Всем нам, даже тем, кто не симпатизирует «Спартаку», — нужна опора в чем-то постоянном. И парадокс, весьма точно отражающий время, заключается в том что есть основательные и здравомыслящие люди, на дух не принимающие «Спартак», и есть самые невыносимые спартаковские приверженцы в лице (точнее, в оскале) хулиганствующих фанатов-разрушителей. Вспоминаю, кстати, что один из основателей главного футбольного клуба страны Андрей Петрович Старостин ненавидел фанатов своей команды — его и в давние дни мучила очевидность противоречия…
«Спартак», как я уже говорил, — любимая команда Эдуарда Стрельцова. И я не вправе в книге о нем не задержаться на феномене именно этой команды.
Кроме того, тема «Спартак» и национальная сборная, или национальная сборная и «Спартак» все еще ждет настоящего исследователя — и на рубеже тысячелетий остается одной из наиболее щекотливых тем, пронизывающих мир футбола.
Сейчас, когда все играют примерно одинаково или, скажем так, предсказуемо — и всё почти решает лучшее или худшее физическое состояние или команды в целом, или отдельных ее ведущих игроков, мало понятны оставшиеся в глухой дали лет споры — стилевое противопоставление динамовского, допустим, футбола спартаковскому.
Судя по всему, динамовские корифеи в довоенных и особенно послевоенных сезонах считали свою игру наиболее прогрессивной и футболистов «Спартака» именовали «боярами», а Якушин — еще в бытность свою игроком — в сердцах обозвал кого-то из знаменитых соперников «спартаковской деревней». Можно предположить и то, что «Динамо» ревновало «Спартак» к популярности у публики, как сегодняшние классики, допустим, ревнуют детективщиков. Но «Спартак» как никто умел черпать энергию в популярности — и связь с трибунами превращалась, без преувеличения, в мистическую. «Спартак» можно посчитать единственной в стране командой Игрока и Зрителя. И предположить, вызвав нарекания строгих специалистов, что публика способствовала сохранению спартаковцами присущей им игры в течение всего обозримого футбольного века. Ведь никто из российских команд, кроме «Спартака», не сохранил факсимильности в игре по сегодняшний, падкий на стереотипы, день. Сколько уже поколений сменилось со времени, когда братья Старостины основали клуб, а памятливый болельщик, сличая почерки команды разных созывов, видит тот же самый наклон букв, легкий нажим на перо, тесное соединение букв в слово, попросту говоря, стойкую предрасположенность к игре накоротке, способность зажигаться игрой от близости друг к другу на поле, прошивать оборону противника подробной, как на швейной машинке, спартаковской строчкой и неприятие длинного паса: эталонный «спартач» Нетто вообще любил к восторгу зрителей пройти середину поля дриблингом, хотя аксиома, что проходить ее надо в оптимальном темпе, достигаемом исключительно скоростью паса. Но Игорь Александрович в пас начинал играть только на подступах к штрафной площадке…
Бесков, реформируя «Спартак», на рисунок игры команды, заметьте, не посягал. Любимый зрителями и исповедуемый спартаковцами с малолетства «узор» комбинационной игры он сплетал из более суровых, чем в «Спартаке» привыкли, нитей. Ну и, соперничая с киевскими динамовцами Лобановского, не мог не стремиться подключить эту фирменную комбинационную сеть к более мощным энергетическим источникам. Однако повторяю, на рисунок Константин Иванович не посягал — да некоренному спартаковцу никогда бы этого не только не простили, но и не позволили бы ни в коем случае. Николаю Петровичу Старостину немало пришлось потерпеть от Бескова, но посягательства на суть и стиль принятого в «Спартаке» футбола он бы не стерпел.
Не надо, однако, забывать самый, может быть, главный нюанс в отношении Бескова к спартаковским манерам. В пятьдесят пятом году Бесков работал вторым тренером в сборной у Качалина. И знал «Спартак», составивший основу сборной, изнутри. И вряд ли оставался совсем уж равнодушным к тому великолепному «Спартаку». Но мину замедленного действия «Спартаку» следующего дня Константин Иванович все же подложил — в лице своего ученика и последователя Олега Романцева, которого именно Бесков превратил в спартаковца из спартаковцев (ну в самом деле, у кого сегодня язык повернется попрекнуть Олега Ивановича красноярским прошлым?). Старостина над душой у Романцева больше нет, и в новом веке стал вероятен и новый «Спартак». Добавлю, что для национальной сборной — долгожданно новый, позволяющий привить к себе и фланговые ветви, и могучего форварда в центре.
