Естественно, деньги я заплачу, я уже играю концерты и могу купить себе квартиру, но мне нужно, чтобы сделали исключение и поставили на очередь. А в то время было правило — для вступления в квартирный кооператив нужен был пятилетний стаж постоянной прописки в Москве. Для получения государственной квартиры стаж в десять лет. Только для того, чтобы встать на очередь.
И когда я ему объяснил, что нужно ходатайство Министерства культуры, чтобы в виде исключения разрешили встать на очередь, он сказал:
— Кооператив — это не советская власть, уж я это знаю. Поверьте мне.
И тут у меня вырвалось:
— Да, я знаю, читал. Это ужас — все ваши квартирные перипетии.
Наступила гробовая тишина. Я понял, что облажался и теперь меня либо в Сибирь, либо еще куда. В общем, ужас. И тут он начинает истерически хохотать. Я не выдержал — и тоже. До слез. И сквозь этот смех он тычет пальцем в потолок и говорит:
— А вы знаете, я там такой герой, им всем это так нравится!
Ничего история? Советская такая.
Примерно через год, когда я узнал, что кое-кто иногда выезжает с женами на гастроли, я снова обратился к Иванько. Он сказал, что рассмотрит:
— Сейчас невозможно сразу, а вот через раз, когда еще куда-нибудь поедешь…
Я назвал Сиену. Он сказал:
— Вот и хорошо, пусть в Италию.
Это было, наверное, лет семнадцать назад.
Получилось так, что я приехал в Сиену преподавать в Академии Киджана не из Москвы. Жду Наташу, а она не едет ко мне, дело тормозится. И потекли дни, которые состояли из того, что я просыпался, звонил в министерство, завтракал, опять звонил в министерство, уходил преподавать в академию, возвращался — звонил. Но Иванько то на совещании, то сейчас не может… Должен отметить, что иногда он все-таки брал трубку, мы с ним говорили. Он опять обещал — сделаю, не волнуйся.
В результате Наташе стали оформлять визу. А после Сиены у меня были гастроли в Финляндии, на фестивале в Кухмо, без заезда в Москву. Проходил день за днем, из двух недель в Сиене осталась уже одна. Он говорил — да-да-да, все будет в порядке, раз обещал — сделаю. И вот в одном телефонном разговоре с Наташей выясняется, что она в Италию никак не успевает, потому что ей сообщили, что нет разрешения на выезд (тогда была система двух виз — одна въездная, другая выездная).
Я предупредил своего приятеля Сеппо Киманена, хозяина фестиваля в Кухмо, чтобы он на меня не обижался, но, если ее не выпустят, он должен быть готов к тому, что я не приеду. Моя логика была проста: я не прошу выпустить жену в Италию, а прошу нас временно воссоединить, потому что давно гастролирую. И мне не важно, на какой территории мы встретимся с женой, — мы давно не виделись.
Кончилось все тем, что Наташа все-таки не приехала. У меня было два билета в разные направления. Я сдержал свое слово и вернулся в Москву, поехал тихо на дачу, которую мы снимали на лето. Дней через пять начался скандал — обнаружилось, что меня нет на фестивале. Тогда многие убегали, вот и решили в первый момент, что я тоже сбежал… Им ничего не оставалось, как легализовать выезд моей жены.
По Министерству культуры существовал особый список из пятидесяти представителей культуры, который возглавляли наши знаменитые люди типа Гилельса, Ойстраха и так далее. Предпоследним был Юрий Хатуевич Темирканов… В общем, я был вставлен в самый конец списка, и с тех пор моя жена могла со мной выезжать.
Заложники моей публичной деятельности
Семь лет после окончания консерватории мы с Наташей скитались по общежитиям и чужим квартирам, потом шесть лет снимали дом на Николиной Горе, пока наконец не построили свой.
Сейчас у нас есть и городская квартира в Брюсовом переулке, но, хотя дом напротив консерватории, я ее не люблю. Есть в ней, правда, одно преимущество — она под крышей, а из кухонного окна видны окна квартиры Рихтера на Бронной. Так что мы могли «перемигиваться». Конечно, эта квартира очень удобна для моей дочери Ксюши, ведь она учится в консерватории по классу фортепиано.
Сначала мы с Наташей думали, что никогда не будем учить детей музыке. Это очень сложная специальность, тяжелая. Но так случилось, что в пять Ксюшиных лет мы затеяли ремонт и отправили ее во Львов. А там моя мама и мой старший брат вовсю развивали Ксюше слух. По возвращении выяснилось, что она уже знает ноты, поет какие-то песенки и играет гаммы на рояле. Глупо было теперь не отправить ее в музыкальную школу.
