..
* * *
И опять бесшумно скользят во мраке афганской ночи люди-тени, петляют, кружатся в диком, бессмысленном танце вокруг них огоньки шакальих глаз, похожие на пламя церковных свечей, рвется к перевернутому узкому месяцу, вспарывая ночную тишину, опостылевший шакалий вой.
Когда из-за хребта снова появляется диск солнца, каменное нагромождение заканчивается и начинается отлогая осыпь, упирающаяся в покрытую чахлой растительностью равнину, изрезанную оврагами, на дне которых журчат мелкие мутные ручейки.
Группа спускается на равнину окольными путями, в обход осыпи, чтобы не оставлять следов.
Здесь, на ровном месте, американец вдруг начинает мычать и дергаться.
— Понял, полковник, молодец! — говорит Сарматов, расстегивая на его брюках «молнию» и подставляя флягу...
С удивлением наблюдают мужики из группы Савелова за происходящим. Сам Савелов не может скрыть отвращения, глядя, как американец пьет мочу.
— Не нравится, капитан? — спрашивает его Бурлак.
— Фу, блин, лучше подохнуть, чем это! — сдерживая рвотные позывы, отвечает тот и смотрит на часы. — Впрочем, это не мое дело. Уже завтра закатимся с тестем в Сандуны...
— Не гуторь гоп, пока коня не взнуздаешь! — замечает Сарматов, поливая мочой забинтованное предплечье американца.
— Думаешь, вертушка не прилетит? — с тревогой спрашивает Савелов.
— Пусть слон думает — у него голова большая, — со злостью бросает Сарматов.
Оставляя в розовом рассветном небе четкий инверсионный след, со стороны пакистанской границы появляются два «Фантома». Сверкнув на вираже крыльями, они скрываются за отрогами, и скоро с той стороны громыхают взрывы, а через несколько секунд «Фантомы» ложатся на обратный курс и скрываются за хребтом.
— Ты думаешь?.. — Савелов хватает Сарматова за рукав. В голосе его неприкрытая тревога.
— Сказал же: слон пусть думает!..
— Но это... это бандитизм!.. Международный разбой!.. — взрывается Савелов.
— Эх, Савелов!... Чья бы корова мычала, а уж нашей-то лучше молчать!.. Но тем не менее яйца отрывать рано...
— Какие яйца? — непонимающе таращит глаза капитан.
— Шутка, капитан, — усмехается Сарматов и кричит: — Мужики, американца будем нести по очереди. А теперь ноги в руки — и полный вперед. Может, успеем, может, кто живой еще!..
— Есть, командир!.. — отвечает Алан и, взвалив на плечи американца, трусцой пускается в бег. За ним срывается вся группа.
Забыв о маскировке, бегом бойцы торопятся к тому месту, откуда должна была забрать их вертушка. Бежать тяжело, но они в считанные минуты пересекают долину, преодолевают каменные завалы и выскакивают на плато, на котором, застилая небо черным дымом, догорает камуфлированный вертолет.
— Сушим весла, мужики! — вырывается у Бурлака, он, не сдерживая ярость, кричит: — Бля, чтоб рога на их тупых лбах выросли!.. Чем думали, посылая вертушку без прикрытия?!
Перед бойцами груда искореженного взрывом, оплавленного металла, бывшего еще час назад боевым вертолетом. В этой груде два обгорелых трупа. Третий в стороне, метрах в пятнадцати. Сарматов склоняется над ним — славянскими синими глазами смотрит в раскаленное азиатское небо командир вертолета. В обугленной руке, словно пропуск на тот свет, торчит полетная карта, в другой намертво зажат огрызок карандаша. Сарматов тянет на себя карту, и обгорелая рука отдает ее. На карте прочерчена свежая неровная стрелка к кишлаку в горных отрогах, на юго-западе от пакистанской границы, и прямо по карте, по оранжевым афганским горам и желтым плато начерчены крупные, корявые буквы: «МАЙОР... ОБНАРУЖИЛ БАЗУ „ДУХОВ“... КИШЛАК ТАГАНЛЫ... ПЕРЕДАЛ НАШИМ... УМИРАЮ...»
— Спасибо, капитан! — глухо говорит Сарматов и закрывает ладонью его синие глаза. — Зачем же ты согласился лететь без прикрытия, парень?..
— Бля, это племя интендантское горючку для истребителей небось загнал за «зеленые» на кабульском базаре! — опять взрывается Бурлак.
— Или в бодуне были после Дня Победы! — подхватывает старший лейтенант Прохоров. — Что им наши жизни — бабы новых солдат нарожают!
Силин, словно очнувшись от летаргической полудремы, в которой он пребывает последнее время, неожиданно зло кричит Сарматову:
— Командир, ты вот говорил нам: «Задание, братва, государственной важности», а они положили с прибором на нас, на вертушку и летунов и на твое «государственной важности»!.. Да для всей их шоблы чем больше бардака, тем больше в масть!.. Чем дольше эта мясорубка, тем «зеленых» в карманах гуще!.. Что, не так, Сармат? Не так было в Анголе, в Мозамбике, в Сирии, а уж про Никарагуа я вообще молчу!
