В эти дни, появляясь в суде, я, сорокапятилетний, оказываюсь самым пожилым человеком в зале, если не считать судьи.
Первый вызов Дэвида в суд — и он предстал перед обычным зверинцем. Это происходило в понедельник утром, и на обсуждении числилось сорок пять дел. В течение часа некоторые из обвиняемых, вероятно, признают себя виновными, некоторые дела будут перенесены на другие дни, и какой-нибудь несчастный сукин сын, не успевший вовремя выбраться отсюда, должно быть, скажет: «Доброе утро, леди и джентльмены. Я хочу поздравить вас с вашим сегодняшним присутствием в суде. В дни, когда многие люди стараются уклониться от своего долга присяжных заседателей, все вы заслуживаете похвалы...»
Генри мог сегодня не волноваться. Наше дело стояло почти в самом конце списка, и никто не ожидал от нас согласия на суд при первом же обсуждении. Максимум, что судья мог сделать сегодня, — это отклонить несколько из поданных Генри ходатайств. Это был удобный случай просмотреть досье, собранное обвинением, и начать работу по досудебной договоренности сторон. Я нашел Генри за судебным барьером, он читал досье, которое лежало у него на коленях.
Подошел Джавьер Эскаланте и поздоровался со мною за руку. Я не знал никого, кто недолюбливал бы Джавьера, даже среди тех многих адвокатов, которые проигрывали ему на процессах. Когда-нибудь он выставит свою кандидатуру на вакантное место судьи и будет избран. То, что говорил он мне в тот день, было неуместным, но он попросту сказал то, что хотел сказать. Для него было бы неестественным выражать сожаление по поводу того, что он участвует в обвинении моего сына, но все его поведение выказывало именно это. Тон его сгодился бы для утешения вдовы на заупокойной мессе. Джавьер Эскаланте — это вежливый джентльмен старой школы, хотя сама эта школа закрылась задолго до его рождения.
Нора Браун не стала подходить ко мне. Она обернулась всего лишь раз со своего места за столом обвинителей, холодно меня оглядела и отвернулась.
Вокруг нас царил хаос. Стол государственного обвинителя был завален папками. Адвокаты копались в них, разыскивая досье на своих подзащитных. Кое-кто из адвокатов дожидались очереди, чтобы переговорить с одним из трех обвинителей, приписанных к этому суду, или стояли, облокотившись на барьер, и беседовали со своими клиентами.
За барьером находились двенадцать подсудимых — в серых одеждах, прикованные наручниками к креслам. Это были те из сорока пяти обвиняемых, которых доставили сюда из тюрьмы, где все они содержались до судебного решения, поскольку не в состоянии были уплатить сумму залога. Большинство из них выглядели уставшими. Две трети, по всей видимости, принадлежали к ветеранам судебного зала. Они по большей части дожидались «согласованного признания» и отправки в Техасскую исправительную колонию. Двое или трое из них, которые выглядели особенно недовольными, вовсе не принадлежали к числу несправедливо обвиненных, — им попросту не нравились те предложения, которые были им сделаны по досудебной договоренности.
Немногочисленная публика состояла, в основном, из родственников обвиняемых. Четверо или пятеро репортеров, сидевших среди публики, находились здесь из-за Дэвида. Газетчики явились сюда со своими блокнотами. Тележурналисты, оставив операторов в холле, казались безоружными. Один из газетных репортеров подошел ко мне сразу же, как только удалился Джавьер.
— Комментарии? — без лишних слов спросил он.
Ден был старожилом суда. Костюм его, вероятно, выглядел щегольски где-то в начале шестидесятых.
— Я не знаю, Ден, неужели ты думаешь, что я скажу тебе какую-нибудь чепуху, вроде той, будто «верю, что мой сын обязательно будет оправдан» или «убежден, что наша система правосудия продемонстрирует свою результативность»?
Он, похоже, задумался.
— Мне положено восхвалять эту систему. В конце концов, ведь ты ее и олицетворяешь.
— Ты можешь процитировать мои слова.
Он отошел, быстро записывая что-то в своем блокноте.
Дэвид сидел в первом ряду, напротив судейского места. Сзади казалось, что он сидит так прямо, будто старается смотреть поверх голов тех, кто находились перед ним. Лоис была с ним рядом. Я пытался отговорить ее от сегодняшнего посещения, ссылаясь на то, что в этот день ничего произойти не должно, но она меня не послушала. Виктории, жены Дэвида, не было. Дэвид даже намеком не показал, как выдвинутое против него обвинение сказалось на их семейной жизни.