В подготовительную группу она поступила одной из первых. А я-то все думал: звонить в школу, попросить помочь — или нет. Решил — не звонить. Если пройдет, то пусть это будет честно, без моего участия. Она поступила, а потом я получил несколько упреков — зазнался, мол, даже не позвонил, не попросил.
Ксюша была очень интересным, незаурядным ребенком. Сегодня я сознательно приглашаю ее в некоторые свои концерты. Это естественно. Если родители могут чем-то помочь своему ребенку, они должны это делать. К счастью, мне не приходится за нее краснеть. Она умно справляется с этой сложной ситуацией — быть дочерью знаменитого отца. Ее уважают и сверстники, и взрослые. К ней хорошо относятся в консерватории, я это знаю.
Ксюша — сильная личность и тонко чувствующий человек, милый, добрый и талантливый. Я ею очень горжусь. Она счастливо вышла замуж, у нее и у ее мужа одни жизненные ценности — надеюсь, их союз навсегда.
А из сына Саши музыканта не будет. Жаль. У него сразу так замечательно легла в руки скрипка, а это очень дорогого стоит. Если бы у меня было чуть меньше гастролей…
Однажды я брал сына с собой в круиз по Средиземному морю. Купил ему в Париже хорошую скрипку старого мастера. Вижу: мальчик проникся, каждое утро занимается. Вернулись домой, а у меня опять круговерть поездок… Словом, время было упущено.
Саша пока в таком возрасте, когда мальчики проходят все искушения и еще не определились, чем будут заниматься. Он очень способный во многих областях, и чем скорее он сконцентрирует свое внимание на чем-то одном, тем лучше. В нашей специальности, например, уже к двенадцати годам ясно, чтЄ каждый из учеников из себя представляет. А пока Саша получает общее образование.
Видимо, не совсем честно вести такой образ жизни, как я: и семью иметь, и карьеру делать. Я не знаю, кому это удалось уравновесить в полной мере. Тут простая биологическая арифметика: отсутствуя в году почти триста дней, можно ли представить, что я уделяю своей семье достаточно внимания?
Я безумно люблю их всех и чувствую себя виноватым в том, что они, по сути, являются заложниками моей публичной деятельности.
Николина Гора
На Николину Гору я впервые попал, приехав в гости к другу и коллеге альтисту Дмитрию Шебалину, и был совершенно покорен красотами природы. Мы провели тогда несколько замечательных дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
И когда я ему объяснил, что нужно ходатайство Министерства культуры, чтобы в виде исключения разрешили встать на очередь, он сказал:
— Кооператив — это не советская власть, уж я это знаю. Поверьте мне.
И тут у меня вырвалось:
— Да, я знаю, читал. Это ужас — все ваши квартирные перипетии.
Наступила гробовая тишина. Я понял, что облажался и теперь меня либо в Сибирь, либо еще куда. В общем, ужас. И тут он начинает истерически хохотать. Я не выдержал — и тоже. До слез. И сквозь этот смех он тычет пальцем в потолок и говорит:
— А вы знаете, я там такой герой, им всем это так нравится!
Ничего история? Советская такая.
Примерно через год, когда я узнал, что кое-кто иногда выезжает с женами на гастроли, я снова обратился к Иванько. Он сказал, что рассмотрит:
— Сейчас невозможно сразу, а вот через раз, когда еще куда-нибудь поедешь…
Я назвал Сиену. Он сказал:
— Вот и хорошо, пусть в Италию.
Это было, наверное, лет семнадцать назад.
Получилось так, что я приехал в Сиену преподавать в Академии Киджана не из Москвы. Жду Наташу, а она не едет ко мне, дело тормозится. И потекли дни, которые состояли из того, что я просыпался, звонил в министерство, завтракал, опять звонил в министерство, уходил преподавать в академию, возвращался — звонил. Но Иванько то на совещании, то сейчас не может… Должен отметить, что иногда он все-таки брал трубку, мы с ним говорили. Он опять обещал — сделаю, не волнуйся.
В результате Наташе стали оформлять визу. А после Сиены у меня были гастроли в Финляндии, на фестивале в Кухмо, без заезда в Москву. Проходил день за днем, из двух недель в Сиене осталась уже одна. Он говорил — да-да-да, все будет в порядке, раз обещал — сделаю. И вот в одном телефонном разговоре с Наташей выясняется, что она в Италию никак не успевает, потому что ей сообщили, что нет разрешения на выезд (тогда была система двух виз — одна въездная, другая выездная).