— Все так! — орет в ответ Бурлак. — Только ты чего это командира лечишь? Он, что ли, тебя сюда послал, а сам в кабинете сидит и коньяк распивает? Он же тоже здесь, с нами, и ему, как и тебе, теперь смерть в улыбке скалится.
— Сцепились, петухи! — встает между ними Морозов. — Кончай базар! Ребят по-людски похоронить надо, а они отношения выясняют.
— Не надо! — громко произносит Сарматов. — Ничего здесь не трогать!
— Ты что, командир?! — вскидывается Алан. — «Духи» носы, уши резать будут!..
— Не трогать! — повторят тот. — Если ребят похороним, то «духи» поймут, что мы здесь были, и по следу пойдут. А так они нас ждать будут. Не дождутся — могут подумать, что в «зеленке» напалмом нас накрыли... Не по-людски, конечно, ребят так оставлять, но что поделаешь! А сейчас уходим, пока пакистанская ИСА, спецслужба, не объявилась!..
Бойцы отходят от разгромленной вертушки. Внезапно Силин выбивается из группы и бросается на американца:
— Надо этого пидора за ребят!.. Пусть ему уши режут!..
— Тыкву напекло! — отшвыривает его Сарматов.
— Тебе напекло! — кричит Силин. — Как ты с ним триста верст оттопаешь? Или он жмур, или мы все, непонятно, что ли?!
— Он, кажется, прав, майор! — глядя на Сарматова, подтверждает Савелов.
— Кажется — перекрестись! — обрывает его Сарматов и обращается к бойцам: — Мужики, у нас есть еще страховочная точка... Рандеву с вертушкой... в сорока километрах отсюда. Не будем терять времени! — Он показывает на затянутые маревом скалы. — Туда, аллюр три креста, марш!
Футбольным мячом мотается за спиной Алана голова американца, пузырится на его губах кровавая пена. А над спасительными скалами, как маятник огромных божьих часов, мечется солнце, слепит глаза, заливает жарким потом их лица и спины...
Достигнув скал, все в бессилии бросаются на камни, но жесткая команда Сарматова вновь поднимает их на ноги:
— Всем замаскироваться и приготовиться к бою!..
И едва группа успевает прийти в себя, как из-за хребта, со стороны пакистанской границы, появляются два тяжелых десантных вертолета с пакистанскими опознавательными знаками. На долину, где до этого царила мертвая тишина, обрушивается грохот мощных двигателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
* * *
И опять бесшумно скользят во мраке афганской ночи люди-тени, петляют, кружатся в диком, бессмысленном танце вокруг них огоньки шакальих глаз, похожие на пламя церковных свечей, рвется к перевернутому узкому месяцу, вспарывая ночную тишину, опостылевший шакалий вой.
Когда из-за хребта снова появляется диск солнца, каменное нагромождение заканчивается и начинается отлогая осыпь, упирающаяся в покрытую чахлой растительностью равнину, изрезанную оврагами, на дне которых журчат мелкие мутные ручейки.
Группа спускается на равнину окольными путями, в обход осыпи, чтобы не оставлять следов.
Здесь, на ровном месте, американец вдруг начинает мычать и дергаться.
— Понял, полковник, молодец! — говорит Сарматов, расстегивая на его брюках «молнию» и подставляя флягу...
С удивлением наблюдают мужики из группы Савелова за происходящим. Сам Савелов не может скрыть отвращения, глядя, как американец пьет мочу.
— Не нравится, капитан? — спрашивает его Бурлак.
— Фу, блин, лучше подохнуть, чем это! — сдерживая рвотные позывы, отвечает тот и смотрит на часы. — Впрочем, это не мое дело. Уже завтра закатимся с тестем в Сандуны...
— Не гуторь гоп, пока коня не взнуздаешь! — замечает Сарматов, поливая мочой забинтованное предплечье американца.
— Думаешь, вертушка не прилетит? — с тревогой спрашивает Савелов.
— Пусть слон думает — у него голова большая, — со злостью бросает Сарматов.
Оставляя в розовом рассветном небе четкий инверсионный след, со стороны пакистанской границы появляются два «Фантома». Сверкнув на вираже крыльями, они скрываются за отрогами, и скоро с той стороны громыхают взрывы, а через несколько секунд «Фантомы» ложатся на обратный курс и скрываются за хребтом.
— Ты думаешь?.. — Савелов хватает Сарматова за рукав. В голосе его неприкрытая тревога.
— Сказал же: слон пусть думает!..
— Но это... это бандитизм!.. Международный разбой!.. — взрывается Савелов.
— Эх, Савелов!... Чья бы корова мычала, а уж нашей-то лучше молчать!.. Но тем не менее яйца отрывать рано...
— Какие яйца? — непонимающе таращит глаза капитан.
— Шутка, капитан, — усмехается Сарматов и кричит: — Мужики, американца будем нести по очереди. А теперь ноги в руки — и полный вперед. Может, успеем, может, кто живой еще!..
