Акцент он умел менять с той же лёгкостью, с какой другие меняют рубашки. Полезный талант, поскольку, благодаря телевидению, местный говор Белфаста, откуда он был родом, узнавали во всём мире. В самолёте он читал «Таймс», и темой, занимавшей всех пассажиров, было сообщение о покушении, которому была посвящена вся первая страница.
— Ужасно, — согласился он с соседом, занимавшим кресло 23-Е, бельгийским торговцем инструментами, которому было невдомёк, что он-то подразумевал под «ужасным» нечто иное.
Все долгие месяцы разработки планов, кропотливый сбор информации, отработка операции прямо под носом у британцев, три маршрута отступления, радиосвязь — все насмарку из-за этого чёртова американца. Он так и сяк изучал его фото на первой странице.
«Где ты теперь, янки? — думал он. — Джон Патрик Райан. Историк! Говенный учёный! Бывший морской пехотинец — солдафон, сующий нос куда не надо! Джон Патрик Райан. Католик, небось, чёрт бы тебя драл? Да, Джонни чуть-чуть не заплатил тебе сполна… Жалко Джонни. Хороший был парень, надёжный. Любил оружие и был предан Делу».
Самолёт наконец замер. Стюардесса отворила дверь, и пассажиры поднялись с мест и потянулись за своими вещами на верхних полках. Он взял свой саквояж и медленно двинулся вместе со всеми вперёд. Он старался настроиться на философский лад. Уже три года как он был «игроком», и насмотрелся, как операции бывало проваливались по самым смехотворным причинам. Но эта была особенно важной. И так ведь тщательно её разработали. Он покачал головой и сунул газету под мышку:
— «Надо ещё раз попытаться, вот и все. Мы можем позволить себе быть терпеливыми. Один провал, — убеждал он себя, — мало что значит. На этот раз повезло тем. Нам бы чуть-чуть везенья — хотя бы разок. — В проходе образовалась пробка. — Что с Сином? Не надо было брать его с собой. Он участвовал в разработке операции с самого начала. Он знает слишком многое об Организации. — Сойдя на землю, он перестал тревожиться. — Син никогда не расколется. Кто угодно, но не Син с его-то девчонкой, которая уже пять лет как в могиле от шальной пули десантника.»
Его, конечно, никто не встречал. Все другие участники операции уже вернулись, снаряжение с уничтоженными отпечатками пальцев, выброшено на помойку. Только он и рисковал быть опознанным, однако он был уверен, что этот Райан не сумел толком рассмотреть его. На всякий случай он ещё раз прокрутил в памяти события того дня. Нет. Только удивление да боль были на его лице.
Американец не мог ничего разглядеть, иначе его словесный портрет уже был бы в газетах — с описанием лохматых волос и очков — и то и другое фальшивое.
Закинув саквояж за плечо, он направился к месту парковки, шаря в кармане в поисках ключей. В Брюсселе эти ключи взбудоражили детектор металла в аэропорту — то-то смеху! Он улыбнулся впервые за весь день. А денёк был ясный, солнечный — настоящая ирландская осень. У него был новенький БМВ — отличная машина. Раз уж выступаешь в роли бизнесмена, то надо чтобы все ей соответствовало. И он выехал на дорогу, ведущую к убежищу — дому, где ему ничего не грозило. Голова его уже была занята разработкой следующих двух операций. Обе они потребуют массу времени, но время было единственным, чем он располагал в неограниченном количестве.
* * *
Было довольно легко угадать, когда приходило время для очередной порции обезболивающих. Райан бессознательно сгибал левую руку. Это не ослабляло боли, но вроде бы чуть-чуть перемещало её куда-то в мышцы и сухожилия. Однако, как он ни старался, боль мешала ему думать. Он помнил всю эту телевизионную дребедень, где детектив или иной какой записной герой, будучи ранен в плечо, полностью выздоравливал к моменту, когда фильм прерывался ради очередной рекламы. Плечо во всяком случае, его, а не киногероя — это сложная конфигурация костей, которую пуля, всего лишь одна пуля слишком легко может разрушить. По мере приближения часа приёма болеутоляющих он все отчётливее чувствовал, как кости зазубренными концами трутся друг о друга при каждом его вздохе, и даже мягкое касание пальцами правой руки клавиатуры компьютера отдавало в плечо. Пришлось отказаться от компьютера. Райан лежал, уставясь глазами на настенные часы.
Впервые он с нетерпеньем ждал появления Киттивэйк, которая дарует ему химическое блаженство.
