— захохотал рыжий Бейли. — С тех пор старина Майк трахает смазливых китаянок по сотне в месяц.
— Что такое трахает?
— Да, ты, смотрю, совсем плох, парень! — согнал с лица улыбку рыжий Бейли.
— В знак братства тех, кто нюхал порох в боях с коммунистами, я как-нибудь навещу тебя, Джон, — пожимая руку Сарматова, сказал на прощание комиссар Корвилл и склонился к его уху: — К тому же меня просили по возможности помогать тебе с проблемами...
— Кто просил?
— Наш общий друг Джордж Метлоу.
— Вы знакомы с Джорджем? — обрадовался Сарматов.
— Еще со времен войны с Вьетконгом. Джордж был командиром нашей роты болотных коммандос и, уверяю тебя, — хорошим парнем. Однако сегодня вам здорово повезло, что мы успели вовремя.
— Но как вы узнали, что мы попали в лапы к кяфырам? — удивился Юсуф.
— Моя профессия, док, вовремя узнавать обо всем, — усмехнулся Корвилл и повернулся к Сарматову. — Кстати, Джон, по просьбе Джорджа я связался с профессором Осирой. Он готов познакомиться с тобой уже сегодня.
У доктора Юсуфа от удивления открылся рот.
— Старый Осира практикует за городом, в синтоистском монастыре, — подал голос сержант Бейли. — Чтобы вы снова не вляпались в какое-нибудь дерьмо, парни, надеюсь, не будете против, если рыжий Бейли прямо сейчас подбросит вас туда.
— О, сахиб! — вознес руки к небу Юсуф.
* * *
Покружив по крутым пригородным автострадам, полицейский «Форд» остановился перед металлическим забором, за которым среди цветущей сакуры проглядывали несколько строений в старом японском стиле, окруженных резными деревянными колоннами, поддерживающими вздернутые углы темных черепичных крыш. От созерцания монастыря, будто сошедшего с картины древнего японского художника, Сарматова оторвал рокочущий бас рыжего Бейли:
— Мистер Карпентер, Патрик Бейли, по прозвищу Бешеный коп Бейли, будет рад когда-нибудь увидеть тебя в полном здравии. А если у тебя возникнут проблемы, спроси обо мне или мистере Корвилле в любом китайском борделе или портовом притоне, и там всегда подскажут, где нас найти.
— Что такое притон?
— Это там, где тусуются наркоманы, карточные шулера, проститутки, гомики, убийцы, воры, садисты и прочая пакость, мистер Карпентер.
— Я не помню, что это такое, но, наверное, что-то очень нехорошее...
— Упаси тебя бог, парень, вляпаться в их компанию, как когда-то вляпался в это дерьмо друг комиссара Корвилла Майк, по прозвищу Крутой Крек!.. — сжав веснушчатой лапой руку Сарматова, пробасил полицейский сержант.
По лицу седого старика-японца, сидящего на циновке, блуждала загадочная, доброжелательная улыбка. Временами он бросал на сидящих напротив Сарматова и доктора Юсуфа цепкие взгляды и тут же отводил раскосые глаза в сторону. Сарматов участия в разговоре не принимал. Он внимательно изучал такономе — нишу с икебаной, имеющуюся в каждом японском доме, и какомоно — картину с традиционным японским пейзажем.
Выслушав от Юсуфа историю злоключений Сарматова, старик вздохнул и отвернулся к окну, за которым опадали с отцветающей сакуры нежно-розовые лепестки.
— "Печальный, печальный мир! Даже когда расцветают вишни... Даже тогда..." — с грустью процитировал он средневекового японского поэта и, выдержав долгую паузу, добавил: — За долгие годы жизни старый бродячий самурай Осира сделал лишь один правильный вывод: нам не дано изменить наш мир, но мы можем ценой жертвенного служения долгу изменить себя, и тогда, возможно, в мире будет меньше горя и слез.
— Истинно так, — поспешил согласиться Юсуф.
— Нет сомнений, уважаемый коллега, — повернулся старик к нему, — ваш друг обладает очень сильным характером и волей. Его лицо напоминает мне маску... Маску мицухире — японского героя-воина. В его жизни, вероятно, были страдания и проблемы при исполнении долга, но я вижу, что они не ожесточили его душу. Смирение, с каким он переносит выпавшие на его долю испытания, вызывает у старого Осира восхищение, ведь смирение и покорность судьбе — отличительная черта моих соплеменников, коллега. Я рад, что эти качества свойственны и другим народам.
— Уважаемый сенсей, да продлит Аллах ваши дни, у моего друга есть надежда, что память когда-нибудь вернется к нему?
— Старый Осира не может пока ответить положительно на этот вопрос. Сознание пациента все еще полностью разъято с его подсознательной основой.
