Я отсюда был по годам ближе, а ты дальше. Волга это, милый. Если пройтись по бережку попадём туда, где будет имение твоего крёстного.
К Иванову дню старик наметил бросать лесное житьё-бытьё и отправляться, вместе с Эдуардом, в поход.
— Зиму мы здесь не переживём, — сказал он.
— А что же мы будем делать? — со страхом спросил Эдик, Городской мальчик, он себе и представить не мог, чем тут занимаются зимой и кто его кормить будет.
— Оно, конечно, и так примут, обогреют, с голоду помереть не дадут, — успокоил его Кощей. — А окажемся обчеству полезны, и вообще прекрасно заживём. Мне ремёсла ведомы, раньше и на кузне помогал, и бирюльки резал, а то и ткацкие станки починял. Они ж в каждом доме есть. И кадки латал, и горшки лепил. А теперь чаще сказки сказываю. Очень люди в деревнях любят слушать про иные земли, про богатырские подвиги. Вот как с тобой быть? Ты мне не помощник, откуда тебе что знать.
Эдик всё же кое-что знал, и разыграл перед ним целую сценку, из тех, что они разучивали для гимназических утренников. Но старик искусства двадцатого века не воспринимал, сказал, что плохо.
— Да это же сказка, — защищался Эдик.
— Сказки, сказки, — бормотал Кощей и вдруг зашёлся в старческом смехе: — Про меня про самого сказки складывают! У меня тут кумовья в любой деревне, ведь я тут жил и немножко позже, и раньше тоже. Детей мною пугают, озорники. Они же в ум не могут взять, как, однажды умерев, я потом в гости к ним захожу. Потому и живу в лесу: чтоб разговору про меня меньше было.
…Третью неделю шли они, сначала держась Волги: Змеевы Горки, Подвязье, Старица; потом срезали угол — на устье Старчонки Волгу бросили, пошли ко Ржеву, опять пересекли её; двинули вдоль Вазузы. Деревни стояли практически пустыми: прошедший год здесь гуляла чума. Кощей сказал, что отсюда до Сычовки, а там и до Смоленска — сплошная тайга, можа, хоть туда чума не дошла?
Но надежды на это было не много.
По пути, чтобы развлечь подавленного всем увиденным подростка, старик с шутками и прибаутками рассказывал об устройстве Руси. Создалась она, оказывается, на иностранной торговле.
— Да, поборы с торговцев, вот что им надо было, — говорил он, пока они, в очередной раз форсировав Волгу, сушились на бережку. — Чего бы иначе князю Юрию рубиться за Киев с родным племянником Изяславом? А суть-то, что Киеву принадлежит весь Днепр и его можно пройти, заплатив один раз. А в иных, маленьких княжествах, через каждые сто вёрст застава. И столько на Днепру стало купцов, и такой от них пошёл прибыток, что князья, хоть владимирские, хоть тверские, конечно, хотели получить великое княжение киевское.
— А монголов ты видел, дядя Кощей?
— Кто таковы суть?
— Захватили они однажды всю Россию, — поведал Эдик, — а пришли из Монголии, которая возле Китая.
Старик помолчал, вспоминая, и отрицательно покачал головой:
— Нет, не припомню. Много кто тут чего захватывал.
В другой раз рассказывал он о Царьграде:
— Все дороги к Царьграду ведут. И всё реками, реками… Только если междуречье, то струги на колесах перевозят — и опять река! А потом и море. Придём, ты ахнешь, море — оно огромное!
— Бывал я на море, — смеялся Эдик. — Сел на поезд и доехал за два дня.
— Да неужто?! Вон оно как… А ноне, если с грузом, то два месяца по воде, а по льду дольше. И морем до Царьграда идти месяц. Я там бывал. Большой город!
— Так как же ты монголотатар не видал?
— Татар я видал. И воевал с ними не раз. Они и в этих местах бузили, страшное дело. Если идти в Рим или в Персию мимо них никак не пройдёшь. А в Самарканд — легко. Но тоже смотря когда. Главное, языки знать. С языком можно куда угодно пройти.
— Ты что, везде бывал?
— Так я же ходок. Что мне делать? Ходить.
Вблизи Вязьмы опять заговорил о торговле: оказывается, и Москва разбогатела, всю реку себе взяв, у Владимира с его Клязьмою отняв торговцев. По Москве-реке дальше идти — там Ока, Волга и Персия, страна богатая! То-то царь Иван всю Волгу, от Оки до моря, завоёвывал.
Эдик недоверчиво ухмылялся. Он-то полагал, что главная цель каждого правителя — забота о благе народном, а не о прибытке, с купцов полученном!
— А вот Вязьма. Она что, не на торговле создалась? Она потому и Вязьма, что вяжет волоки Днепра, Волги и Оки. Тут тебе и торная дорога между Смоленском и Москвою, и реки Вязьма с Бебрею, а недалече — Уфа и Вазуза! Ради какого ж блага она возникла на таком перекрёстке? Ради удобства купцов, чтоб им было где устроиться.
