Скоты! Жалкие, возомнившие о себе скоты! -- и громила-кузнец с его
недоумками-учениками, и придурок-шут, всласть поиздевавшийся надо мной --
он, видите ли, в свите великого эмира и ему поэтому все дозволено!
Чертов дурак! Заманил в ловушку...
А я, я сам, поверивший шуту -- я не дурак? Дурак. Дурак и есть. Ду-рак, ду-рак,
ду-рак...
Нет уж, отныне я поумнел. Пусть Друдл Коблану свои сказки рассказывает.
Голова раскалывалась, но уже почти не кружилась. Я понял, что заснуть мне не
удастся. Встал с кровати. Подошел к столу и опустился на весьма кстати
подвернувшийся стул. Сделал пару глотков из кувшина. Опять полегчало, но
ненадолго.
Я тупо обвел взглядом комнату, мельком отметив штукатурку на полу;
завершив осмотр, остановил взгляд на столе и обнаружил на нем Единорога без
ножен.
Только ты, дружище, у меня и остался... Все остальные предали однорукого
Чэна -- и задира Фальгрим, и эмир Дауд, и злой шутник Друдл Муздрый, и
угрюмый Коблан, и Чин Черный Лебедь, и даже мой дворецкий Кос ан-Танья --
который, как я думал раньше, в принципе не способен на предательство... как и
Чин, как и Фальгрим, как и угрюмый кузнец Коблан...
Железная перчатка помимо моей воли легла на рукоять Единорога. Приучили
все-таки, гады!
Ну и ладно. Пусть...
И все же я не понимаю -- зачем?
Зачем им это нужно?..
2.
... Вначале все шло более или менее нормально. Насколько нормальной может
быть жизнь однорукого калеки с мертвой железкой на культе; жизнь в чужом
доме; жизнь, которую и жизнью-то назвать трудно.
Так -- существование.
Но тем не менее, ничем особенным мое существование в доме Коблана
поначалу отмечено не было.
Мне было все равно. Я равнодушно клал ладонь железной руки на рукоять
Единорога, ничего при этом не ощущая, кроме смутного раздражения. Иногда
я забывал это делать -- и тогда мне вежливо напоминали. Я согласно кивал,
вновь неловко пристраивал мертвые пальцы на рукояти меча и шел дальше.
Или продолжал стоять. Или сидеть. Или лежать.
Чаще -- лежать.
Я лежал, и мыслей не было, и чувств тоже почти не было -- но что-то все же во
мне оставалось, потому что все чаще я думал об оставшемся дома ноже для
одного-единственного ритуала.
О пропуске на ту сторону.
"Кусунгобу лежит на пороге двери, ведущей в рай".
Где это я слышал? Или читал?
Не помню.
Мне было плохо. Может быть, в раю будет лучше?..
3.
В тот день я, наконец, решился. Не с самого утра -- уже ближе к вечеру.
Я нашел Коблана в кузнице, деликатно тронул его за плечо левой рукой, и,
когда кузнец обернулся, без всякого выражения сказал:
-- Мне пора, Коблан. Я возвращаюсь домой.
И пошел к выходу.
Кузнец неожиданно оказался передо мной, загораживая путь. Он был вежлив,
но настойчив. И почему-то старался не смотреть мне в глаза.
Потом я понял -- почему. Но потом было поздно.
А тогда было еще не поздно. Но я этого не знал. Я согласился, что на улице уже
в самом деле темно, и дом мой неблизко, и лошади у меня под рукой нет, и...
Я согласился, что и впрямь могу подождать до утра, проведя еще одну ночь в
доме Коблана.
Это ничего не меняло -- я ведь уже РЕШИЛ.
Спал я спокойно -- как человек, сделавший свой выбор.
С рассветом я встал, кое-как облачился в свою привычную одежду -- сидела она
не так, как следовало, но это не имело никакого значения -- прицепил к поясу
ножны с Единорогом и направился к двери.
