— Дружок, если ты рассчитываешь остаться живым тут, в Республике Техас, ты каждую секунду должен быть готов отразить нападение индейцев — везде и в любое время.
На этой ободряющей ноте они закончили разговор и повернули своих лошадей в направлении карниза, на который указал Рафаэль. Следующие полчаса ушли на то, чтобы обустроить лагерь и стреножить лошадей.
К тому времени, как они принялись за ужин, солнце уже полностью скрылось и в воздухе разлилась прохлада. Рафаэль разжег небольшой костер, еда была готова быстро и, набив животы мясом с маисовыми лепешками и запив еду крепким кофе, мужчины откинулись на валуны, лежавшие возле входа в их лагерь.
Себастиан и Рафаэль стали укладываться на ночь, не столько заботясь о комфорте, сколько о безопасности.
Оба молчали — сейчас ни одного из них не тянуло на разговор. Неожиданно раздался вой пумы, и Себастиан выхватил револьвер, а Рафаэль при виде этого только усмехнулся:
— Побереги нервы, дружок!
У Себастиана был слегка обиженный вид.
— Не надо подтрунивать надо мной. Ты не можешь не признать, что эта обстановка для меня абсолютно незнакома, и я боюсь, что мне еще надо мною поработать, чтобы получить иммунитет к индейской опасности, который у тебя уже давно есть.
— Нет, дорогой, это не иммунитет и не привычка к опасности. Запомни, что этого просто не бывает. Это привычка принимать опережающие меры — никто не должен застать меня врасплох!
Рафаэль закурил тонкую сигару от гаснущей головешки костра.
— Думаю, сегодня нам ничто не грозит, — сказал он спокойно. — Для них еще не наступил сезон охоты на белых, к тому же еще не наступило полнолуние, а наш лагерь — гарантия безопасности.
Себастиан тем не менее подозрительно оглядывал окрестности. Наблюдавший за ним Рафаэль сказал:
— Одно из главных правил выживания здесь заключается в следующем: если у тебя нет многочисленной и хорошо вооруженной охраны, никогда не останавливайся на открытом месте. Найди что-нибудь, что прикроет тебе тыл.
Немного уныло Себастиан пробормотал:
— Когда ты рядом со мной, я не думаю об этих опасностях. Но признаюсь, что чувствую себя гораздо лучше на улицах Нового Орлеана, чем здесь.
Рафаэль засмеялся, одобряя его честность.
— А я признаюсь, приятель, на улицах города ощущаю себя гораздо в большей опасности. Здесь — в прериях, на холмах, на диких территориях — мне гораздо проще.
Себастиан в свою очередь ухмыльнулся:
— Но твои практические дела не свидетельствуют об этом, ты как хамелеон приспосабливаешься к любым условиям — будь то бал во дворце губернатора или лодка на бурной реке.
Рафаэль ответил ему с ухмылкой:
— Твой отец — очень восприимчивый человек, ну, очень, особенно, когда надо учуять то, что другой хочет скрыть.
— Оставим эту тему, кузен, оставим! Себастиану не хотелось вспоминать подробности своего детства, но тем не менее разговор все же вышел на Джейсона Сэведжа. И оба не без удовольствия вспоминали самые фантастические истории о юности Джейсона, которые стали для них своего рода фольклором. Не все в воспоминаниях Себастиана соответствовало канонам морали, и именно поэтому Рафаэль по ходу разговора неторопливо заметил:
— Наверное, он делал вещи, о которых потом сожалел, и ему не хотелось, чтобы ты повторял те же самые ошибки… А ведь ты очень похож на него.
С обиженным видом Себастиан отметил:
— Но только не в ситуациях с женщинами… Рафаэль не дал ему докончить фразы:
— Когда речь идет о женщинах, не зарекайся — ты никогда не сможешь твердо сказать, что ты сможешь, а чего не сможешь, черт бы их побрал!
Понимая, что разговор подошел к опасной теме, и думая о Бет, Себастиан какую-то долю секунды колебался. Потом, осторожно подбирая слова, сказал:
— Хорошо, но если ты считаешь, что Джейсону было о чем жалеть, ты мог бы сказать то же самое о себе, о своем прошлом?
— Кое о чем? Да! — отрезал Рафаэль таким тоном, что у Себастиана пропало желание продолжать эту тему.
Потом из взаимной вежливости они еще немного поговорили о пустяках, и Себастиан вдруг с искренним интересом решил узнать мнение своего кузена по совершенно другому поводу:
— Ты вот как-то непонятно для меня связал полнолуние с периодом активности индейцев. В чем дело, какое тут может быть объяснение? Я всегда считал, что они готовы нападать в любое время, в любой сезон.
— Это так, — произнес Рафаэль очень медленно, будто втолковывая что-то ребенку. — Индейцы могут напасть в любое время, но, как все хищные звери, они предпочитают охотиться в полнолуние. Испанцы называют полнолуние «индейской луной». А что касается сезона, то они любят весну, когда растут высокие и густые травы, а также лето, пока им не начинают угрожать подросшие буйволы. Вот тогда их надо бояться больше всего.
Потом, странно улыбнувшись, Рафаэль добавил:
— Они живут совершенно другой жизнью. Никто не сможет запретить команчам совершать набеги и грабить, как нельзя остановить полет орла.
Себастиана улыбка Рафаэля вывела из себя, хотя он не смог бы объяснить себе причину. Размешивая палочкой угли в костре, он постарался максимально корректно задать вопрос:
— Ну, а тебе.., я имею в виду, когда ты… Я хочу сказать, тебе приходилось принимать участие?..
Рафаэль коротко и ясно прервал словесные упражнения кузена:
— Да!
Себастиан громко вздохнул и потрясение продолжил свой допрос:
— Ты имеешь в виду, что скакал вместе с этими безжалостными убийцами и нападал на белых людей? Как же ты мог дойти до этого?
Почти невозмутимо Рафаэль ответил:
— Мне кажется, ты забыл, что мне было всего два года, когда мою мать и меня схватили команчи. Она умерла, когда мне еще не исполнилось и трех, а с ней ушли и воспоминания о прежней жизни. Ни гасиенда, ни мой отец, ни даже дон Фелипе не остались в моей памяти. Разве мог я в то время отличаться от индейцев?
Сжав губы, Себастиан продолжил упрямо:
— Но неужели ты инстинктивно не чувствовал, что нападаешь на родственные тебе души? Неужели у тебя ни разу не возник вопрос о том, что ты делаешь? Боюсь, ты теперь скажешь, что тебе было приятно нападать на белых!
Воцарилась тишина — тяжелая, почти звенящая. Рафаэль сунул в рот тонкую сигару и, наклонившись к костру, стал раскуривать ее от прутика, которым Себастиан шевелил угли. Когда сигара разгорелась, Рафаэль глянул прямо в глаза своему товарищу. Его крупное, скуластое лицо было непроницаемым и отрешенным. Серые глаза уставились на младшего кузена.
Себастиан внутренне проклинал свой длинный язык, понимая, что опять их отношения оказались на грани разрыва. Почти извиняющимся тоном он начал фразу, которую закончить не успел:
— Мне не стоило говорить этого. Это выскочило как-то…
— Мне было двенадцать лет, когда я принял участие в первом набеге, — Рафаэль перебил Себастиана, зная, что тот может сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104