Они сами решили поселиться здесь на несколько дней, чтобы выяснить у проходящих, где какая обстановка, куда им лучше идти. А может, и на зиму в Вязьме остаться.
И вдруг оказалось, что кое-кто уже выяснил для них, где какая обстановка, и решил, куда им идти. Возле ворот постоялого двора Кощея негромко окликнули:
— Аникан… Здравствуй, Аникан.
Кощей посмотрел и остановился. Встал и Эдик. К ним подошли двое: один здоровый и мордастый, в кожаном колете и с мечом на боку, второй — невысокий, худой, неопределённого возраста, одеянием похожий на монаха, только непонятно, какого монастыря.
— Что ж ты, Аникан, сбежал от меня тогда? — с упрёком спросил мордастый у Кощея.
— А ты мне в тот раз показался глупым, — ответил тот. — Зачем же мне говорить с глупцом? Но раз ты опять пришёл, то здравствуй.
— Я привёл с собой друга, он не покажется тебе глупым. Его зовут отец Мелехций.
— Здравствуй и ты, Мелехций, — сказал Кощей.
— И тебе желаю того же, Аникан, — тихим голосом прошелестел монах.
— А кто вы такие? — растерянно спросил Эдик. — Как может быть, что вы встречали… его?
— Любишь ли ты, мальчик, автомобильные гонки? — вместо ответа спросил мордастый.
— Ну не то что люблю… Был два раза на стадионе…
— В таком случае давай знакомиться. Я полковник Хакет из темпоральной полиции.
— А что такое «темпоральная»? — спросил Эдик.
— А что такое «полиция»? — спросил Кощей.
Пуатье, 1356 год
День своего двадцатилетия Эдик встречал на поле боя. Только что он, его друзья и его обожаемый военачальник, друг и тёзка Эдуард, принц Уэльский, разгромили превосходящие силы французов. И что было наиболее приятно Эдику, гениальный план этого разгрома придумал полковник Хакет.
Хакет очаровал его, когда они не дошли ещё и до Смоленска. Дружелюбный, снисходительный, надёжный товарищ — и в то же время абсолютно бесстрашный воин, полковник всё своё время уделял воспитанию Эдика. И тот никак не мог взять в толк, почему Кощей считает Хакета глупым и хитрым! Он из-за этого даже поссорился со стариком; всю дорогу Кощей больше беседовал с отцом Мелехцием, а Эдик и Хакет шли впереди их маленького отряда.
Они говорили об очень многом. Полковник рассказал ему о компьютерах, громадных самолётах, приключениях в космосе, изучении глубин морей и океанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
К Иванову дню старик наметил бросать лесное житьё-бытьё и отправляться, вместе с Эдуардом, в поход.
— Зиму мы здесь не переживём, — сказал он.
— А что же мы будем делать? — со страхом спросил Эдик, Городской мальчик, он себе и представить не мог, чем тут занимаются зимой и кто его кормить будет.
— Оно, конечно, и так примут, обогреют, с голоду помереть не дадут, — успокоил его Кощей. — А окажемся обчеству полезны, и вообще прекрасно заживём. Мне ремёсла ведомы, раньше и на кузне помогал, и бирюльки резал, а то и ткацкие станки починял. Они ж в каждом доме есть. И кадки латал, и горшки лепил. А теперь чаще сказки сказываю. Очень люди в деревнях любят слушать про иные земли, про богатырские подвиги. Вот как с тобой быть? Ты мне не помощник, откуда тебе что знать.
Эдик всё же кое-что знал, и разыграл перед ним целую сценку, из тех, что они разучивали для гимназических утренников. Но старик искусства двадцатого века не воспринимал, сказал, что плохо.
— Да это же сказка, — защищался Эдик.
— Сказки, сказки, — бормотал Кощей и вдруг зашёлся в старческом смехе: — Про меня про самого сказки складывают! У меня тут кумовья в любой деревне, ведь я тут жил и немножко позже, и раньше тоже. Детей мною пугают, озорники. Они же в ум не могут взять, как, однажды умерев, я потом в гости к ним захожу. Потому и живу в лесу: чтоб разговору про меня меньше было.
…Третью неделю шли они, сначала держась Волги: Змеевы Горки, Подвязье, Старица; потом срезали угол — на устье Старчонки Волгу бросили, пошли ко Ржеву, опять пересекли её; двинули вдоль Вазузы. Деревни стояли практически пустыми: прошедший год здесь гуляла чума. Кощей сказал, что отсюда до Сычовки, а там и до Смоленска — сплошная тайга, можа, хоть туда чума не дошла?
Но надежды на это было не много.
По пути, чтобы развлечь подавленного всем увиденным подростка, старик с шутками и прибаутками рассказывал об устройстве Руси. Создалась она, оказывается, на иностранной торговле.
