На все эти вопросы имелся один простой ответ. Все дело в том, что Брини Хансон не любил селедку. Терпеть не мог ее вида, вкуса и запаха, особенно в соленом виде, а потому не желал всю жизнь ловить ее, как делали это его отец и дед. Брини всегда придерживался простой и разумной философии: живи и давай жить другим. Он не станет трогать селедку, и тогда селедка оставит в покое его.
Стоило принять такое решение – и дальше жизнь покатилась как по рельсам. После школы – пять лет в военно-морском училище, три – на ледоколах, два – на судах снабжения, потом – торговый флот: сначала матросом на сухогрузах и скотовозах, медленное повышение от должности к должности и наконец капитанская лицензия, вскоре потерянная в пьяной драке в Коулуне. А потом – пробуждение в ночлежке в Маниле, десятилетний пацан, обчистивший его карманы, портовый кабак и бессвязный разговор со старым капитаном Ником Лумберой, после которого он и оказался на «Королеве Батавии» в должности сначала второго, а затем старшего помощника. Потом – девятибалльный шторм в Малаккском проливе, и в самый разгар его – инфаркт и смерть доброго старика Никомедоса. «Королева» тогда везла в Бомбей груз ментоловых пилюль от кашля, и все судно пропахло ими, как палата чахоточного.
Тело Лумберы убрали в холодильник, а Хансон вывел «Королеву» из шторма и доставил пилюли в Бомбей строго по расписанию. Судовладельцы – судоходная компания «Шанхай – Суматра», крошечный филиал морской империи Богартов, – остались им довольны и предложили занять место капитана, не задавая при этом лишних вопросов. В конце концов, не так-то просто найти квалифицированного и опытного моряка, готового без конца водить судно наподобие трамвая между двумя дюжинами примитивных, мелководных портов. Хансон почти без колебаний принял предложение, поскольку знал, что лучшее он вряд ли когда-нибудь получит.
С тех пор прошло уже десять лет. Еще два-три года, и он будет считаться человеком средних лет. Денег не скопил, пенсии не заработал, семьи не завел. «Королеве» почти семьдесят, срок ее службы давно закончился, ремонтировать ее нет смысла, и значит, уже скоро он получит приказ отвести старушку в Аланг – печально знаменитое кладбище кораблей на побережье Индии, которое еще называют «Берегом мертвецов». А вместе с этим истечет срок и его службы, хотя свой конец он найдет не на кладбище кораблей, а, скорее всего, на дне бутылки, выпитой в душной комнате над каким-нибудь баром в Рангуне. Хансон сунул в песок еще один окурок. Просто удивительно, как мало времени ему потребовалось на то, чтобы вспомнить всю свою жизнь.
– Jakolin mo ako!
Люк у левого борта, прямо под крылом мостика, с грохотом распахнулся, и из него вылез Максевени: на лице, сплошь усыпанном веснушками, – черные ручейки машинного масла, волосы забраны под сетку, сделанную из женских колготок.
– Шлюха inang trabaho ito! Ya wee houghmagandie сукин сын! Треклятый ming mowdiewark дерьмоед! – Он отхаркнулся и выплюнул за борт что-то похожее на сгусток дизельного топлива. – Cack-arse hamshanker! У меня уже нутро винтом заворачивается от этой гребаной tam-tiz fanny-bawz хрени! – Он с силой пнул торчащий из палубы грибок вентилятора. – Yah Hoor! Yah pok-pok Ang okie овца mo amoy ang задницу!
Он помолчал немного, а потом на чистом мандаринском наречии помянул родню своего врага вплоть до восемнадцатого колена:
– Cao ni zu zong shi ba dai!
Хансон знал, что старший механик может продолжать в том же духе битый час, ни разу не повторившись.
– Проблемы, Скотти? – окликнул он его.
Максевени задрал голову и посмотрел на него, прищурив и без того маленькие, черные, как бусины, глазки. Он был похож на разъяренного суслика, на которого напялили промасленный комбинезон.
– Я не терплю, когда меня так называют, и ты это отлично знаешь! – рявкнул он с острым, как уксус, и густым, будто патока, эдинбургским акцентом. – Мой папаша был такой же шотландец, как это гребаное корыто – авианосец! А ты лучше заткни пасть!
Он еще раз сплюнул за борт и воинственно уставился на Хансона.
Своим появлением на свет Уильям Тунг Максевени был, по его собственным словам, обязан давней встрече рыжеволосого шотландца-бухгалтера, ведущего строгий учет прибылей от опиумной торговли, и проститутки из Макао по имени Тунг Ло Мей. За прошедшее после их знакомства столетие предки Максевени продолжали с энтузиазмом смешивать расы и национальности, и в результате в китайской прачечной, расположенной на окраине Эдинбурга, родился Уилли. Почти с самого рождения он начал мечтать о том, чтобы оказаться как можно дальше от дождей, туманов и Шотландии, а потому при первой же возможности поступил в матросскую школу в Брантсфилде – ту самую, которую за несколько лет до него закончил Шон Коннери, а уже в четырнадцать лет завербовался мотористом на пароход «Ланаркшир», следовавший в Африку, а оттуда – в Южную Азию. С тех пор Максевени ни разу не был в Шотландии и успел сменить не меньше полусотни судов, пока не застрял на «Королеве Батавии», ставшей ему и домом, и родиной.
«Королева» была гораздо старше всех членов своего экипажа. Еще перед Второй мировой войной ее построили на верфи в Ванкувере, и тогда она называлась патрульным кораблем К-149 класса «Флауер». Во время войны в составе Военно-морских сил Австралии она, то и дело уворачиваясь от японских торпед, возила живую силу и оружие из австралийского Дарвина в Рабаул, Папуа – Новая Гвинея. Конец войны она встретила в Манильском заливе и там же была продана некоему Бернсу Филипсу, давшему ей то имя, что она носила до сих пор. Новый владелец, разрезав ей брюхо, оборудовал в нем грузовой трюм, и после этого двадцать лет «Королева Батавии» возила всякую всячину с одного филиппинского острова на другой.
В начале шестидесятых она пережила еще одну переделку и превратилась в спасательный буксир. Он продолжал работать в тех же краях, отыскивая останки затонувших в войну кораблей, которые еще годились на металлолом. Но вскоре спрос на металлолом упал, и «Королева» опять начала возить грузы с острова на остров и переходить из рук в руки, точно стареющая шлюха. Наконец каким-то чудом, скорее всего просто по недосмотру, она оказалась в собственности компании Богартов.
Это было небольшое суденышко двести футов длиной и тридцать три шириной, с осадкой одиннадцать футов в балласте. Когда-то оно было оснащено и глубинными бомбами, и четырехдюймовым носовым орудием, и многоствольным зенитным пулеметом, и парой двадцатимиллиметровых пушек. Сейчас от всего этого богатства на «Королеве» осталось только старое ружье двенадцатого калибра в каюте у капитана да еще несколько средств самообороны, на всякий случай припрятанных в разных местах на палубе. Вместо первоначального экипажа из семидесяти человек теперь на ней работали всего одиннадцать, включая Хансона на мостике и Максевени с его нескладным, молчаливым помощником Куан Конгом из Самоа в машинном отделении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61