В отсутствие репрессированных в самом начале войны Старостиных хранить священный огонь, казалось, некому. Но не было бы счастья, да несчастье — во всех смыслах — помогло. Отсутствие твердой руки в руководстве клуба продлило жизнь ветеранам в послевоенных сезонах, что сказалось на результатах. Однако при засилье ветеранов гарантировалась незыблемость традиций. И новички, все-таки пришедшие им на замену, принимали спартаковский устав безоговорочно — еще бы: они же не с неба свалились, а родились в стране, где чуть ли не половина населения болела за «Спартак».
Судьба и берегла «Спартак».
В сорок восьмом году Василий Сталин вознамерился вытащить Николай Петровича из ссылки. Старшего Старостина на самолете доставили в Москву — и авиационно-спортивный генерал предложил ему возглавить футбольную команду ВВС. Сын вождя проявил удивительную прозорливость — его воображаемому суперклубу нужен был не столько тренер, сколько вождь. В свое время Николай Петрович выдал себя, когда придумал название: «Спартак». Правда, потом он утверждал, что дух романа Джованьоли при этом не витал, а заимствовал Старостин имя у какого-то немецкого клуба. Значит, подсознание — по Фрейду — задействовал ось…
Упрекая в конце восьмидесятых годов Бескова в тяге к диктатуре, Николай Петрович говорил, что Константин Иванович воспитан военизированным динамовским клубом, а «Спартак» — команда демократии. И не добавлял, что спартаковская внутренняя демократия всегда бывала надежно защищена вхожестью своего вождя-долгожителя в кабинеты верховной власти.
Кто, как не наш любимый Николай Петрович, надавил на своего друга Косарева, заведовавшего комсомолом, чтобы показательный футбольный матч сыгран был не где-нибудь, а на Красной площади, в присутствии самого товарища Сталина, понятия не имевшего, насколько привилась у нас английская игра. Мудрый Старостин задумал матч на правительственной брусчатке с целью доказать не только государственную важность игры, но и приоритетность в ней своего клуба — «Спартака».
Спектакль перед Мавзолеем ставился спартаковскими силами. Начальник одного из отделов НКВД Молчанов, расстрелянный в один год с покровителем Старостиных Косаревым, заподозрил неладное — и выражал небеспочвенные опасения, что футбол на брусчатке может не только принести травмы футболистам, но и травмировать чувствительную душу товарища Сталина при виде повреждений у игроков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
«Спартак», как я уже говорил, — любимая команда Эдуарда Стрельцова. И я не вправе в книге о нем не задержаться на феномене именно этой команды.
Кроме того, тема «Спартак» и национальная сборная, или национальная сборная и «Спартак» все еще ждет настоящего исследователя — и на рубеже тысячелетий остается одной из наиболее щекотливых тем, пронизывающих мир футбола.
Сейчас, когда все играют примерно одинаково или, скажем так, предсказуемо — и всё почти решает лучшее или худшее физическое состояние или команды в целом, или отдельных ее ведущих игроков, мало понятны оставшиеся в глухой дали лет споры — стилевое противопоставление динамовского, допустим, футбола спартаковскому.
Судя по всему, динамовские корифеи в довоенных и особенно послевоенных сезонах считали свою игру наиболее прогрессивной и футболистов «Спартака» именовали «боярами», а Якушин — еще в бытность свою игроком — в сердцах обозвал кого-то из знаменитых соперников «спартаковской деревней». Можно предположить и то, что «Динамо» ревновало «Спартак» к популярности у публики, как сегодняшние классики, допустим, ревнуют детективщиков. Но «Спартак» как никто умел черпать энергию в популярности — и связь с трибунами превращалась, без преувеличения, в мистическую. «Спартак» можно посчитать единственной в стране командой Игрока и Зрителя. И предположить, вызвав нарекания строгих специалистов, что публика способствовала сохранению спартаковцами присущей им игры в течение всего обозримого футбольного века. Ведь никто из российских команд, кроме «Спартака», не сохранил факсимильности в игре по сегодняшний, падкий на стереотипы, день. Сколько уже поколений сменилось со времени, когда братья Старостины основали клуб, а памятливый болельщик, сличая почерки команды разных созывов, видит тот же самый наклон букв, легкий нажим на перо, тесное соединение букв в слово, попросту говоря, стойкую предрасположенность к игре накоротке, способность зажигаться игрой от близости друг к другу на поле, прошивать оборону противника подробной, как на швейной машинке, спартаковской строчкой и неприятие длинного паса: эталонный «спартач» Нетто вообще любил к восторгу зрителей пройти середину поля дриблингом, хотя аксиома, что проходить ее надо в оптимальном темпе, достигаемом исключительно скоростью паса. Но Игорь Александрович в пас начинал играть только на подступах к штрафной площадке…
Бесков, реформируя «Спартак», на рисунок игры команды, заметьте, не посягал. Любимый зрителями и исповедуемый спартаковцами с малолетства «узор» комбинационной игры он сплетал из более суровых, чем в «Спартаке» привыкли, нитей. Ну и, соперничая с киевскими динамовцами Лобановского, не мог не стремиться подключить эту фирменную комбинационную сеть к более мощным энергетическим источникам. Однако повторяю, на рисунок Константин Иванович не посягал — да некоренному спартаковцу никогда бы этого не только не простили, но и не позволили бы ни в коем случае. Николаю Петровичу Старостину немало пришлось потерпеть от Бескова, но посягательства на суть и стиль принятого в «Спартаке» футбола он бы не стерпел.