— Значит, ответ сенсея — отрицательный?
— Старый Осира не может дать и отрицательного ответа, — бросив на Юсуфа короткий взгляд, скупо улыбнулся японец.
Не по-стариковски легко поднявшись с циновки, он кивком головы пригласил Юсуфа следовать за ним в ухоженный японский дворик.
Углубившись в созерцание такономе, Сарматов, не заметив их ухода, остался сидеть на циновке.
— "Печальный, печальный мир! Даже когда расцветают вишни... Даже тогда..." — созерцая деревце сакуры, повторил во дворике Осира-сан. — Ваш друг лишен памяти и вследствие этого — национальности, образования, тепла близких людей. Но главное: он лишен собственного "я". Он чистый лист бумаги, на котором теперь любой может написать иероглифы добра и, увы, иероглифы зла...
— Мне нечего возразить, уважаемый сенсей, — отозвался Юсуф. — Я лишь осмеливаюсь просить уважаемого сенсея, чтобы он начертал хотя бы несколько иероглифов добра на белом листе жизни несчастного, чтобы в последующей его жизни было меньше иероглифов зла...
— Вы угадываете извилистый путь моих мыслей! — улыбнулся Осира. — Но осознать свое "я" он должен сам. Я могу лишь направить его по верному пути и предостеречь от соблазнов и ошибок, да и то в том лишь случае, если больной полностью доверится мне...
— Что вы имеете в виду, уважаемый Осира-сан?
— В моей клинике я помогаю пациентам постигать сущность бытия и избавляться от психических недугов при помощи древнего искусства японцев дзен в традициях школы Риндзай по методике коанов. Тренировки по этой системе и по методике дзадзен способствуют самососредоточению, наблюдательности, бдительности, путем выключения рационального сознания. В процессе медитации и интенсивных тренировок больной может воссоединить свое сознание с подсознательной основой, но при условии полного доверия к своему учителю.
— Осмелюсь спросить, профессор, что такое методика коанов?
— Коаны — это задачи, через решение которых в процессе медитации человек переходит к другому виду мышления, дающему возможность познавать тайны бытия и по-новому видеть события в его жизни. Решение коана сопровождается вспышками психической энергии в виде импульсов, высветляющих память, и приливами сверхчувствительности, которые можно назвать озарением. Японцы называют это состояние сатори. При сатори к человеку приходит понимание подлинной сути вещей и событий, а через это — осознание своего "я" в окружающем его мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Что такое трахает?
— Да, ты, смотрю, совсем плох, парень! — согнал с лица улыбку рыжий Бейли.
— В знак братства тех, кто нюхал порох в боях с коммунистами, я как-нибудь навещу тебя, Джон, — пожимая руку Сарматова, сказал на прощание комиссар Корвилл и склонился к его уху: — К тому же меня просили по возможности помогать тебе с проблемами...
— Кто просил?
— Наш общий друг Джордж Метлоу.
— Вы знакомы с Джорджем? — обрадовался Сарматов.
— Еще со времен войны с Вьетконгом. Джордж был командиром нашей роты болотных коммандос и, уверяю тебя, — хорошим парнем. Однако сегодня вам здорово повезло, что мы успели вовремя.
— Но как вы узнали, что мы попали в лапы к кяфырам? — удивился Юсуф.
— Моя профессия, док, вовремя узнавать обо всем, — усмехнулся Корвилл и повернулся к Сарматову. — Кстати, Джон, по просьбе Джорджа я связался с профессором Осирой. Он готов познакомиться с тобой уже сегодня.
У доктора Юсуфа от удивления открылся рот.
— Старый Осира практикует за городом, в синтоистском монастыре, — подал голос сержант Бейли. — Чтобы вы снова не вляпались в какое-нибудь дерьмо, парни, надеюсь, не будете против, если рыжий Бейли прямо сейчас подбросит вас туда.
— О, сахиб! — вознес руки к небу Юсуф.
* * *
Покружив по крутым пригородным автострадам, полицейский «Форд» остановился перед металлическим забором, за которым среди цветущей сакуры проглядывали несколько строений в старом японском стиле, окруженных резными деревянными колоннами, поддерживающими вздернутые углы темных черепичных крыш. От созерцания монастыря, будто сошедшего с картины древнего японского художника, Сарматова оторвал рокочущий бас рыжего Бейли:
— Мистер Карпентер, Патрик Бейли, по прозвищу Бешеный коп Бейли, будет рад когда-нибудь увидеть тебя в полном здравии. А если у тебя возникнут проблемы, спроси обо мне или мистере Корвилле в любом китайском борделе или портовом притоне, и там всегда подскажут, где нас найти.
— Что такое притон?
— Это там, где тусуются наркоманы, карточные шулера, проститутки, гомики, убийцы, воры, садисты и прочая пакость, мистер Карпентер.