Я предупредил своего приятеля Сеппо Киманена, хозяина фестиваля в Кухмо, чтобы он на меня не обижался, но, если ее не выпустят, он должен быть готов к тому, что я не приеду. Моя логика была проста: я не прошу выпустить жену в Италию, а прошу нас временно воссоединить, потому что давно гастролирую. И мне не важно, на какой территории мы встретимся с женой, — мы давно не виделись.
Кончилось все тем, что Наташа все-таки не приехала. У меня было два билета в разные направления. Я сдержал свое слово и вернулся в Москву, поехал тихо на дачу, которую мы снимали на лето. Дней через пять начался скандал — обнаружилось, что меня нет на фестивале. Тогда многие убегали, вот и решили в первый момент, что я тоже сбежал… Им ничего не оставалось, как легализовать выезд моей жены.
По Министерству культуры существовал особый список из пятидесяти представителей культуры, который возглавляли наши знаменитые люди типа Гилельса, Ойстраха и так далее. Предпоследним был Юрий Хатуевич Темирканов… В общем, я был вставлен в самый конец списка, и с тех пор моя жена могла со мной выезжать.
Заложники моей публичной деятельности
Семь лет после окончания консерватории мы с Наташей скитались по общежитиям и чужим квартирам, потом шесть лет снимали дом на Николиной Горе, пока наконец не построили свой.
Сейчас у нас есть и городская квартира в Брюсовом переулке, но, хотя дом напротив консерватории, я ее не люблю. Есть в ней, правда, одно преимущество — она под крышей, а из кухонного окна видны окна квартиры Рихтера на Бронной. Так что мы могли «перемигиваться». Конечно, эта квартира очень удобна для моей дочери Ксюши, ведь она учится в консерватории по классу фортепиано.
Сначала мы с Наташей думали, что никогда не будем учить детей музыке. Это очень сложная специальность, тяжелая. Но так случилось, что в пять Ксюшиных лет мы затеяли ремонт и отправили ее во Львов. А там моя мама и мой старший брат вовсю развивали Ксюше слух. По возвращении выяснилось, что она уже знает ноты, поет какие-то песенки и играет гаммы на рояле. Глупо было теперь не отправить ее в музыкальную школу.
В подготовительную группу она поступила одной из первых. А я-то все думал: звонить в школу, попросить помочь — или нет. Решил — не звонить. Если пройдет, то пусть это будет честно, без моего участия. Она поступила, а потом я получил несколько упреков — зазнался, мол, даже не позвонил, не попросил.
Ксюша была очень интересным, незаурядным ребенком. Сегодня я сознательно приглашаю ее в некоторые свои концерты. Это естественно. Если родители могут чем-то помочь своему ребенку, они должны это делать. К счастью, мне не приходится за нее краснеть. Она умно справляется с этой сложной ситуацией — быть дочерью знаменитого отца. Ее уважают и сверстники, и взрослые. К ней хорошо относятся в консерватории, я это знаю.
Ксюша — сильная личность и тонко чувствующий человек, милый, добрый и талантливый. Я ею очень горжусь. Она счастливо вышла замуж, у нее и у ее мужа одни жизненные ценности — надеюсь, их союз навсегда.
А из сына Саши музыканта не будет. Жаль. У него сразу так замечательно легла в руки скрипка, а это очень дорогого стоит. Если бы у меня было чуть меньше гастролей…
Однажды я брал сына с собой в круиз по Средиземному морю. Купил ему в Париже хорошую скрипку старого мастера. Вижу: мальчик проникся, каждое утро занимается. Вернулись домой, а у меня опять круговерть поездок… Словом, время было упущено.
Саша пока в таком возрасте, когда мальчики проходят все искушения и еще не определились, чем будут заниматься. Он очень способный во многих областях, и чем скорее он сконцентрирует свое внимание на чем-то одном, тем лучше. В нашей специальности, например, уже к двенадцати годам ясно, чтЄ каждый из учеников из себя представляет. А пока Саша получает общее образование.
Видимо, не совсем честно вести такой образ жизни, как я: и семью иметь, и карьеру делать. Я не знаю, кому это удалось уравновесить в полной мере. Тут простая биологическая арифметика: отсутствуя в году почти триста дней, можно ли представить, что я уделяю своей семье достаточно внимания?
Я безумно люблю их всех и чувствую себя виноватым в том, что они, по сути, являются заложниками моей публичной деятельности.
Николина Гора
На Николину Гору я впервые попал, приехав в гости к другу и коллеге альтисту Дмитрию Шебалину, и был совершенно покорен красотами природы. Мы провели тогда несколько замечательных дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49