белой рубашке. Он, постояв, вежливо зашел. Сел за стол, она пододвинула ему чашку с чаем. Он ласково и зачарованно посмотрел на нее, как издалека. А она, сложив руки на шее, смотрела на него. Он наклонил голову. Сказал не своим, а совсем молодым-молодым голосом, как детским:
– Там так весело! Но я не встретил Георгия.
В часах что-то зашипело – вдруг время истекло, и он встал, как солдатик. Механическими шагами вышел, даже не оглянувшись. Дверь скрипнула, и он исчез.
Она закричала.
В открытое окно намело небольшой сугроб. На подоконнике сидела ворона. Длинная занавеска выворачивалась наружу. Ветром ее задуло в огонь на плите, который она не выключала… Занавеска загорелась. Когда она уходила, один раз оглянулась с улицы: в окне полыхали теплым огнем занавески.
На ветровом стекле, засыпанном снегом, она написала указательным пальцем: «Не ищите меня никогда. Ри…» – но имя не дописала, отвлекаясь на карканье ворон в небе.
Снегопад засыпал надпись.
Она тронулась не спеша, присматриваясь к земле, подбирая на ходу бумажки, увлекаясь и отдаляясь, все дальше и дальше от дома, собирая мусор в красивую лакированную сумку, которую когда-то носила в «мирной» жизни. Постепенно в нее набиралось – торчали пакеты из-под молока, грязные и мокрые упаковки, даже туфель на высоком каблуке…
Господин подъехал к дому Маргариты. Он был совсем один. Он посигналил под ее окнами своей «специальной» трелью. Вышел из машины, вгляделся в пустое окно – оно было раскрыто, и ветер выворачивал и трепал длинную белую занавеску, обгорелую с одного края. Несколько ворон, каркая в наступающих сумерках, летали вокруг окна – занавеска мешала им сесть. Старая женщина с мусорным ведром сказала ему с досадою и укоризненно:
– Она ходит с колбасой у метро.
Сначала Господин увидел, как компания из уличных пьянчужек-полубомжей, двух мужчин и опухшей женщины, собравшись в кружок, у стены с вытяжкой, ели Ритину колбасу. Рядом с ними лежало еще несколько палок. Сама же Рита была им установлена тут же невдалеке. С тремя пакетами и клеенчатой сумкой в руках. На белых волосах у нее вместо шапки была посажена корона с ободранными блестками и свисающими вдоль нарумяненных щек гирляндами бус. Множество громоздких поддельных украшений, как будто взятых из театра: перстни с выпавшими камнями, ожерелье из поддельного жемчуга, как монисто, одетое на него еще одно ожерелье. Серебристая, сверкающая на скудном солнце накидка, порванная в нескольких местах, туфли на высоких расщепленных каблуках – ничего это не могло согреть ее в такой мороз, но она не дрожала. Мальчишки бежали вслед и плевались в нее из трубочек. Она им говорила:
– Оставьте меня!
Под порывом ветра плащик вспыхнул, под ним было надето белое платье, как у Снежной королевы. Она свернула в переулок. Господин – за ней, все желая заглянуть в лицо, но видя только сутуловатую худую спину. Началась поземка. Она периодически залезала в полуподвальные ниши у окон, тянула свою руку, всю в болячках и перстнях, сквозь решетки, чтобы достать, например, полусгнивший пакет… Так они дошли до продуктового магазина. Видно было, что она боялась в него зайти, стояла и заглядывала в дверь своим острым лицом. Из магазина вышла уборщица и стала курить, глядя вдаль. Рита забеспокоилась: под ногами у женщины валялся очередной пакет, из которого вышел крупный таракан в сторону дверей. Она взяла его двумя пальцами, не убивая, не давя, положила обратно в пустую картонку.
– Видите, – негромко заговорила Рита, заискивающе глядя на уборщицу, – что вам тут подбрасывают! – Таракан стал выползать опять. – Вот вы видите, видите, какое!!! – уже громче восклицала она, захватывая насекомое пальцами и вкладывая его назад в упаковку, откуда оно вырывалось снова и пыталось убежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108