Не надо, однако, забывать самый, может быть, главный нюанс в отношении Бескова к спартаковским манерам. В пятьдесят пятом году Бесков работал вторым тренером в сборной у Качалина. И знал «Спартак», составивший основу сборной, изнутри. И вряд ли оставался совсем уж равнодушным к тому великолепному «Спартаку». Но мину замедленного действия «Спартаку» следующего дня Константин Иванович все же подложил — в лице своего ученика и последователя Олега Романцева, которого именно Бесков превратил в спартаковца из спартаковцев (ну в самом деле, у кого сегодня язык повернется попрекнуть Олега Ивановича красноярским прошлым?). Старостина над душой у Романцева больше нет, и в новом веке стал вероятен и новый «Спартак». Добавлю, что для национальной сборной — долгожданно новый, позволяющий привить к себе и фланговые ветви, и могучего форварда в центре.
В отсутствие репрессированных в самом начале войны Старостиных хранить священный огонь, казалось, некому. Но не было бы счастья, да несчастье — во всех смыслах — помогло. Отсутствие твердой руки в руководстве клуба продлило жизнь ветеранам в послевоенных сезонах, что сказалось на результатах. Однако при засилье ветеранов гарантировалась незыблемость традиций. И новички, все-таки пришедшие им на замену, принимали спартаковский устав безоговорочно — еще бы: они же не с неба свалились, а родились в стране, где чуть ли не половина населения болела за «Спартак».
Судьба и берегла «Спартак».
В сорок восьмом году Василий Сталин вознамерился вытащить Николай Петровича из ссылки. Старшего Старостина на самолете доставили в Москву — и авиационно-спортивный генерал предложил ему возглавить футбольную команду ВВС. Сын вождя проявил удивительную прозорливость — его воображаемому суперклубу нужен был не столько тренер, сколько вождь. В свое время Николай Петрович выдал себя, когда придумал название: «Спартак». Правда, потом он утверждал, что дух романа Джованьоли при этом не витал, а заимствовал Старостин имя у какого-то немецкого клуба. Значит, подсознание — по Фрейду — задействовал ось…
Упрекая в конце восьмидесятых годов Бескова в тяге к диктатуре, Николай Петрович говорил, что Константин Иванович воспитан военизированным динамовским клубом, а «Спартак» — команда демократии. И не добавлял, что спартаковская внутренняя демократия всегда бывала надежно защищена вхожестью своего вождя-долгожителя в кабинеты верховной власти.
Кто, как не наш любимый Николай Петрович, надавил на своего друга Косарева, заведовавшего комсомолом, чтобы показательный футбольный матч сыгран был не где-нибудь, а на Красной площади, в присутствии самого товарища Сталина, понятия не имевшего, насколько привилась у нас английская игра. Мудрый Старостин задумал матч на правительственной брусчатке с целью доказать не только государственную важность игры, но и приоритетность в ней своего клуба — «Спартака».
Спектакль перед Мавзолеем ставился спартаковскими силами. Начальник одного из отделов НКВД Молчанов, расстрелянный в один год с покровителем Старостиных Косаревым, заподозрил неладное — и выражал небеспочвенные опасения, что футбол на брусчатке может не только принести травмы футболистам, но и травмировать чувствительную душу товарища Сталина при виде повреждений у игроков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152