другой шулмус, постарше, сидел рядом,
вытянув плохо сросшуюся после той памятной битвы ногу и изумленно качал
головой. Еще несколько детей Ориджа вместе с хохочущими Фальгримом и
Диомедом столпились вокруг спорящих шамана и Асахиро; Ниру,
прихрамывая, руководила приготовлением пищи...
Ну и так далее.
Ах да -- еще пара Блистающих звенела где-то позади моего шатра, и мы с
Единорогом мгновенно узнали характерный лязг с присвистом Волчьей Метлы.
Короче, все было в порядке.
Я поспешил нырнуть в шатер, пока никто не обратил внимания на явление
голого всклокоченного Асмохат-та, невесть зачем высунувшегося из шатра с
мечом в руке -- и со вздохом принялся одеваться.
-- А я, пожалуй, вполне способен примириться с Шулмой,-- заметил Единорог,
укладываясь поверх шкур и задумчиво мерцая обнаженным клинком.-- Правда,
ни тебе подставки, ни угла своего -- хотя к походной жизни я уже привык. Зато
интересно. Шаман этот опять же... Ну что, Асмохат-та будущее смотреть
будем?
-- Будем,-- кивнул я.-- вот только шаровары натяну, да доспех, да доху еще...
Тут из-под дохи донесся сдавленный вопль Обломка, услышанный Единорогом,
а через него -- и мной, так что я торопливо освободил Дзю из мехового пдена и
весьма удивился его первым словам.
-- Чэн, а почему ты жеребец? -- спросил Обломок.
Я предпочел не отвечать, и мы выбрались наружу.
Влетев в самый разгар спора, и не думавшего затихать.
-- Ты что делаешь?! -- кричал Куш-тэнгри, размахивая руками.-- Ты зачем
ориджитов шаманами делаешь?! Глупый ты, совсем глупый, ничего у тебя не
выйдет, да?!.
-- Да,-- соглашался Асахиро, глядя на ориджитов.-- Не выйдет.
-- Тогда зачем учишь?
-- Чему?
-- Как чему? Дышать учишь, стоять учишь, смотреть учишь! Силу из земли
брать учишь! Думаешь, я слепой, не вижу?!
-- Какую-такую силу?! -- злился Асахиро, участия в споре не принимавшем и
потому свистевшем довольно-таки безразлично.-- Дышать учу -- правильно!
Стоять учу -- правильно! У нас этому детей учат! А я ваших оболтусов учу...
-- Только их еще долго учить придется,-- тихо добавил он в сторону по-
кабирски, и Но-дачи согласно сверкнул, плашмя опускаясь ему на плечо.
Куш-тэнгри вроде бы немного поутих, но увидел меня и снова воспылал
праведным гневом.
-- Ты тольо посмотри, великий Асмохат-та, чему твой человек, которого глупые
шулмусы зовут Асахиро-эцэгэ, ориджитов учит! -- обратился он ко мне.
Я посмотрел. Асахиро показал. Шулмусы старались вовсю, стараясь не ударить
в грязь лиуом перед Асмохат-та, и у них более-менее получалось; для первого
раза даже более, чем менее. Ноги они со временем напрягать перестанут, а то,
что грудь на вдохе не выпячивают -- это Асахиро молодец, быстро сумел...
-- Правильно учит,-- одобрил я.-- Не знаю, как шаманов учат, а у нас --
так...Кстати, о шаманах. Куш-тэнгри, скажи на милость, а где остальные
служители Безликого? Что-то я здесь, кроме тебя, ни одного не видел!
-- Ушли,-- лаконично ответил Куш-тэнгри.-- Ты приехал, они узнали и ушли.
-- Это как же понимать?! -- грозно вопросил я, косясь на притихших шулмусов.-
- Они что, не хотят встречаться с Асмохат-та?!
-- Не хотят,-- гнев мой не больно-то испугал Неправильного Шамана.--
Выбирать не хотят. Встреть они вас, пришлось бы им выбирать: Джамуха или
Асмохат-та. Вот они и решили выждать.