Но это лишь до момента, когда он вспомнил о своих страхах. Тогда, в Бетесде, спина у него так болела, что вся первая неделя была сущим адом. Он понимал, что теперешняя рана не шла ни в какое сравнение с той, но тело ведь не помнит прошлой боли, оно ощущает теперешнюю — сейчас и тут. Он заставил себя вспомнить, что тогда болеутоляющие средства свели его муки к терпимому пределу… но только потому, что врачи там оказались слишком щедры на дозы.
Ведь отвыкание от морфина было куда страшнее самой боли. Это тянулось целую неделю, когда потребность в морфине, казалось, превратила все его тело в некую абсолютную пустоту, в глубине которой где-то там обреталось его «я», одинокое, покинутое и жаждущее… Райан встряхнул головой. Боль стрельнула в левую руку, и он заставил себя принять её как должное. «Я не хочу повторения этого. Никогда».
Дверь отворилась. Но это была не Киттивэйк — до приёма лекарств оставалось ещё четырнадцать минут. Райану показалось, что там, за дверьми, кто-то в военной форме. И точно. В палату вошёл офицер лет тридцати с корзиной цветов, за ним — другой, и тоже с цветами. Одну корзину украшали алые и золотистые ленты — дар морской пехоты, — другая была без лент — от посольства США.
— Это ещё не все, — сказал один из офицеров.
— Тут не очень-то много места, — сказал Райан. — Может лучше дадите мне карточки, а цветы распределите по другим палатам? Я уверен, что тут полно любителей цветов. — «А зачем мне эти джунгли?» — добавил он про себя. Вскоре возле Райана высилась груда карточек, писем и телеграмм. И оказалось, что читая их, он почти забыл о боли.
Появилась Киттивэйк. Она дала ему лекарство и, скользнув взглядом по цветам, поспешила прочь, не вымолвив ни слова.
Через пять минут её молчание разъяснилось.
Следующим визитёром был принц Уэльский. Вильсон снова вскочил. Лекарство уже начало действовать. Плечо уплывало куда-то вдаль, но зато чуть кружилась голова, как от пары рюмок спиртного. Возможно, этим частично объяснялось то, что последовало далее.
— Привет, — сказал Джек. — Как поживаете, сэр?
— Спасибо, хорошо, — принц вымученно улыбнулся. Он выглядел предельно усталым, глаза были грустными. Плечи под серым пиджаком старомодного покроя поникли.
— Садитесь, сэр, — пригласил Райан. — Вы выглядите так, словно ночью вам досталось больше чем мне.
— Спасибо, доктор Райан, — он снова попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
— Ужасно, — согласился он с соседом, занимавшим кресло 23-Е, бельгийским торговцем инструментами, которому было невдомёк, что он-то подразумевал под «ужасным» нечто иное.
Все долгие месяцы разработки планов, кропотливый сбор информации, отработка операции прямо под носом у британцев, три маршрута отступления, радиосвязь — все насмарку из-за этого чёртова американца. Он так и сяк изучал его фото на первой странице.
«Где ты теперь, янки? — думал он. — Джон Патрик Райан. Историк! Говенный учёный! Бывший морской пехотинец — солдафон, сующий нос куда не надо! Джон Патрик Райан. Католик, небось, чёрт бы тебя драл? Да, Джонни чуть-чуть не заплатил тебе сполна… Жалко Джонни. Хороший был парень, надёжный. Любил оружие и был предан Делу».
Самолёт наконец замер. Стюардесса отворила дверь, и пассажиры поднялись с мест и потянулись за своими вещами на верхних полках. Он взял свой саквояж и медленно двинулся вместе со всеми вперёд. Он старался настроиться на философский лад. Уже три года как он был «игроком», и насмотрелся, как операции бывало проваливались по самым смехотворным причинам. Но эта была особенно важной. И так ведь тщательно её разработали. Он покачал головой и сунул газету под мышку:
— «Надо ещё раз попытаться, вот и все. Мы можем позволить себе быть терпеливыми. Один провал, — убеждал он себя, — мало что значит. На этот раз повезло тем. Нам бы чуть-чуть везенья — хотя бы разок. — В проходе образовалась пробка. — Что с Сином? Не надо было брать его с собой. Он участвовал в разработке операции с самого начала. Он знает слишком многое об Организации. — Сойдя на землю, он перестал тревожиться. — Син никогда не расколется. Кто угодно, но не Син с его-то девчонкой, которая уже пять лет как в могиле от шальной пули десантника.»
Его, конечно, никто не встречал. Все другие участники операции уже вернулись, снаряжение с уничтоженными отпечатками пальцев, выброшено на помойку. Только он и рисковал быть опознанным, однако он был уверен, что этот Райан не сумел толком рассмотреть его. На всякий случай он ещё раз прокрутил в памяти события того дня. Нет. Только удивление да боль были на его лице.