Он оделся, словно для служебного интервью. Встав рядом с ним, я заметил, что его туфли начищены до блеска, а костюм аккуратно отглажен. Дэвид был хорошо выбрит и выглядел свежим. Эффект заключался в том, чтобы придать ему вид совсем юного человека — мальчишки, впервые надевшего мужскую одежду. Когда Дэвид взглянул на меня, выражение его лица меня испугало. Казалось, он абсолютно спокоен.
— Привет, па! — дружелюбно сказал он и снова с жадностью начал разглядывать происходящее за судебным барьером. Он внимательно изучал лица адвокатов, подсудимых и клерков, как будто ему впервые представилась такая счастливая возможность посмотреть на работу правосудия.
Лоис была одета, как для заупокойной службы или официального ужина. Плотно сжав губы, она взглянула на меня из-за спины Дэвида. Когда был вынесен обвинительный вердикт, она ясно дала мне понять свои чувства.
— Я знаю, знаю, — сказал я ей. — Теперь все осложнилось. Было бы хорошо, если бы большое жюри признало ее историю неправдоподобной, но, очевидно, они решили иначе. Однако все будет о'кей. Джавьер должен был что-то дать Норе, поэтому он и поручил ей первоначальное обвинение. Он возьмет свое, когда начнутся переговоры по согласованному признанию.
— Ты постоянно твердишь, что ничего не случится, а это надвигается все ближе и ближе, — с горечью сказала Лоис. — Когда же это перестанет выглядеть, как обычное уголовное дело? Ты же знаешь, чем заканчиваются такие обычные дела.
— Сделать так, чтобы дело выглядело обычным, и было частью нашего плана.
Мне необходимо было вытащить из фактов их жало. Истерика Лоис никому не помогла бы. Я не мог признаться ей, до какой степени сам был напуган обвинением.
Теперь в зале суда Лоис попросту смотрела на меня, как на виновника того, что оказалась вместе с сыном в столь опасном месте.
— Генри сказал тебе, что именно должно произойти сегодня? — спросил я у Дэвида.
— Да. Он сказал, что очень немногое, но что мне все равно нужно здесь присутствовать... О! Привет, Линда! — добавил он.
Я не помню, чтобы Линда когда-нибудь предлагала ему называть ее по имени. Мы с Линдой работали вместе в течение десяти лет, но Дэвид никогда не проявлял особого интереса к моей работе. Насколько я мог вспомнить, когда он последний раз приезжал ко мне в офис, то был еще подростком и звал ее не иначе, как миз Аланиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Первый вызов Дэвида в суд — и он предстал перед обычным зверинцем. Это происходило в понедельник утром, и на обсуждении числилось сорок пять дел. В течение часа некоторые из обвиняемых, вероятно, признают себя виновными, некоторые дела будут перенесены на другие дни, и какой-нибудь несчастный сукин сын, не успевший вовремя выбраться отсюда, должно быть, скажет: «Доброе утро, леди и джентльмены. Я хочу поздравить вас с вашим сегодняшним присутствием в суде. В дни, когда многие люди стараются уклониться от своего долга присяжных заседателей, все вы заслуживаете похвалы...»
Генри мог сегодня не волноваться. Наше дело стояло почти в самом конце списка, и никто не ожидал от нас согласия на суд при первом же обсуждении. Максимум, что судья мог сделать сегодня, — это отклонить несколько из поданных Генри ходатайств. Это был удобный случай просмотреть досье, собранное обвинением, и начать работу по досудебной договоренности сторон. Я нашел Генри за судебным барьером, он читал досье, которое лежало у него на коленях.
Подошел Джавьер Эскаланте и поздоровался со мною за руку. Я не знал никого, кто недолюбливал бы Джавьера, даже среди тех многих адвокатов, которые проигрывали ему на процессах. Когда-нибудь он выставит свою кандидатуру на вакантное место судьи и будет избран. То, что говорил он мне в тот день, было неуместным, но он попросту сказал то, что хотел сказать. Для него было бы неестественным выражать сожаление по поводу того, что он участвует в обвинении моего сына, но все его поведение выказывало именно это. Тон его сгодился бы для утешения вдовы на заупокойной мессе. Джавьер Эскаланте — это вежливый джентльмен старой школы, хотя сама эта школа закрылась задолго до его рождения.
Нора Браун не стала подходить ко мне. Она обернулась всего лишь раз со своего места за столом обвинителей, холодно меня оглядела и отвернулась.
Вокруг нас царил хаос. Стол государственного обвинителя был завален папками. Адвокаты копались в них, разыскивая досье на своих подзащитных. Кое-кто из адвокатов дожидались очереди, чтобы переговорить с одним из трех обвинителей, приписанных к этому суду, или стояли, облокотившись на барьер, и беседовали со своими клиентами.