-- А ты? Что ж ты не выждал?
-- Я -- Неправильный Шаман. Я не хочу ждать. Я хочу знать. И еще я хочу
увидеть будущее. Будущее Шулмы -- моей родины.
-- А раньше ты его не видел?
-- Видел. И другие шаманы видели. Объединение племен видели, поход на
мягкоруких видели, горящие шатры из камня, добычу, рабов видели... Потом
гурхан Джамуха мне руку своим мечом разрезал. С тех пор я ничего не вижу. У
отдельных людей -- вижу. У всей Шулмы -- не вижу. Ни добычи, ни рабов, ни
побед. Другие видят, а я -- нет. Я вижу чешуйчатую руку, простертую над
Шулмой. И в день твоего прибытия, Асмохат-та, она сжалась в кулак.
Я вспомнил свой сон, где желзная рука нависала над миром в колыбели.
Может быть, это и значит -- видеть будущее?
Нет.
Это оказалось совсем не так.
И не похоже на сон.
5
... Я видел Шулму как бы с высоты птичьего полета. Нет, выше, много выше.
Желто-зеленая степь, рассеченная голубыми клинками рек, на юго-востоке
ограниченная Кулханом, на юго-западе упирающаяся в горы -- и всю Шулму
затягивала неясная дымка, в просветы которой я иногда видел копошащиеся
орды муравьев, снующих по своим муравьиным делам.
И я чувствовал себя богом.
А степь все мерцала, и вереницы деловитых насекомых все текли в какое-то
одно, известное им место, и я понимал -- вот она, ставка гурхана Джамухи
Восьмирукого, вот он, зародыш кровавого похода во имя истины Батин!
Дымка, скрывавшая Шулму, затрепетала, клубясь розоватыми облачками,
превращаясь в зыбкое светло-багряное марево, и меня словно плетью хлестнуло
-- такую ярость, такую злобу и страх сотен тысяч людей источал этот странный
туман, эта кровавая пелена, так часто застилавшая глаза воинов Шулмы!
Я видел огонь Масуда!
И я чувствовал себя богом.
Ликующим Желтым Мо.
Земля в багровом тумане метнулась в сторону, я на миг зажмурился, а когда
открыл глаза -- подо мной был Круг священного водоема, свободный от
испарений душ человеческих, напоенных злобой, вскормленных расчетливой
яростью воинского ремесла, растлеваемых умелой хитростью Джамухи-
батинита... и робкие змеи красной пелены, заползавшие в этот круг, светлели и
растворялись, впитанные нами; растворялись, перерождаясь, возвращаясь в
мир спокойной уверенностью... зыбкие змеи Шулмы, шипя, умирали в круге
Кабира, давая жизнь новому, неизведанному... и огонь Масуда
противоестественным образом сливался с водой Мунира, ярость -- с радостью,
ремесло -- с искусством...
И вот Круг священного водоема по-прежнему чист и незамутнен, но на границе
с ним все уплотняется, сгущается, накатывается гневный вал цвета дымящейся
крови, грозя захлестнуть Круг приливом древней истины, приливом
Сокровенной Тайны, и я падаю, падаю, падаю...
И я, вопреки всему, чувствовал себя богом.
Палшим богом.
Даже разбившись и перестав существовать.
6
Я вытираю рукавом слезящиеся глаза.
Мы с Куш-тэнгри долго смотрим друг на друга, не снимая рук с Единорога.
Единорог тоже молчит -- он видел. Как и мы.
Молчит Обломок у меня за поясом -- хотя я не знаю, что он видел и видел ли он
хоть что-нибудь.
-- Он в ярости,-- тихо выговорил наконец шаман.-- Я ощущал ярость.
Я кивнул. Я знал, кто -- он.
-- И он в страхе. Я ощущал страх.
Я еще раз кивнул.
-- Джамуха скоро решится. Ты стоишь между ним и мягкорукими. И Джамуха
пойдет на нас.
Я выделил для себя слово "нас". Значит, Неправильный Шаман уже сделал свой
выбор.
-- Спасибо, Куш-тэнгри.