Американец не мог ничего разглядеть, иначе его словесный портрет уже был бы в газетах — с описанием лохматых волос и очков — и то и другое фальшивое.
Закинув саквояж за плечо, он направился к месту парковки, шаря в кармане в поисках ключей. В Брюсселе эти ключи взбудоражили детектор металла в аэропорту — то-то смеху! Он улыбнулся впервые за весь день. А денёк был ясный, солнечный — настоящая ирландская осень. У него был новенький БМВ — отличная машина. Раз уж выступаешь в роли бизнесмена, то надо чтобы все ей соответствовало. И он выехал на дорогу, ведущую к убежищу — дому, где ему ничего не грозило. Голова его уже была занята разработкой следующих двух операций. Обе они потребуют массу времени, но время было единственным, чем он располагал в неограниченном количестве.
* * *
Было довольно легко угадать, когда приходило время для очередной порции обезболивающих. Райан бессознательно сгибал левую руку. Это не ослабляло боли, но вроде бы чуть-чуть перемещало её куда-то в мышцы и сухожилия. Однако, как он ни старался, боль мешала ему думать. Он помнил всю эту телевизионную дребедень, где детектив или иной какой записной герой, будучи ранен в плечо, полностью выздоравливал к моменту, когда фильм прерывался ради очередной рекламы. Плечо во всяком случае, его, а не киногероя — это сложная конфигурация костей, которую пуля, всего лишь одна пуля слишком легко может разрушить. По мере приближения часа приёма болеутоляющих он все отчётливее чувствовал, как кости зазубренными концами трутся друг о друга при каждом его вздохе, и даже мягкое касание пальцами правой руки клавиатуры компьютера отдавало в плечо. Пришлось отказаться от компьютера. Райан лежал, уставясь глазами на настенные часы.
Впервые он с нетерпеньем ждал появления Киттивэйк, которая дарует ему химическое блаженство.
Но это лишь до момента, когда он вспомнил о своих страхах. Тогда, в Бетесде, спина у него так болела, что вся первая неделя была сущим адом. Он понимал, что теперешняя рана не шла ни в какое сравнение с той, но тело ведь не помнит прошлой боли, оно ощущает теперешнюю — сейчас и тут. Он заставил себя вспомнить, что тогда болеутоляющие средства свели его муки к терпимому пределу… но только потому, что врачи там оказались слишком щедры на дозы.
Ведь отвыкание от морфина было куда страшнее самой боли. Это тянулось целую неделю, когда потребность в морфине, казалось, превратила все его тело в некую абсолютную пустоту, в глубине которой где-то там обреталось его «я», одинокое, покинутое и жаждущее… Райан встряхнул головой. Боль стрельнула в левую руку, и он заставил себя принять её как должное. «Я не хочу повторения этого. Никогда».
Дверь отворилась. Но это была не Киттивэйк — до приёма лекарств оставалось ещё четырнадцать минут. Райану показалось, что там, за дверьми, кто-то в военной форме. И точно. В палату вошёл офицер лет тридцати с корзиной цветов, за ним — другой, и тоже с цветами. Одну корзину украшали алые и золотистые ленты — дар морской пехоты, — другая была без лент — от посольства США.
— Это ещё не все, — сказал один из офицеров.
— Тут не очень-то много места, — сказал Райан. — Может лучше дадите мне карточки, а цветы распределите по другим палатам? Я уверен, что тут полно любителей цветов. — «А зачем мне эти джунгли?» — добавил он про себя. Вскоре возле Райана высилась груда карточек, писем и телеграмм. И оказалось, что читая их, он почти забыл о боли.
Появилась Киттивэйк. Она дала ему лекарство и, скользнув взглядом по цветам, поспешила прочь, не вымолвив ни слова.
Через пять минут её молчание разъяснилось.
Следующим визитёром был принц Уэльский. Вильсон снова вскочил. Лекарство уже начало действовать. Плечо уплывало куда-то вдаль, но зато чуть кружилась голова, как от пары рюмок спиртного. Возможно, этим частично объяснялось то, что последовало далее.
— Привет, — сказал Джек. — Как поживаете, сэр?
— Спасибо, хорошо, — принц вымученно улыбнулся. Он выглядел предельно усталым, глаза были грустными. Плечи под серым пиджаком старомодного покроя поникли.
— Садитесь, сэр, — пригласил Райан. — Вы выглядите так, словно ночью вам досталось больше чем мне.
— Спасибо, доктор Райан, — он снова попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155