— Да, поборы с торговцев, вот что им надо было, — говорил он, пока они, в очередной раз форсировав Волгу, сушились на бережку. — Чего бы иначе князю Юрию рубиться за Киев с родным племянником Изяславом? А суть-то, что Киеву принадлежит весь Днепр и его можно пройти, заплатив один раз. А в иных, маленьких княжествах, через каждые сто вёрст застава. И столько на Днепру стало купцов, и такой от них пошёл прибыток, что князья, хоть владимирские, хоть тверские, конечно, хотели получить великое княжение киевское.
— А монголов ты видел, дядя Кощей?
— Кто таковы суть?
— Захватили они однажды всю Россию, — поведал Эдик, — а пришли из Монголии, которая возле Китая.
Старик помолчал, вспоминая, и отрицательно покачал головой:
— Нет, не припомню. Много кто тут чего захватывал.
В другой раз рассказывал он о Царьграде:
— Все дороги к Царьграду ведут. И всё реками, реками… Только если междуречье, то струги на колесах перевозят — и опять река! А потом и море. Придём, ты ахнешь, море — оно огромное!
— Бывал я на море, — смеялся Эдик. — Сел на поезд и доехал за два дня.
— Да неужто?! Вон оно как… А ноне, если с грузом, то два месяца по воде, а по льду дольше. И морем до Царьграда идти месяц. Я там бывал. Большой город!
— Так как же ты монголотатар не видал?
— Татар я видал. И воевал с ними не раз. Они и в этих местах бузили, страшное дело. Если идти в Рим или в Персию мимо них никак не пройдёшь. А в Самарканд — легко. Но тоже смотря когда. Главное, языки знать. С языком можно куда угодно пройти.
— Ты что, везде бывал?
— Так я же ходок. Что мне делать? Ходить.
Вблизи Вязьмы опять заговорил о торговле: оказывается, и Москва разбогатела, всю реку себе взяв, у Владимира с его Клязьмою отняв торговцев. По Москве-реке дальше идти — там Ока, Волга и Персия, страна богатая! То-то царь Иван всю Волгу, от Оки до моря, завоёвывал.
Эдик недоверчиво ухмылялся. Он-то полагал, что главная цель каждого правителя — забота о благе народном, а не о прибытке, с купцов полученном!
— А вот Вязьма. Она что, не на торговле создалась? Она потому и Вязьма, что вяжет волоки Днепра, Волги и Оки. Тут тебе и торная дорога между Смоленском и Москвою, и реки Вязьма с Бебрею, а недалече — Уфа и Вазуза! Ради какого ж блага она возникла на таком перекрёстке? Ради удобства купцов, чтоб им было где устроиться.
Они сами решили поселиться здесь на несколько дней, чтобы выяснить у проходящих, где какая обстановка, куда им лучше идти. А может, и на зиму в Вязьме остаться.
И вдруг оказалось, что кое-кто уже выяснил для них, где какая обстановка, и решил, куда им идти. Возле ворот постоялого двора Кощея негромко окликнули:
— Аникан… Здравствуй, Аникан.
Кощей посмотрел и остановился. Встал и Эдик. К ним подошли двое: один здоровый и мордастый, в кожаном колете и с мечом на боку, второй — невысокий, худой, неопределённого возраста, одеянием похожий на монаха, только непонятно, какого монастыря.
— Что ж ты, Аникан, сбежал от меня тогда? — с упрёком спросил мордастый у Кощея.
— А ты мне в тот раз показался глупым, — ответил тот. — Зачем же мне говорить с глупцом? Но раз ты опять пришёл, то здравствуй.
— Я привёл с собой друга, он не покажется тебе глупым. Его зовут отец Мелехций.
— Здравствуй и ты, Мелехций, — сказал Кощей.
— И тебе желаю того же, Аникан, — тихим голосом прошелестел монах.
— А кто вы такие? — растерянно спросил Эдик. — Как может быть, что вы встречали… его?
— Любишь ли ты, мальчик, автомобильные гонки? — вместо ответа спросил мордастый.
— Ну не то что люблю… Был два раза на стадионе…
— В таком случае давай знакомиться. Я полковник Хакет из темпоральной полиции.
— А что такое «темпоральная»? — спросил Эдик.
— А что такое «полиция»? — спросил Кощей.
Пуатье, 1356 год
День своего двадцатилетия Эдик встречал на поле боя. Только что он, его друзья и его обожаемый военачальник, друг и тёзка Эдуард, принц Уэльский, разгромили превосходящие силы французов. И что было наиболее приятно Эдику, гениальный план этого разгрома придумал полковник Хакет.
Хакет очаровал его, когда они не дошли ещё и до Смоленска. Дружелюбный, снисходительный, надёжный товарищ — и в то же время абсолютно бесстрашный воин, полковник всё своё время уделял воспитанию Эдика. И тот никак не мог взять в толк, почему Кощей считает Хакета глупым и хитрым! Он из-за этого даже поссорился со стариком; всю дорогу Кощей больше беседовал с отцом Мелехцием, а Эдик и Хакет шли впереди их маленького отряда.
Они говорили об очень многом. Полковник рассказал ему о компьютерах, громадных самолётах, приключениях в космосе, изучении глубин морей и океанов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121