— Есть, командир!.. — отвечает Алан и, взвалив на плечи американца, трусцой пускается в бег. За ним срывается вся группа.
Забыв о маскировке, бегом бойцы торопятся к тому месту, откуда должна была забрать их вертушка. Бежать тяжело, но они в считанные минуты пересекают долину, преодолевают каменные завалы и выскакивают на плато, на котором, застилая небо черным дымом, догорает камуфлированный вертолет.
— Сушим весла, мужики! — вырывается у Бурлака, он, не сдерживая ярость, кричит: — Бля, чтоб рога на их тупых лбах выросли!.. Чем думали, посылая вертушку без прикрытия?!
Перед бойцами груда искореженного взрывом, оплавленного металла, бывшего еще час назад боевым вертолетом. В этой груде два обгорелых трупа. Третий в стороне, метрах в пятнадцати. Сарматов склоняется над ним — славянскими синими глазами смотрит в раскаленное азиатское небо командир вертолета. В обугленной руке, словно пропуск на тот свет, торчит полетная карта, в другой намертво зажат огрызок карандаша. Сарматов тянет на себя карту, и обгорелая рука отдает ее. На карте прочерчена свежая неровная стрелка к кишлаку в горных отрогах, на юго-западе от пакистанской границы, и прямо по карте, по оранжевым афганским горам и желтым плато начерчены крупные, корявые буквы: «МАЙОР... ОБНАРУЖИЛ БАЗУ „ДУХОВ“... КИШЛАК ТАГАНЛЫ... ПЕРЕДАЛ НАШИМ... УМИРАЮ...»
— Спасибо, капитан! — глухо говорит Сарматов и закрывает ладонью его синие глаза. — Зачем же ты согласился лететь без прикрытия, парень?..
— Бля, это племя интендантское горючку для истребителей небось загнал за «зеленые» на кабульском базаре! — опять взрывается Бурлак.
— Или в бодуне были после Дня Победы! — подхватывает старший лейтенант Прохоров. — Что им наши жизни — бабы новых солдат нарожают!
Силин, словно очнувшись от летаргической полудремы, в которой он пребывает последнее время, неожиданно зло кричит Сарматову:
— Командир, ты вот говорил нам: «Задание, братва, государственной важности», а они положили с прибором на нас, на вертушку и летунов и на твое «государственной важности»!.. Да для всей их шоблы чем больше бардака, тем больше в масть!.. Чем дольше эта мясорубка, тем «зеленых» в карманах гуще!.. Что, не так, Сармат? Не так было в Анголе, в Мозамбике, в Сирии, а уж про Никарагуа я вообще молчу!
— Все так! — орет в ответ Бурлак. — Только ты чего это командира лечишь? Он, что ли, тебя сюда послал, а сам в кабинете сидит и коньяк распивает? Он же тоже здесь, с нами, и ему, как и тебе, теперь смерть в улыбке скалится.
— Сцепились, петухи! — встает между ними Морозов. — Кончай базар! Ребят по-людски похоронить надо, а они отношения выясняют.
— Не надо! — громко произносит Сарматов. — Ничего здесь не трогать!
— Ты что, командир?! — вскидывается Алан. — «Духи» носы, уши резать будут!..
— Не трогать! — повторят тот. — Если ребят похороним, то «духи» поймут, что мы здесь были, и по следу пойдут. А так они нас ждать будут. Не дождутся — могут подумать, что в «зеленке» напалмом нас накрыли... Не по-людски, конечно, ребят так оставлять, но что поделаешь! А сейчас уходим, пока пакистанская ИСА, спецслужба, не объявилась!..
Бойцы отходят от разгромленной вертушки. Внезапно Силин выбивается из группы и бросается на американца:
— Надо этого пидора за ребят!.. Пусть ему уши режут!..
— Тыкву напекло! — отшвыривает его Сарматов.
— Тебе напекло! — кричит Силин. — Как ты с ним триста верст оттопаешь? Или он жмур, или мы все, непонятно, что ли?!
— Он, кажется, прав, майор! — глядя на Сарматова, подтверждает Савелов.
— Кажется — перекрестись! — обрывает его Сарматов и обращается к бойцам: — Мужики, у нас есть еще страховочная точка... Рандеву с вертушкой... в сорока километрах отсюда. Не будем терять времени! — Он показывает на затянутые маревом скалы. — Туда, аллюр три креста, марш!
Футбольным мячом мотается за спиной Алана голова американца, пузырится на его губах кровавая пена. А над спасительными скалами, как маятник огромных божьих часов, мечется солнце, слепит глаза, заливает жарким потом их лица и спины...
Достигнув скал, все в бессилии бросаются на камни, но жесткая команда Сарматова вновь поднимает их на ноги:
— Всем замаскироваться и приготовиться к бою!..
И едва группа успевает прийти в себя, как из-за хребта, со стороны пакистанской границы, появляются два тяжелых десантных вертолета с пакистанскими опознавательными знаками. На долину, где до этого царила мертвая тишина, обрушивается грохот мощных двигателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47