— Я не помню, что это такое, но, наверное, что-то очень нехорошее...
— Упаси тебя бог, парень, вляпаться в их компанию, как когда-то вляпался в это дерьмо друг комиссара Корвилла Майк, по прозвищу Крутой Крек!.. — сжав веснушчатой лапой руку Сарматова, пробасил полицейский сержант.
По лицу седого старика-японца, сидящего на циновке, блуждала загадочная, доброжелательная улыбка. Временами он бросал на сидящих напротив Сарматова и доктора Юсуфа цепкие взгляды и тут же отводил раскосые глаза в сторону. Сарматов участия в разговоре не принимал. Он внимательно изучал такономе — нишу с икебаной, имеющуюся в каждом японском доме, и какомоно — картину с традиционным японским пейзажем.
Выслушав от Юсуфа историю злоключений Сарматова, старик вздохнул и отвернулся к окну, за которым опадали с отцветающей сакуры нежно-розовые лепестки.
— "Печальный, печальный мир! Даже когда расцветают вишни... Даже тогда..." — с грустью процитировал он средневекового японского поэта и, выдержав долгую паузу, добавил: — За долгие годы жизни старый бродячий самурай Осира сделал лишь один правильный вывод: нам не дано изменить наш мир, но мы можем ценой жертвенного служения долгу изменить себя, и тогда, возможно, в мире будет меньше горя и слез.
— Истинно так, — поспешил согласиться Юсуф.
— Нет сомнений, уважаемый коллега, — повернулся старик к нему, — ваш друг обладает очень сильным характером и волей. Его лицо напоминает мне маску... Маску мицухире — японского героя-воина. В его жизни, вероятно, были страдания и проблемы при исполнении долга, но я вижу, что они не ожесточили его душу. Смирение, с каким он переносит выпавшие на его долю испытания, вызывает у старого Осира восхищение, ведь смирение и покорность судьбе — отличительная черта моих соплеменников, коллега. Я рад, что эти качества свойственны и другим народам.
— Уважаемый сенсей, да продлит Аллах ваши дни, у моего друга есть надежда, что память когда-нибудь вернется к нему?
— Старый Осира не может пока ответить положительно на этот вопрос. Сознание пациента все еще полностью разъято с его подсознательной основой.
— Значит, ответ сенсея — отрицательный?
— Старый Осира не может дать и отрицательного ответа, — бросив на Юсуфа короткий взгляд, скупо улыбнулся японец.
Не по-стариковски легко поднявшись с циновки, он кивком головы пригласил Юсуфа следовать за ним в ухоженный японский дворик.
Углубившись в созерцание такономе, Сарматов, не заметив их ухода, остался сидеть на циновке.
— "Печальный, печальный мир! Даже когда расцветают вишни... Даже тогда..." — созерцая деревце сакуры, повторил во дворике Осира-сан. — Ваш друг лишен памяти и вследствие этого — национальности, образования, тепла близких людей. Но главное: он лишен собственного "я". Он чистый лист бумаги, на котором теперь любой может написать иероглифы добра и, увы, иероглифы зла...
— Мне нечего возразить, уважаемый сенсей, — отозвался Юсуф. — Я лишь осмеливаюсь просить уважаемого сенсея, чтобы он начертал хотя бы несколько иероглифов добра на белом листе жизни несчастного, чтобы в последующей его жизни было меньше иероглифов зла...
— Вы угадываете извилистый путь моих мыслей! — улыбнулся Осира. — Но осознать свое "я" он должен сам. Я могу лишь направить его по верному пути и предостеречь от соблазнов и ошибок, да и то в том лишь случае, если больной полностью доверится мне...
— Что вы имеете в виду, уважаемый Осира-сан?
— В моей клинике я помогаю пациентам постигать сущность бытия и избавляться от психических недугов при помощи древнего искусства японцев дзен в традициях школы Риндзай по методике коанов. Тренировки по этой системе и по методике дзадзен способствуют самососредоточению, наблюдательности, бдительности, путем выключения рационального сознания. В процессе медитации и интенсивных тренировок больной может воссоединить свое сознание с подсознательной основой, но при условии полного доверия к своему учителю.
— Осмелюсь спросить, профессор, что такое методика коанов?
— Коаны — это задачи, через решение которых в процессе медитации человек переходит к другому виду мышления, дающему возможность познавать тайны бытия и по-новому видеть события в его жизни. Решение коана сопровождается вспышками психической энергии в виде импульсов, высветляющих память, и приливами сверхчувствительности, которые можно назвать озарением. Японцы называют это состояние сатори. При сатори к человеку приходит понимание подлинной сути вещей и событий, а через это — осознание своего "я" в окружающем его мире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67