За барьером находились двенадцать подсудимых — в серых одеждах, прикованные наручниками к креслам. Это были те из сорока пяти обвиняемых, которых доставили сюда из тюрьмы, где все они содержались до судебного решения, поскольку не в состоянии были уплатить сумму залога. Большинство из них выглядели уставшими. Две трети, по всей видимости, принадлежали к ветеранам судебного зала. Они по большей части дожидались «согласованного признания» и отправки в Техасскую исправительную колонию. Двое или трое из них, которые выглядели особенно недовольными, вовсе не принадлежали к числу несправедливо обвиненных, — им попросту не нравились те предложения, которые были им сделаны по досудебной договоренности.
Немногочисленная публика состояла, в основном, из родственников обвиняемых. Четверо или пятеро репортеров, сидевших среди публики, находились здесь из-за Дэвида. Газетчики явились сюда со своими блокнотами. Тележурналисты, оставив операторов в холле, казались безоружными. Один из газетных репортеров подошел ко мне сразу же, как только удалился Джавьер.
— Комментарии? — без лишних слов спросил он.
Ден был старожилом суда. Костюм его, вероятно, выглядел щегольски где-то в начале шестидесятых.
— Я не знаю, Ден, неужели ты думаешь, что я скажу тебе какую-нибудь чепуху, вроде той, будто «верю, что мой сын обязательно будет оправдан» или «убежден, что наша система правосудия продемонстрирует свою результативность»?
Он, похоже, задумался.
— Мне положено восхвалять эту систему. В конце концов, ведь ты ее и олицетворяешь.
— Ты можешь процитировать мои слова.
Он отошел, быстро записывая что-то в своем блокноте.
Дэвид сидел в первом ряду, напротив судейского места. Сзади казалось, что он сидит так прямо, будто старается смотреть поверх голов тех, кто находились перед ним. Лоис была с ним рядом. Я пытался отговорить ее от сегодняшнего посещения, ссылаясь на то, что в этот день ничего произойти не должно, но она меня не послушала. Виктории, жены Дэвида, не было. Дэвид даже намеком не показал, как выдвинутое против него обвинение сказалось на их семейной жизни.
Он оделся, словно для служебного интервью. Встав рядом с ним, я заметил, что его туфли начищены до блеска, а костюм аккуратно отглажен. Дэвид был хорошо выбрит и выглядел свежим. Эффект заключался в том, чтобы придать ему вид совсем юного человека — мальчишки, впервые надевшего мужскую одежду. Когда Дэвид взглянул на меня, выражение его лица меня испугало. Казалось, он абсолютно спокоен.
— Привет, па! — дружелюбно сказал он и снова с жадностью начал разглядывать происходящее за судебным барьером. Он внимательно изучал лица адвокатов, подсудимых и клерков, как будто ему впервые представилась такая счастливая возможность посмотреть на работу правосудия.
Лоис была одета, как для заупокойной службы или официального ужина. Плотно сжав губы, она взглянула на меня из-за спины Дэвида. Когда был вынесен обвинительный вердикт, она ясно дала мне понять свои чувства.
— Я знаю, знаю, — сказал я ей. — Теперь все осложнилось. Было бы хорошо, если бы большое жюри признало ее историю неправдоподобной, но, очевидно, они решили иначе. Однако все будет о'кей. Джавьер должен был что-то дать Норе, поэтому он и поручил ей первоначальное обвинение. Он возьмет свое, когда начнутся переговоры по согласованному признанию.
— Ты постоянно твердишь, что ничего не случится, а это надвигается все ближе и ближе, — с горечью сказала Лоис. — Когда же это перестанет выглядеть, как обычное уголовное дело? Ты же знаешь, чем заканчиваются такие обычные дела.
— Сделать так, чтобы дело выглядело обычным, и было частью нашего плана.
Мне необходимо было вытащить из фактов их жало. Истерика Лоис никому не помогла бы. Я не мог признаться ей, до какой степени сам был напуган обвинением.
Теперь в зале суда Лоис попросту смотрела на меня, как на виновника того, что оказалась вместе с сыном в столь опасном месте.
— Генри сказал тебе, что именно должно произойти сегодня? — спросил я у Дэвида.
— Да. Он сказал, что очень немногое, но что мне все равно нужно здесь присутствовать... О! Привет, Линда! — добавил он.
Я не помню, чтобы Линда когда-нибудь предлагала ему называть ее по имени. Мы с Линдой работали вместе в течение десяти лет, но Дэвид никогда не проявлял особого интереса к моей работе. Насколько я мог вспомнить, когда он последний раз приезжал ко мне в офис, то был еще подростком и звал ее не иначе, как миз Аланиз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104