-- За что?
-- За нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
вытянув плохо сросшуюся после той памятной битвы ногу и изумленно качал
головой. Еще несколько детей Ориджа вместе с хохочущими Фальгримом и
Диомедом столпились вокруг спорящих шамана и Асахиро; Ниру,
прихрамывая, руководила приготовлением пищи...
Ну и так далее.
Ах да -- еще пара Блистающих звенела где-то позади моего шатра, и мы с
Единорогом мгновенно узнали характерный лязг с присвистом Волчьей Метлы.
Короче, все было в порядке.
Я поспешил нырнуть в шатер, пока никто не обратил внимания на явление
голого всклокоченного Асмохат-та, невесть зачем высунувшегося из шатра с
мечом в руке -- и со вздохом принялся одеваться.
-- А я, пожалуй, вполне способен примириться с Шулмой,-- заметил Единорог,
укладываясь поверх шкур и задумчиво мерцая обнаженным клинком.-- Правда,
ни тебе подставки, ни угла своего -- хотя к походной жизни я уже привык. Зато
интересно. Шаман этот опять же... Ну что, Асмохат-та будущее смотреть
будем?
-- Будем,-- кивнул я.-- вот только шаровары натяну, да доспех, да доху еще...
Тут из-под дохи донесся сдавленный вопль Обломка, услышанный Единорогом,
а через него -- и мной, так что я торопливо освободил Дзю из мехового пдена и
весьма удивился его первым словам.
-- Чэн, а почему ты жеребец? -- спросил Обломок.
Я предпочел не отвечать, и мы выбрались наружу.
Влетев в самый разгар спора, и не думавшего затихать.
-- Ты что делаешь?! -- кричал Куш-тэнгри, размахивая руками.-- Ты зачем
ориджитов шаманами делаешь?! Глупый ты, совсем глупый, ничего у тебя не
выйдет, да?!.
-- Да,-- соглашался Асахиро, глядя на ориджитов.-- Не выйдет.
-- Тогда зачем учишь?
-- Чему?
-- Как чему? Дышать учишь, стоять учишь, смотреть учишь! Силу из земли
брать учишь! Думаешь, я слепой, не вижу?!
-- Какую-такую силу?! -- злился Асахиро, участия в споре не принимавшем и
потому свистевшем довольно-таки безразлично.-- Дышать учу -- правильно!
Стоять учу -- правильно! У нас этому детей учат! А я ваших оболтусов учу...
-- Только их еще долго учить придется,-- тихо добавил он в сторону по-
кабирски, и Но-дачи согласно сверкнул, плашмя опускаясь ему на плечо.
Куш-тэнгри вроде бы немного поутих, но увидел меня и снова воспылал
праведным гневом.
-- Ты тольо посмотри, великий Асмохат-та, чему твой человек, которого глупые
шулмусы зовут Асахиро-эцэгэ, ориджитов учит! -- обратился он ко мне.
Я посмотрел. Асахиро показал. Шулмусы старались вовсю, стараясь не ударить
в грязь лиуом перед Асмохат-та, и у них более-менее получалось; для первого
раза даже более, чем менее. Ноги они со временем напрягать перестанут, а то,
что грудь на вдохе не выпячивают -- это Асахиро молодец, быстро сумел...
-- Правильно учит,-- одобрил я.-- Не знаю, как шаманов учат, а у нас --
так...Кстати, о шаманах. Куш-тэнгри, скажи на милость, а где остальные
служители Безликого? Что-то я здесь, кроме тебя, ни одного не видел!
-- Ушли,-- лаконично ответил Куш-тэнгри.-- Ты приехал, они узнали и ушли.
-- Это как же понимать?! -- грозно вопросил я, косясь на притихших шулмусов.-
- Они что, не хотят встречаться с Асмохат-та?!
-- Не хотят,-- гнев мой не больно-то испугал Неправильного Шамана.--
Выбирать не хотят. Встреть они вас, пришлось бы им выбирать: Джамуха или
Асмохат-та. Вот они и решили выждать.
-- А ты? Что ж ты не выждал?