К двери моей комнаты.
А дверь оказалась заперта.
Еще не понимая, что происходит, я начал стучать -- сначала здоровой рукой, а
потом -- железным придатком. Долго никто не появлялся. Наконец за дверью
послышались неторопливые грузные шаги хозяина дома. Шаги остановились
перед дверью, но открывать Коблан явно не торопился.
-- И чего тебе не спится в такую рань? -- сонно пробормотал он.
-- Это мое дело. Мне пора домой,-- потребовал я.-- Открывай!
Некоторое время Коблан молчал.
-- Не-а, не открою,-- сообщил он после долгого раздумья.-- А то ты и впрямь
домой пойдешь.
-- Вот именно! Открой немедленно! -- во мне постепенно начинало закипать
раздражение.-- Я должен вернуться домой!
-- Ничего ты не должен,-- зевая, возразил из-за двери кузнец.-- А если и должен -
- то мне. Во-первых, должен у меня в доме жить -- это раз. Во-вторых, за руку
твою железную да за работу мою тяжкую -- это два будет. Так что сиди тихо и
не буди меня.
-- Сколько я тебе должен? -- как можно более ядовито поинтересовался я.-- За
руку бесполезную? Сколько, кузнец? Устад! -- в последнее слово я вложил уже
откровенное презрение.
Но Коблан не обиделся и не открыл дверь, как я расчитывал.
-- Вот когда польза от руки появится -- тогда и поговорим, сколько кто и кому
должен,-- отозвался он по-прежнему равнодушно.-- А дома у тебя черта с два от
руки польза будет. И тогда мне моих денежек не видать. Так что кончай орать
и иди упражняйся. Вот как сожмешь железные пальцы -- выпущу и плату
соглашусь взять. А до того -- сиди. Кормить буду, поить буду. Отхожее место
сам знаешь где -- и не мешает, и под боком, и не сбежишь...
Действительно, оное место находилось в глухом дворике, куда был выход прямо
из моей комнаты. Сам дворик был обнесен глинобитным глухим дувалом в три
моих роста, и сбежать оттуда можно было лишь через... в общем, никак.
-- Так что чем быстрее меч в новую руку возьмешь -- тем быстрее домой
вернешься,-- философски закончил Коблан, и его шаги удалились с прежней
неторопливой весомостью.
Поначалу я не поверил собственным ушам. Меня, Высшего Чэна Анкора,
одного из наиболее известных и знатных граждан Кабира да и вообще эмирата
-- МЕНЯ запер у себя в доме свихнувшийся кузнец?!
... Впрочем, в этот факт вскоре пришлось поверить. Через час двое
подмастерьев принесли мне завтрак. Едва заслышав звук отодвигаемого
внешнего засова, я поспешно поднялся со своей кровати, на которой пребывал
в полном унынии -- но подмастерья спешно опустили на пол у порога поднос с
едой и успели скрыться за дверью, прежде чем я пересек комнату. Лязгнул засов,
я от злости пнул ногой безвинный поднос и в бессильном возмущении
замолотил в дверь руками.
После железной руки на двери оставались уродливые царапины -- но не более...
4.
Поначалу я пытался уговорить Коблана, ежедневно заходившего ко мне в
комнату. Кузнец внимательно выслушивал все мои гневные тирады, а затем
садился к столу и начинал вещать нечто туманное, наводящее на мысли о том,
что Коблан действительно малость тронулся, а теперь пытается заодно свести с
ума и меня.
Я плохо слушал его, поскольку голова моя была занята совсем другим. Тем не
менее, надоедливый и навязчивый, как жужжание мухи -- только очень большой
мухи! -- голос Коблана все же проникал в мое сознание -- и я помимо воли
отмечал, что кузнец говорит что-то о "живой стали", о духовной связи человека
с его оружием и о том, что если очень захотеть, если поверить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142