-- Я -- Неправильный Шаман. Я не хочу ждать. Я хочу знать. И еще я хочу
увидеть будущее. Будущее Шулмы -- моей родины.
-- А раньше ты его не видел?
-- Видел. И другие шаманы видели. Объединение племен видели, поход на
мягкоруких видели, горящие шатры из камня, добычу, рабов видели... Потом
гурхан Джамуха мне руку своим мечом разрезал. С тех пор я ничего не вижу. У
отдельных людей -- вижу. У всей Шулмы -- не вижу. Ни добычи, ни рабов, ни
побед. Другие видят, а я -- нет. Я вижу чешуйчатую руку, простертую над
Шулмой. И в день твоего прибытия, Асмохат-та, она сжалась в кулак.
Я вспомнил свой сон, где желзная рука нависала над миром в колыбели.
Может быть, это и значит -- видеть будущее?
Нет.
Это оказалось совсем не так.
И не похоже на сон.
5
... Я видел Шулму как бы с высоты птичьего полета. Нет, выше, много выше.
Желто-зеленая степь, рассеченная голубыми клинками рек, на юго-востоке
ограниченная Кулханом, на юго-западе упирающаяся в горы -- и всю Шулму
затягивала неясная дымка, в просветы которой я иногда видел копошащиеся
орды муравьев, снующих по своим муравьиным делам.
И я чувствовал себя богом.
А степь все мерцала, и вереницы деловитых насекомых все текли в какое-то
одно, известное им место, и я понимал -- вот она, ставка гурхана Джамухи
Восьмирукого, вот он, зародыш кровавого похода во имя истины Батин!
Дымка, скрывавшая Шулму, затрепетала, клубясь розоватыми облачками,
превращаясь в зыбкое светло-багряное марево, и меня словно плетью хлестнуло
-- такую ярость, такую злобу и страх сотен тысяч людей источал этот странный
туман, эта кровавая пелена, так часто застилавшая глаза воинов Шулмы!
Я видел огонь Масуда!
И я чувствовал себя богом.
Ликующим Желтым Мо.
Земля в багровом тумане метнулась в сторону, я на миг зажмурился, а когда
открыл глаза -- подо мной был Круг священного водоема, свободный от
испарений душ человеческих, напоенных злобой, вскормленных расчетливой
яростью воинского ремесла, растлеваемых умелой хитростью Джамухи-
батинита... и робкие змеи красной пелены, заползавшие в этот круг, светлели и
растворялись, впитанные нами; растворялись, перерождаясь, возвращаясь в
мир спокойной уверенностью... зыбкие змеи Шулмы, шипя, умирали в круге
Кабира, давая жизнь новому, неизведанному... и огонь Масуда
противоестественным образом сливался с водой Мунира, ярость -- с радостью,
ремесло -- с искусством...
И вот Круг священного водоема по-прежнему чист и незамутнен, но на границе
с ним все уплотняется, сгущается, накатывается гневный вал цвета дымящейся
крови, грозя захлестнуть Круг приливом древней истины, приливом
Сокровенной Тайны, и я падаю, падаю, падаю...
И я, вопреки всему, чувствовал себя богом.
Палшим богом.
Даже разбившись и перестав существовать.
6
Я вытираю рукавом слезящиеся глаза.
Мы с Куш-тэнгри долго смотрим друг на друга, не снимая рук с Единорога.
Единорог тоже молчит -- он видел. Как и мы.
Молчит Обломок у меня за поясом -- хотя я не знаю, что он видел и видел ли он
хоть что-нибудь.
-- Он в ярости,-- тихо выговорил наконец шаман.-- Я ощущал ярость.
Я кивнул. Я знал, кто -- он.
-- И он в страхе. Я ощущал страх.
Я еще раз кивнул.
-- Джамуха скоро решится. Ты стоишь между ним и мягкорукими. И Джамуха
пойдет на нас.
Я выделил для себя слово "нас". Значит, Неправильный Шаман уже сделал свой
выбор.
-- Спасибо, Куш-тэнгри.
-- За что?
-- За нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142